– Надеюсь одного посещения Сан-Франциско тебе хватило, потому что больше ты туда не поедешь!

– Это мы еще посмотрим! – В конце концов, самолет принадлежит мне, а на пилоте куртка с надписью «Служба королевы», а не «Служба регента». Еще три недели, и мое слово будет весомее его.

– Я вызову тебе стилиста. Пусть исправит то, что ты сделала со своими волосами. И тебя ждет ужин с герром Вальднером. – Отец обернулся от двери и проговорил сквозь зубы: – Будь добра, не испорти все и в этот раз.

Он вышел из кабинета, а я пыталась унять злость. Из-за его выходки со звонком Чарли я в ближайшее время не смогу спокойно с ним разговаривать. Надо погулять с Риком, сбросить напряжение, иначе не доживу до вечера.

Курт молча стоял у стола, ожидая моих распоряжений. В голове крутился разговор с генералом.

– Ты все еще утверждаешь, что моя мать сама себя убила?

– Тереза, – Курт печально усмехнулся, – генерал тобой манипулирует.

– Допустим. Но еще он предлагает решение для носителей. Ты его отвергаешь?

– Это не решение. Это рабство. И я верно расслышал, что он угрожал Таннеру? У него ничего нет, он блефует, пытаясь выудить из тебя информацию. Если он попытается втянуть тебя в свои планы – я его убью.

Неожиданная резкость Курта напугала. Вряд ли он ответит, если я спрошу про «Новую жизнь», очень уж болезненно реагирует.

– Займись Вальднером и выясни, как дела у Лагари.

– Хорошо. А ты даже не думай о сотрудничестве…

Дверь открылась, и Курт сразу замолчал. На пороге возникла Катарина.

– Прошу прощения, Ваше Величество. Я вам нужна?

– Да. – Я выдохнула. – Скажите, где сейчас гуляет Рик?

– Они с няней у жасминовых беседок, Ваше Величество.

– Спасибо. Иди отдыхать, Курт.

Он ушел, а я отправилась в парк. Хорошо, что сегодня нет важных встреч, проведу время с сыном. Или есть? Странно, что Катарина молчит.

Я остановилась и обернулась. Она тоже застыла: в руках неизменный планшет, на лице – незнакомое выражение.

– Что на сегодня со встречами?

Катарина растерянно моргнула, будто я спросила что-то неожиданное, подумала и сообщила:

– Герра Вальднера Его Светлость пригласил на несколько дней, поэтому сегодня только официальный ужин с ним. Остальное я перенесла, потому что не знала точно, когда вы вернетесь.

Вот что не так с ее лицом: она расстроена. Никогда раньше она не поджимала губы до такой степени, что на щеках образовывались складки, и не хмурила брови так сильно, что на переносице морщилась кожа. Наверняка получила выговор от отца, уж не знаю за что, но он так злился, когда выходил из кабинета, что вполне мог, встретив Катарину в коридоре, испортить настроение и ей.

– Что делал герр Вальднер эти два дня? – Я все никак не могла выкинуть из головы мысль, что он имеет отношение к инквизиции. Он же практически ходячая легенда. Или мне стоит поумерить фантазию и перестать подозревать всех подряд? Катарина чуть нахмурилась, словно не понимая до конца, какого ответа от нее ждут, и я смягчила вопрос: – Он хорошо провел время?

Она перечислила все места, где он побывал, вздохнула с облегчением и даже слегка улыбнулась, когда я благодарно кивнула. Ничего себе! Что за взбучку ей устроил отец? Такое ощущение, будто теперь она опасалась увольнения за малейшую провинность. Где же ее приветливая улыбка и привычная легкость? Катарина сама на себя не похожа.

– Что-то случилось, фрау Хафнер?

– Нет, Ваше Величество, прошу прощения. Я не совсем хорошо себя чувствую. Возможно, сегодня вам стоит вызвать мою помощницу фрау Лёгер. – Катарина натянула извиняющуюся улыбку на бледные губы.

– Конечно! Отдохните, на вас лица нет.

Она благодарно склонила голову.

– Садовник из Лёф закончил. Как вы желаете принять его работу? – Катарина шмыгнула носом и склонилась еще ниже.

– Фрау Хафнер, отправляйтесь скорее к теплому пледу и горячему чаю. Я сама найду его в парке.

Она ушла, а я срезала путь и проскочила через маленькую незаметную дверь в кухне для прислуги, потому что та вела прямиком в сад. Рик рассмеялся, когда я выскочила из-за куста жасмина и подхватила его на руки. Привычная родная тяжесть и щекочущие нос кудряшки сработали как лучшее тонизирующее средство во всем мире. Мелькнула кощунственная мысль ускользнуть с ним вглубь сада и затеряться среди каштанов и живых изгородей.

– Ма! – Рик вручил мне букетик, состоящий из прутиков, веточек, бутонов чайной розы и земли. Комочки глины рассыпались по моему платью.

– Значит, клумбы обрываем? – Я пощекотала Рику шейку, и он довольно зафыркал. – А знаешь, что цветочкам больно?

Марилиз присела в легком книксене:

– Ваше Величество.

Я поставила Рика на землю, сделала «ку-ку», отчего он залился счастливым смехом, и заявила:

– Ты во́да!

Когда Рику надоели прятки, он понесся между каштанов, расставив руки в стороны, видимо, изображая самолет.

Садовник из Лёф подошел к вопросу ответственно: за настурцию теперь можно было не волноваться, как и за лобелию и георгины. Я нашла его в парке и битый час расспрашивала о жизни, интересах и друзьях, отстав от бедняги, когда он уже начал испуганно заикаться от такого внимания. С эмпатией удалось бы разобраться – искренен он или нет, хотя, слушая его бесхитростные рассказы и смотря в прозрачные светло-серые глаза, подозревать его было решительно не в чем.

Потом Марилиз развлекала Рика запуском воздушных змеев, и над нашими головами болтался уже с десяток фигур разных форм и размеров. Марилиз даже привлекла в помощь работников парка, организовав целое соревнование. Наш с Риком змей – сороконожка с зелеными лапками – сначала все норовил спикировать вниз, как и у других, потому что ветер утих, но потом взлетел выше всех. Рик залился восторженным смехом и замахал руками, чуть не выбив у меня из пальцев моток с нитками. Остальные змеи упали на землю, но наш попал в поток и мотался где-то над каштанами.

Если Чарли приедет, я покажу ему Королевскую арку, жасминовые беседки и сад – мои любимые места. А если нет… У меня на тумбочке лежит целый список претендентов из дворянских семей с хорошей семейной историей, отменным здоровьем и без вредных привычек…

От злости я чуть не зарычала. К черту всех претендентов! И Чарли туда же! Не хватало еще заставлять кого-то со мной общаться. Зачем им вечно занятая королева с ворохом смертельных тайн? Ну вот, теперь глаза на мокром месте.

– Господа, вам всем нужно больше тренироваться, – Марилиз забрала у меня из рук нитки, чуть задержав на лице внимательный взгляд, – и у вас выйдет лучше в следующий раз. Но пока победа вот за этим молодым человеком: его змей взлетел выше всех.

Рик зафыркал от удовольствия, спрыгнул у меня с рук и ринулся к мячу в траве: теперь ему захотелось показать всем, как ловко он умеет с ним обращаться. Марилиз быстренько сунула моток ниток одному из садовников и побежала за Риком, который рванул к фонтану.

«Я догадался, почему он так любит фонтаны, – явственно послышался голос Чарли. – Из-за звука воды».

Яркое дежавю чуть не сбило с ног. Чарли стоял рядом, на долю секунды я была в этом абсолютно уверена: ощущала тепло его руки в своей, колебания воздуха от движений, запах. Его голос все еще звучал в голове.

– Вы что-то сказали? – спросила я у стоящего рядом человека, по-моему, мажордома. С чего бы ему болтаться по парку?

– Ветер, говорю, утих, Ваше Величество. – Он скатывал моток ниток, подтягивая валяющегося на земле змея. – Удивительно, как у вас получилось.

Разглядывая поджарого мажордома, похожего на гончую, я упустила чувство по имени «Чарли», оно рассеялось в воздухе как рассветный туман. Но если вдуматься – это какое-то сумасшествие.

– А вы?.. – Я засомневалась. Может, это не мажордом.

– Я Лиам, Ваше Величество. Мажордом. – Он склонил голову и застыл.

– Ах да, я вас вспомнила. – Действительно, мы частенько сталкивались в коридорах. – Вы отвечаете за жилые покои.

– За все Южное крыло, Ваше Величество, – кивнул Лиам, улыбнулся и подхватил змея с травы. – Но сегодня меня вызвали в помощь на соревнования. Как тут откажешь?

Я рассмеялась. И правда, невозможно отказать. Лиам замер в поклоне, провожая королеву.

В Малой гостиной на официальном ужине герр Вальднер блистал той же безупречностью, что и прежде. Он даже суп ел элегантно, тонкими пальцами поднося ко рту ложку и по-прежнему ровно держа спину. Отец и канцлер задавали тон беседе, интересуясь модой на огненные шоу и состоянием медицины в мире. У меня на лице было столько косметики – замазали синяк на лбу, – что я боялась крутить головой, чтобы ничего не отвалилось, только изучала реакции Вальднера на разные темы и разглядывала его руки. Печатку он снял, уж не знаю почему, а ни один его ответ подозрений не вызывал: безукоризненно вежлив и предупредителен, в меру позитивен и слегка остроумен. Мне даже показалось, что он тщательно следит за своими шутками, чтобы не дай бог не перешутить Его Светлость или канцлера, но и это ощущение прошло, потому что я осознала, что готова забивать голову чем угодно, только бы не думать о Чарли, но скоро ночь, и придется остаться в своей комнате наедине с сейфом и мыслями.

Я раздумывала, спросить ли герра Вальднера, как он относится к некоторым традициям, к примеру, раздельного обучения девочек и мальчиков, династических браков и сжиганию ведьм на костре, но пару раз натыкалась на взгляд отца, колючий, как репейник за нашим садом, и не решалась. Да и разговаривать с ним желания не было, как и аппетита. Ломило за ушами, и затылок наливался свинцом. У меня редко болела голова, только если нервничала, и сейчас ответ очевиден: злополучная поездка в Сан-Франциско. И зачем только я это затеяла? Хорошо, что с Мартой все прошло гладко, и как-нибудь я сяду в тишине и попытаюсь принять эту ситуацию, но сейчас очень хотелось поговорить с генералом о списках детей из клиник. Где он их раздобыл? У Курта тоже были какие-то списки, и разобраться в них мог только он сам. Идея записывать носителей в списки мне не нравилась. Мы с Риком тоже где-нибудь учтены? Он мой сын, а Курт говорил, что потомков всех носителей веиты учитывают, а потом начинают охоту. Когда-нибудь очередь дойдет до нас… Филиалы клиники «Новая жизнь» закрылись десять лет назад, значит, последние дети еще не выросли…

Приборы канцлера звякнули о тарелку так громко, будто он их швырнул. Я дернулась, но канцлер и не думал злиться – он спокойно ждал перемены блюда. Мысль убежала, потревоженная громким звуком.

Передо мной поставили второе блюдо, но я даже смотреть не стала, только допила сок. Встала, и остальные тоже поднялись.

– Господа, вынуждена вас покинуть. Приятного аппетита.

Каждый шаг отдавался гулом в голове, а перед глазами плясали звездочки. В тишине я добралась до дверей и вышла в коридор, отметая по дороге мысль позвать врача. Это нервы и утомление, нужно просто немного отдохнуть.

Курт ждал у детской, но я не стала заходить, а свернула в арку к балкону и вышла на воздух. Не хочу, чтобы Рик видел меня в таком состоянии, когда я с ног валюсь и покрыта толстым слоем штукатурки, за которым и лица-то не видно.

– Лагари вышел на связь. У них все хорошо. – Курт свернул следом и отчитывался на ходу. – Он попросил еще пару дней, после займется датским замминистром по внешним связям и комиссаром Вальднером. У комиссара квартира в Брюсселе и дом под Женевой, понадобится время, чтобы все обыскать. Я пока изучаю его контакты и перемещения. У него много знакомых в ведущих научных центрах, он в курсе всех медицинских и научных инноваций.

– Хорошо. Сейчас он – наша самая веская зацепка.

– Да, – кивнул Курт. – Одно из его ведомств занимается сертифицикацией лекарственных препаратов. В прошлом году они выдали сертификат на глазные капли. Кроме тетрагидрозолина в составе есть еще одно вещество, и вместе они выглядят подозрительно.

– Почему?

– Это часть рецепта «глушилки».

– Так, у меня же не паранойя? Все указывает на Вальднера.

– Но, с другой стороны, это просто глазные капли, они продаются в аптеке и применяются при конъюнктивите, а подозревать можно кого угодно: в ведомствах Вальднера работают тысячи сотрудников.

Я добрела до балюстрады и вцепилась в поручни. Каштановая роща в сумерках превратилась в одно смазанное пятно, будто я внезапно стала близорукой. Поморгала, и вроде прошло. Какой ужас! Надо перестать так нервничать.

– …лаборатории Хэмстеда активность. Там горит свет даже по ночам, и постоянно кто-то приезжает…

Голос Курта наплыл будто издалека, проявляясь постепенно, но когда я сосредоточилась, эффект прошел.

– В «Локвуд Ресерч»? Откуда ты знаешь?

– Лагари не смог, но я попросил кое-кого пошататься вокруг.

– Ох, надеюсь не своего племянника? Не вмешивай Теодора. – Еще не хватало вытаскивать его из очередных неприятностей, на этот раз настоящих.

– Нет, у меня там есть люди. Тео не отвечает на вызовы. Дозвонюсь, устрою втык.

Тео частенько не брал трубку или отвечал дурашливыми сообщениями на автоответчик. Пару раз он приезжал в гости, но в Сан-Франциско ему явно нравилось больше.

– Со мной на связь вышел один человек, – начал Курт, потом как будто передумал продолжать, но все же решился: – Среди носителей поползли слухи о том, что на троне одна из них. Они собираются приехать на праздник и поддержать тебя. Это паршиво.

– Почему?

– Не стоит носителям собираться в одном месте. Это всегда плохо заканчивается. Я просил тебя не лезть, а теперь, похоже, ты главная тема обсуждений всех новостей, – с досадой закончил Курт.

Во мне вспыхнуло раздражение.

– И что ты хочешь от меня? Я королева, черт тебя дери, и постоянная тема обсуждений! Ты занимаешься безопасностью королевского парада. Сделай так, чтобы ничего не случилось.

– По поводу разговора с генералом, – произнес Курт после паузы. По тону стало ясно, что он собирается сказать еще что-то неприятное. – Не принимай решение сейчас. Генерал манипулятор, он сказал то, что ты хотела услышать, и подвесил тебя на эмоциональный крючок. Твои суждения не объективны.

– А твои? – На воздухе стало легче, голова прояснилась, и возмущение ярко полоснуло по нервам. – Ты варишься в этом всю жизнь. Ты явно переживаешь из-за смерти моей матери и бог знает скольких друзей ты потерял за это время, а еще вынужден думать не только о моей защите, но и о безопасности сестры и племянника. Если бы я не настояла на разговоре с генералом, у нас бы сейчас не было зацепок. Ты должен решить, что для тебя в приоритете: я как королева или я как носитель. И если последнее, то не мешай.

Курт застыл, напустив на лицо безразличие, но ему было совсем не все равно: желваки ходили ходуном, губы превратились в тонкую ниточку.

– Слушай, я не отдам генералу рецепт. – Я пошла на мировую. – Неизвестно, что его ученые с ним сделают. Но надо забрать у него списки. Пять тысяч потенциальных носителей, за которыми идет охота? В голове не укладывается!

– Я был уверен, что все уничтожил, а выходит, все это время охота продолжалась.

Курт сразу переключился на деловой тон, с облегчением закрывая главу про чувства, но сами чувства подавить не смог: он злился на себя и на ситуацию.

– Веиты могут пользоваться теми же списками. Или какими-то другими. Их тоже нужно найти и уничтожить. Нам нужны еще люди. Носители с любыми способностями, которые могут помочь.

Курт долго смотрел на меня то щуря глаза, то морщась в раздумьях.

– Попробую собрать. У меня много знакомых по обе стороны закона, а нам пригодятся все пути.

– Тогда займись.

– Придется уехать из Холлертау, – неохотно заключил Курт. – Не хочу оставлять тебя без присмотра.

Я вздохнула.

– Не переживай, до праздника я буду сидеть в Холлертау, а если и поеду куда-нибудь, то в окружении охраны. Мне нужна пауза, нужно вернуться в прежнее русло. Не хочу подводить отца, он и так на меня уже волком смотрит.

– А что с Таннером? Он приедет на праздник?

– Не знаю. Это… Не знаю. – Проще решить, стоит ли поднимать налоговую ставку для иностранных компаний, чем ответить на этот вопрос. – Собирай команду. Где видео из отеля? Служба безопасности обещала прислать его еще перед ужином.

– Ты уверена, что хочешь это смотреть?

– Личность террориста вы установили, хорошо, но я хочу знать, что там произошло.

– Есть довольно четкая запись с потолочной камеры.

– Вот и покажите мне ее!

Курт едва слышно вздохнул.

– Она у нашего безопасника. Напиши ему.

Я полезла за телефоном. Курт мешкал и не уходил.

– Что-то еще?

– Ты кажешься бледной. – Он озабоченно нахмурился. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Все нормально. Просто устала после перелета.

Курт ушел, а я осталась вглядываться в сумерки над парком Холлертау и оттягивать неизбежное, то есть не уходить к себе, чтобы остаться одной. В такие моменты все средства хороши, особенно самоедство.

Обычно мысли крутились вокруг матери, а сейчас появилось много новой информации. Я попыталась выстроить все последовательно.

Род дер Ланге вел свою историю с конца XV века от профессора первого шведского университета Густава Ланге. Во времена правления Карла IX Шведского род Ланге породнился с королевской семьей через очень дальнего внучатого племянника короля, но все же получил аристократическую приставку к фамилии. Затем дер Ланге стали активистами Реформации, участвовали в тридцатилетней войне и счастливо существовали, плодясь и размножаясь. В начале XIX века семья разорилась после строительства Гёта-канала²⁰ и будто потеряла тягу к жизни. Детей в семье стало рождаться меньше, и, несмотря на демографический бум в Швеции, к середине XX века в роду остался только мой дед – Алмут дер Ланге. Он женился на датчанке, и в 1970 году у них родилась единственная дочь Адаберта.

В голову закралась мысль: может, это не детей стало рождаться меньше, а их убивали веиты за ген носителя, который вкрался в род? Хотя умершие все равно должны быть записаны в генеалогическом древе. Сейчас род дер Ланге угас, и хоть я и считалась его наследницей, но не ощущала морального права претендовать на их имущество, духовное семейное наследие и память рода. Меня больше волновало, когда в роду появился ген носителя, и являлись ли другие мои предки ведьмами и колдунами. Видимо, нужно будет выкроить время и съездить в старый особняк дер Ланге в Стокгольме, покопаться в семейных альбомах, письмах, пообщаться с соседями. Я могла бы вырасти в том доме, говорить на шведском и никогда не побывать в США, он мог бы стать домом моего детства. Маловероятно, что такой вариант бы осуществился, но помечтать о нем было волнительно.

Если бы, спасаясь от «Ока», мать не пошла к Виктору, кто знает, как сложилась бы моя судьба. Может быть, нас с ней убили бы, а может, я бы выросла, понимая свои способности и умея ими пользоваться. Все могло сложиться иначе, если бы я уделяла этой части себя больше внимания. Так много времени потеряно зря: в Портленде было не до этого, в Сан-Франциско я пыталась выкинуть все из головы, притворяясь другим человеком, а в Холлертау вообще избегала думать о способностях, потому что они меня подвели. Или я их. Поначалу было слишком больно, а потом – некогда. Странно, но меня одолевала вина: если бы моя способность оказалась человеком, я бы попросила у нее прощения – за то, что подвела; за то, что где-то в высших инстанциях меня сочли достойной такого дара, а я его не уберегла.