Сказка про… семейку монстриков

Жила-была семейка Монстриков, очень необычных, страшненьких, ужастненьких и… трусливых. Боялись они всего и друг друга в первую очередь. Целыми днями они прятались, выбираясь из своих укрытий лишь ночью. Но, стоило где-то мелькнуть свету, как они замирали, застывали и не дышали.

Однажды вечером случилось непредвиденное. Ночь спустилась на землю, погасли огни и монстрики зашевелились, решив размяться и хоть немного побеседовать.

– Доброй ночи! – проскрипел монстр стол. Он был отцом братьев близнецов, монстриков-стульев.

– И вам, и вам! – слышался шепот со всех сторон, углов и даже из кухни.

– Ах! – вздохнула монстрик-гардина, чихнула и выглянула между сестер-штор, впустив каплю света с улицы.

– Ой, ой! – понеслось со всех сторон и тут же все затихло.

Монстрики замерли и настороженно ждали.

Гардина плавно упала, шторы недовольно сдвинулись. И только самый главный монстр-шкаф, скрипнув дверью, прошептал:

– Уважаемое Кресло! Мне не хотелось бы вас пугать, но на вас напало что-то неведомое доныне и непонятное.

– Ох-хо! – испуганно издало кресло. – Мне срочно нужна помощь! Кто-то может мне помочь?!

Однако монстрики молчали, зажмурив глаза и навострив ушки. Кресло же пыжилось, кряхтело, пытаясь разглядеть того, кто на него напал, но у него не получалось.

– Отчего же вы молчите? Мы же семья. Мы же дружим! Хотя-бы скажите мне кто на мне?

Легкий скрип, кряхтение и тишина. Совсем немного, но креслу это показалось вечностью. И вдруг все услышали мягкий шелест, такой тихий и нежный, а за ним ласковый голосок.

– Я так понимаю, разговор идет обо мне. Прошу прощение, только я не думал нападать. Нас не познакомили. Я – плед. Меня просто забыли здесь, а может и оставили.

– Плед? – уточнило кресло.

– Плед? – сыпались вопросы со всех сторон. – Что вы такое? Откуда прибыли?

– Я жил в шкафу, до сегодня. Я небольшое, тонкое одеяло.

– Да-да! – высунуло уголок старенькое, знакомое монстрикам одеяло. – Плед наш родственник. Холода идут, вот его и взяли, укрывать малыша.

– Укрывать малыша? – снова испугались монстрики. – Это – какого же? Это – чьего же? У стола сыновья взрослые, внуки-пуфы тоже не малыши. У шкафов ящички… – перечисляли и перечисляли монстрики.

– Хлоп-хлоп, ха-ха, хлоп-хлоп! – закатился в большую комнату мяч. – Какие же вы смешные! А еще Монстрики! Разве вы монстры, раз света боитесь, жмуритесь и дрожите, глаза жмурите?

– Вы кто, вы кто?! – слышалось со всех сторон.

– Я – мяч! Я тут давно, пылюсь под кроватью.

– Подомной?! – скрипнула удивленно кровать из спальни.

– Ага! Под вами, уважаемая. Я там лежал давно, с тех пор, когда хозяева наши перестали быть детьми. А теперь у нас появился новый малыш. И он будет со мной играть. Так что прекращайте трястись и скрипеть. Подпевайте колыбельке, чтобы Малыш наш сладко спал, а днем играл!

– Мы попытаемся. – скрипнул, зевая главный монстр-шкаф, легонько хлопнул дверцей и повторил, отвечая за всех. – Постараемся!

Сказки

Приключения Калошки или очень познавательная сказка

Жила-была маленькая Калошка.

Ой! Ну, конечно же, не так! Жили да были две маленькие Калошки, сестренки-близняшки, Правая и Левая. Обитали они в своей коробке, в большом магазине, где днями было очень людно и много-много света. А ночью, все затихало, и когда крышка закрывалась, сестренки засыпали. Они были очень похожи, но вот характером совершенно разные. Левая – спокойная и покладистая, она радовалась каждому дню и всему удивлялась, чтобы не происходило вокруг. А Правая была любознательной мечтательницей. Ей так хотелось поскорее отправиться в путешествие, что она просто не могла устоять на месте и постоянно сваливалась с полки. Если же их обходили стороной и не вытаскивали на свет, то она, лежа в коробке с приоткрытой крышкой, все равно выискивала кусочек большого Мира и фантазировала, фантазировала…

Левая Калошка только вздыхала, на постоянное бурчание сестренки, да вечерами повторяла:

– Угомонись, а! Вот купят нас, находишься-набегаешься. Дай хотя бы сейчас выспаться.

– Какая же ты вредина! – отвечала ей Правая, но тут же улыбалась и прижималась к щеке сестрички своим лакированным носом, представляя тот загадочный большой Мир. Как они, с сестрой, встретятся с ним, и он полюбит их и подарит множество впечатлений. Впечатлений…

Каких? Да, разных! Лёжа в своей коробке Калошка не задумывалась над этим, она, размечтавшись, засыпала, и снились ей яркие, красочные сны. Там, в своих снах, она бегала по полям и долинам, утопая в сочной, высокой траве. Такой, как была изображена на стене напротив полки, на которой они с сестрой частенько красовались. Там, в своих снах, она умывалась теплым, музыкальным дождиком, который так часто видела за большим окном их дома-магазина. Там, в своем сне, она неслась, подобно лодке по веселой реке, распевая песни с родничками, что приплывали с ней познакомиться. И было это так же весело, как в экране большого телевизора, что работал в соседнем отделе.

– Какая же ты неугомонная! – вздыхала ее сестричка, Левая Калошка. – Вот не выдумывала бы себе распрекрасный Мир, а послушала бы лучше, что говорит опытная, повидавшая виды Обувь, заходя к нам в гости.

– Скажешь тоже – опытные! Да они старые и усталые! А говорят всякую ерунду, что бы тебя, несмышлёную, запугать. Что бы ты спряталась. Что бы нас не увидели и не купили. Потому что, если нас купят, им придется уйти на пенсию! Да, да, именно на пенсию и поселиться в темном чулане!

– Ой, не знаю, не знаю! Мне кажется, что это ты легко смотришь на жизнь.

– Сестра! На Жизнь и надо смотреть легко и счастливо. Трудности придут сами.

– Эхе-хе. – вздохнула в ответ Левая Калошка и, ничего не ответив, закрыла глаза.

Летели недели, за ними месяцы. Сменялась погода за окном. Деревья сбросили свои белые шубы, умылись и озеленились. Калошки больше не выходили на «работу», красоваться на витрине, лежали в коробке, обнявшись. И если Левая, зевнув, уснула, решив так коротать свой век, то Правая, поспав совсем немножечко, отодвинулась от сестры и потихонечку, помаленечку, чтобы не разбудить ее, старалась выбраться. Она задирала и задирала свой носик, пока крышка не сжалилась над ней и не сдвинулась в сторону. Совсем немного. Но ей и этого было достаточно. Она видела Мир. Она ловила рассказы всех тех, кто забегал, заходил, заглядывал в магазин. И ждала, ждала, ждала…

Однажды, когда сон совсем одолел Правую Калошку, яркая вспышка света ворвалась так неожиданно, что Калошка, еще не проснувшись как следует, сжала веки и перестала дышать, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Люди гомонили, обувь кряхтела, и сквозь все это пробивалось одно, самое волшебное слово – ДОЖДЬ!

– Дождь! – вскликнула Правая Калошка. Да так громко, что сестра ее подпрыгнула.

Они снова стояли на почетном месте, в центре большой витрины, рядом с изящными туфлями, неразговорчивыми ботинками и зазнавшимися сапогами.

– Дождь! – повторила Калошка, словно получила самый большой подарок.

Сестра отмолчалась, да и что она могла сказать, ведь этих дождей уже видано-перевидано.

Остальная обувь покосилась на нее, достаточно долго и потеряла к ней всякий интерес.

– Хочу их! – заявила маленькая девочка, с голубыми, веселыми глазами, соломенной челкой, прикрывающей лоб, с завитушками волос, торчащими в разные стороны и танцующими веснушками на носу. – Я хочу их!

– Милая! – наклонилась к ней мама. – Давай хотя бы войдем в магазин.

– Давай войдем. Но, я хочу их!

– Родная, что в них привлекательного? Это же Калоши!

– Нет, это не калоши, а Калошки! И они, они…. Они прекрасные!

– Черные и угрюмые.

– Не правда! – стояла на своем девочка. – Они самые изя… изя..сные!

– Какие?! – засмеялась ее мама.

– Такие, как твои туфли!

– Изящные? – усмехнулась мама. – Это они-то?!

– Они! – твердо заявила девочка. – И я хочу их!

– Вот куда ты будешь в них ходить? Они же только для дождя?

Левая Калошка позевывала, не вникая в разговор за стеклом, а вот Правая, слыша его прекрасно, так мило улыбалась, подмигивая девочки, что яркая звездочка, отражающаяся от светильников на ее носу, постоянно плясала, чем привлекала девчушку еще больше.

– Пожалуйста, давай войдем в магазин, а то на нас уже все смотрят. Выберем самые красивые туфельки или ботиночки. Я куплю тебе все, что понравится.

– Мне нравятся ОНИ! И я хочу их примерить.

– Хорошо, ты их примеряешь. И сама поймешь, что калоши это не то, что надо тебе. В конце концов, это не модно.

Они вошли. Выбрали несколько пар, девчушка все примеряла, подбегая к витрине, кивала Калошкам, словно говоря: «Не волнуйтесь, мы вас купим!»

Наконец мама была довольна и шагала к кассе.

– Мамочка, а калошки?!

– Ты несносная девчонка! – заявила мама и добавила: – Иди, меряй и пойми, наконец, разницу.

И девочка надела их. Радостно смеясь, бегала и прыгала, топала и плясала. Все покупатели, продавцы и просто прохожие мимо отдела, улыбались и ахали. Калошки же так нежно поскрипывали, подпевая ей, что девчушка не могла остановиться.

– Ну, все, все, хватит! Померяла и будет! Нам еще плащик тебе купить.

– Мамочка, я не могу их бросить! – заявила девочка. Тут же прищурила глаз и хитро улыбнувшись, добавила: – А самое главное – на улице дождь! Мамочка, ты же не хочешь, чтобы мои новенькие туфельки намокли и расквасились? А потом зима. Или ты хочешь, чтобы мои валеночки промокли и я заболела? Я же знаю, мамочка, ты этого не хочешь.

– Ну, ты и хитрая! Бери уже, свои калоши!

Калошки сестрички поселились в маленьком уютном доме. У них появилась свое место на полочке в прихожей, самое центральное, среди всей обуви. Но они не загордились. Они скромно стояли тут с вечера до утра. А днем, днем они бегали по лужам и… Правая радостно чвякала, распевая веселую осеннюю песню. А Левая, вздыхала и повторяла:

– Вот он, твой красочный Мир! Холодный, мокрый, серый и полон опасностей.

– Ничегошеньки-то ты не понимаешь. – отвечала ей Правая. – Он невообразимо интересен. И совсем, совсем не опасен!

Приключения начинаются

– Ах! – воскликнула Калошка, глядя вслед удаляющейся белой шубке и красной шапочке с огромным, болтающимся бубоном. – А как же Я?!

Приключение 1

Февраль. Обычно третий месяц зимы холодный, с метелями, лютующими и секущими, с вьюгами, завывающими в печных трубах, со снегами, засыпающими дорожки, дома и все, все остальное. С большими сугробами, снежными замками, довольными снеговиками. Недаром его называют Лютым*. А еще он Февруарий – слово не русское, оно зашло к нам из Византии. Коренные славянские названия сего месяца были другие. Наши предки называли его: сеченъ** и снежен***. Да, у него много – много имен: вельяча – говорят иллирийцы, кроаты – свечен и сечен, карниольцы: свичан, венды: свечник, сечан, друиник, то есть, второй. Сорабы: свечковний, чехи и словаки: унор.

В этот же год февраль был другим, настоящим Бокогреем***** переменчивым, теплым. Без сосулек, свисающих с крыш, с грустными снежными фигурками, нахмуренно поглядывающими на яркое синее небо и радующимися порыву ветра, нагоняющего облака, которые бросают пучки снежинок, а те тут же тают.

– А как же я? – кричала Калошка, погружаясь в рыхлый, посеревший снег. – Сестренка!

Ее отчаянный крик тонул в холодной воде, наполняющей ее до краев. Стало совсем холодно, и она скукожилась, стараясь выплюнуть из себя грязную жижу. Но, увы, ничего не получалось. Ее блестящая резина стала жесткая, а красная стелька, яркая, новенькая, как и она сама, морщилась и темнела, под грузом заполняющим ее. – Се… стре…. Кхе-кхе! – закашлялась Калошка и, уловив последний яркий луч, погрузилась в холодную мглу.

Шло время, Калошка вздыхала, вспоминая веселое время, когда они вдвоем с сестрой-близняшкой, бегали вместе с девочкой Машей, по хрустящему снегу. Гуляли по городу, знакомились и заводили друзей, таких же близнецов, как и они. Она совсем промокла и замерзла. Посопротивлявшись, немного, своей участи, маленькая Калошка уснула.

Страшный скрежет разбудил ее. Калошка открыла глаза, и сердечко ее заколотилось. Яркий свет подарил надежду и она, возвысившись над кучей укрывающей ее, принялась ликовать, что вот сейчас, Машенька заберет ее домой, высушит, согреет, и они снова будут играть. Но, вместо девочки, она разглядела мужчину, в серой одежде и черной шапке, насунутой до самых глаз. Он подхватывал груды снега лопатой и бросал под деревья, убирая с дорожек. Калошка грохнулась, сверху на нее посыпались ворохи снега и мусора. Надежда оборвалась и она, отдаваясь участи, потеряв последние силы и голос, снова закрыла глаза.

– Фыр! – раздалось рядом. – Не съедобная!

– Ой! – испугалась Калошка. – Простите!

– За что же тебя простить? Что не съедобная, или что лежишь тут, в моем дворе?

– Наверное, за то и другое. Здравствуйте!

– Фррр, мяу! Вежливая какая, аж противно. Ты кто такая?

– Я?! Я – Калошка, правая.

– Правая! Это что же, есть еще и левая?

– Да! – обрадовано заговорила Калошка. – Мы близняшки.

– И где же она?

– Потерялась. – слеза сбежала и вырвался всхлип. – Вернее, это я потерялась, застряла в снегу, а они… они, не заметили.

– Не реви! – сказало странное существо и толкнуло ее, легонько. От этого прикосновения Калошке стало теплее, и она спросила:

– Простите! А вы кто?

– Что ты все извиняешься?! – существо подпрыгнуло и сделало круг, виляя хвостом. – Я – кошка!

– Очччень ппприятно! – слегка заикаясь, сказала Калошка.

– А чего икаешь?

– Замерзла.

– Вот же невезение. – Кошка присела и уставилась на Калошку. – И не съесть тебя, и бросить жалко.

– Не бросайте. Пожалуйста! – попросила Калошка.

– Отчего же я такая добрая?! – фыркнула кошка и, схватив Калошку за задник, понесла в дом.

___________________________________

*Лютый (малороссы и поляки);

** Сечень (определение харатейного Вологодского Евангелия);

*** Снежен (Полотского Евангелия);

***** Название февраль в старинных святцах встречается с половины XI века. Поселяне доселе его называют: бокогрей, основываясь на том, что скотина выходит в феврале из хлевов обогревать бока.

Приключение 2

– Веснаааа. – промурчала Кошка сидя на маленьком окошечке чердака. – Н-даа, совсем пахнет весной.

Замолчала, умылась, проворно двигая лапкой, и спрыгнула вниз.

Калошка наблюдала за ней, молча. Она жила здесь, как ей казалось, невероятно долго. Ей было хорошо, рядом с этой пушистой, теплой, хвастливой Кошкой. И все равно, ей очень хотелось найтись и соединиться с сестрой и веселой девочкой Машенькой. Кошка играла с ней, прижималась мордой, щекотала лапкой, а ночью, свернувшись калачиком вокруг нее, засыпала, весело мурча.

– Да, пришла весна! – повторила коша и, прищурив зеленые глаза, уставилась на Калошку. – Март пришел.

– А куда он уходил? – тихо спросила Калошка.

– Вот же глупая! Март – это месяц!

– Аааа. – протянула Калошка.

– Вот ничего не понимает! – фыркнула Кошка и снова принялась умываться, рассказывая: