Кто такая «ведьма»?

Можно сказать, что эта книга будет полезна всем женщинам, поскольку демонизация немолодых женщин – это ловушка, в которую рано или поздно попадают все представительницы женского пола. Она подрывает передачу опыта от одного поколения к другому, а это, в свою очередь, подрывает основы инклюзивной феминистической политики, существующей вне преград, созданных нашими отношениями с мужчинами того же культурного поля и класса. Молодые женщины лишаются возможности выстраивать определенные типы отношений и слышать определенные истории. «Конфликт поколений, – как писала Одри Лорд, – полезный инструмент для любого репрессивного общества […] нам приходится повторять ошибки родителей, снова и снова, потому что мы либо не передаем свой опыт, либо не слушаем, когда старшие хотят поделиться им с нами». Существует огромное количество феминистических исследований, посвященных экономике, политике, литературе, философии, науке и истории, а также множество примеров активизма, о которых современные женщины ничего не знают. Даже если им удается ознакомиться с чем-то из этого списка, их убеждают, что эти работы просто нерелевантны, поскольку созданы женщинами прошлого. Конечно, это вредит нам всем.

И все же в первую очередь эта книга посвящена отдельной социальной группе, пребывающей в определенных возрастных рамках: женщинам средних лет, еще не успевшим стать пожилыми. Я имею в виду женщин поколения Х, родившихся между 1965 и 1980 гг. и на момент написания книги достигших сорока-, пятидесятилетнего возраста. Эти границы довольно условны: представительница поколения Х, родившаяся в 1980 г., будет иметь больше общего с миллениалами 1981 г. рождения, чем с теми, кто родился в 1965 г. Многое будет сказано о немолодых женщинах в целом, а также о молодых, благодаря своему поведению оказавшихся на «тропе ведьмы».

Я решила остановиться на ведьмах своего поколения (я родилась в 1975 г.) по двум причинам. Первую можно назвать социальной – я хочу показать, что значит принадлежать к группе женщин, взросление которых пришлось на крушение второй волны феминизма в 80-х.

Так получилось, что большая часть навязываемой нам информации о прошлом феминизма неверна. Точно так же, как неверно то, что говорят нам сегодня о женщинах. С этим связано три интересных наблюдения. Первое касается того, как устроен наш взгляд на женщин более старшего возраста: мы формируем свою идентичность не в диалоге с ними, а в оппозиции к ним – как будто основной целью феминизма эпохи наших матерей было сделать нас лучше (сексуально доступнее, умнее и тверже), чем были они. Второе наблюдение показывает, каково взрослеть, одновременно пользуясь выгодами феминистического наследия и чувствуя необходимость противопоставить себя ему. Третье наблюдение говорит о том, что значит пытаться передать свои знания и опыт в условиях, когда сама идея, что у всех женщин есть нечто общее, считается устаревшим пережитком второй волны.

Поколение Х – мостик, соединяющий таких гигантов, как бумеры и миллениалы, – стало для феминизма проблемным чадом. Слишком занятые противопоставлением себя другим, мы так и не сформировали свою собственную идентичность, и теперь нам говорят, что взгляды, к которым мы шли полжизни, безнадежно устарели. Сегодня мне хочется сказать молодому поколению, что еще задолго до их рождения я точно так же считала проблематичной вторую волну. Если кто-то и пытался разделаться с родителями, так это мое поколение. Проблема в том, что мы стали старше, а с возрастом пришел и опыт (специфический и для нашего поколения, и для нашего пола), изменивший нас и наши взгляды. Хотя мы не виноваты в эйджистской мизогинии, с которой сталкиваемся сейчас, мы все же способствовали культивации тех ценностей, в которых она расцвела.

Вторая причина, по которой я делаю акцент на женщинах среднего возраста, заключается в том простом факте, что мы не такие, как пожилые женщины^[6]. Одна из самых коварных форм эйджизма – сваливать все, с чем сталкивается человек старше сорока, в одну кучу под общим понятием «немолодость». Но такие негативные явления, как кризис ухода за нуждающимися или рост уровня бедности среди женщин, по-разному отражаются на женщинах среднего возраста и пожилых, в некоторых случаях усугубляя разделение между ними. Эйджизм во многом является продуктом маркетинга и рекламы, которые разделяют женщин младше 50 лет на группы в зависимости от их желаний и потребностей, а женщин старше 50 лет воспринимают как одно целое, поскольку все они представляют собой единый сегмент рынка. От двадцатилетних меня отделяет примерно такая же поколенческая пропасть, как от Ренате Кляйн и Сьюзан Хоторн – авторов феминистической антологии 2021 г. «Еще не умерли» (Not Dead Yet), всем героиням которой сейчас уже за 70 лет. Мой опыт как феминистки, а также опыт общения со своим телом и несправедливости, с которой мне пришлось столкнуться из-за того, что я перестала считаться молодой, делает меня отличной как от старшего, так и от младшего поколения. Хотя я стараюсь использовать знания, накопленные моими предшественницами, различия между нами – это еще одно последствие борьбы женщин за право на передачу своего опыта и наследия. На мой опыт влияют многие обстоятельства: я белая гетеросексуальная женщина из среднего класса, имеющая детей. Я говорю об этом не для того, чтобы преуменьшить значение опыта, объединяющего женщин среднего возраста, и не пытаюсь сбросить с себя ответственность за сознательную и бессознательную предвзятость моего последующего изложения. Привилегированность моего положения состоит в том, что на меня часто смотрят как на «стандартную» женщину среднего возраста. Однако в сознании большинства наши привилегии часто распространяются на всех немолодых женщин (я знаю множество женщин из рабочего класса, с которыми под предлогом ненависти к ведьмам обращались как с состоятельными мамашами). Конечно, это не делает положение «стандартной» женщины среднего возраста менее привилегированным, но борьба с ненавистью к ведьмам превращается в более сложный и комплексный процесс. В дальнейшем я опишу некоторые особенно неоднозначные области, касающиеся привилегий, и более подробно проанализирую их в седьмой главе, но важно понимать, что это не будет попыткой прикрыть свой тыл.

Я пишу об опыте женщин среднего возраста – особой стадии жизни, обусловленной накопленным опытом, ответственностью и зависимостью. К 45 годам у 80 % женщин в Великобритании уже есть как минимум один ребенок – опыт, который влияет на их тела, финансы, отношения и социальный статус. Остальные 20 % сталкиваются с другими формами дискриминации и социального порицания. «Если у женщины есть дети, она всегда будет восприниматься как мать, – пишет Дороти Норс, – но женщина, решившая не рожать, при этом уже не молодая и не сексуальная, воспринимается многими как бесполезное существо». Поэтому я не хочу преуменьшать значение проблем, с которыми сталкиваются бездетные (намеренно или нет) женщины среднего возраста. Я также не желаю приравнивать опыт всех женщин средних лет к опыту материнства. Однако маргинализация матерей (решивших стать матерями добровольно или вынужденно) и восприятие женщин среднего возраста через призму стереотипов о материнстве влияют на представления о женщинах в целом. Не все из нас становятся матерями, но почти все взрослые молодые люди переживают самый близкий в своей жизни контакт с женщинами среднего возраста именно через отношения с матерью. Всесильная, вечная Мама (не важно, заботливая и нежная или осуждающая и ограничивающая) имеет наше лицо.

Кроме того, я считаю, что опыт деторождения и воспитания детей оказывает физическое, социальное, экономическое и психологическое влияние, формируя определенную базу знаний, передающуюся женщинами от одного поколения к другому. Этот опыт имеет огромную важность, и было бы ошибкой не учитывать его при анализе женского жизненного цикла. В противном случае мы могли бы отбросить любой опыт, не переживаемый в равной степени всеми женщинами, для получения какого-то идеального и незамутненного представления о женщине. Но именно так делает патриархат, для которого идеальная женщина не имеет личного опыта, который позволил бы ей или сформировать свой внутренний мир, или внести свой вклад в коллективную политику женщин. В случае многих из нас опыт беременности и деторождения, не говоря уже об их последствиях, меняет наше отношение к своему полу, гендеру, телу. Это не единственный опыт, приводящий к подобному результату, но именно он помогает понять, почему, например, женщины более старшего возраста не соглашаются с молодыми в вопросах, касающихся политического значения биологического пола. Дело не в том, что у этих женщин «устаревшие взгляды». Их взгляды основаны на множестве разных ситуаций, с которыми им довелось столкнуться, и они заслуживают того, чтобы эти взгляды воспринимались не как предрассудки, а как жизненный опыт.

Многие женщины средних лет считают, будто процесс старения на них не отразился, а обвинения в несовременности и отсталости могут относиться к представительницам более старшего возраста, но точно не к ним. Возможно, они даже считают, что исследование демонизации женщин среднего возраста только способствует эйджистской мизогинии. Это их право, и я не хочу осквернить этих женщин, поставив в один ряд с ведьмами вроде себя. Но я настаиваю на том, что, поскольку взгляды и убеждения женщины среднего возраста заведомо ассоциируются с заблуждением, феминистке просто не может быть отказано в праве выяснить, почему взгляды этих женщин повсеместно считаются неприемлемыми. Нам как минимум нужно понять, в чем состоят эти взгляды и в насколько ложном свете они были представлены. В ином случае перед нами предстает «ведьма Шредингера» – существует, когда на нее нападают, но исчезает, когда защищается – то есть сразу же, как только стереотип рискует превратиться в конкретного человека.

Старение не становится для женщин великим уравнителем. Напротив, некоторые различия выделяются еще сильнее. Например, если я буду писать о «низких пенсиях» или уровне бедности среди женщин, который с каждым годом продолжает расти, я рискую упустить тот факт, что женщины среднего класса, как я, не испытывали на себе тех же нестабильности, эксплуатации и бесправности, с которыми все больше с течением жизни сталкиваются женщины из рабочего класса. Точно так же опыт материнства, размер и структура семьи зависят от таких факторов, как раса, социально-экономический статус и др. «Классовые и расовые привилегии подрывают любую возможность женщин рассматривать себя как единую группу, которой они по факту и не являются, ведь в отличие от других притесняемых групп женщины присутствуют во всех слоях общества», – писала Герда Лернер. Эйджизм используется как оружие против женщин, он не позволяет нам увидеть то, что нас связывает. Но чтобы противостоять этому, сначала мы должны признать наши различия. Говоря о женщинах среднего возраста, я не всегда имею в виду абсолютно всех этих женщин. Делать столь сильное обобщение – значит упускать из виду или намеренно не замечать отдельные группы женщин ради более ловко упакованных аргументов.

Однако есть у нас и кое-что универсально общее: с самого раннего возраста девочек учат извиняться. За занимаемое ими место, за свои потребности, за то, что они не мужчины. Извинение – своеобразное оружие женщин, используемое для самозащиты. Оно показывает, что мы знаем свое место, что не представляем опасности и что, может быть, нам даже можно доверить чуть-чуть больше, чем у нас есть. Женщины постарше обычно извиняются меньше, и происходит это по разным причинам. Среди них, например, наш вынужденный уход с сексуального рынка, требующего от женщин ставить в приоритет нужды мужчин ради повышения собственного статуса, а также наша опора на социальные связи среди женщин и, возможно, даже гормональный сдвиг. «Мне надоела показная доброта, – как-то сказала мне подруга. – Когда взрослеешь, на этот бред просто не остается времени». Если женщина среднего возраста решает извиниться, она делает это искренне. Мы вряд ли будем повторять общепринятые банальности и лезть из кожи вон, лишь бы о нас не подумали плохо. Мы же ведьмы, о нас в любом случае подумают плохо!

В общем, я просто хочу извиниться за то, что некоторые детали книги могут быть неточны и могут не соответствовать опыту некоторых групп женщин среднего возраста. Я также извиняюсь за те непреднамеренные случаи, когда говорю о всех женщинах, подразумевая только одну группу. Но я не собираюсь извиняться за посыл в целом. Он состоит в том, чтобы выделить женщин среднего возраста из общего контекста притеснения женщин. Мы имеем значение. И мы не обязаны кого-либо представлять, включать в свои ряды или уступать кому-то место, пока не займем свое собственное.