Глава 5

– Почему в ведьмином? – вид у парня был серьезный, – Это шутка такая? Ты решил меня напугать?

– Нет. Все знают, – буркнул Мирон и торопливо вышел на улицу.

– Эй, подожди! – мне показалось, что он сейчас испугается и уйдет. Единственный человек, который может помочь мне с колодцем! Нет, так просто я не сдамся, – Мирон, стой! Мне очень нужна твоя помощь!

Парень остановился у лавочки. Искоса поглядел:

– А ты не ведьма?

– Нет, что ты. Я в такое даже не верю!

Спрятав поварешку за спину, лучезарно улыбнулась. Придется поуговаривать, да надавить на жалость. Парень он с виду приличный, вежливый. Не то, что Медведев.

– Миронушка, ну не бросай девушку в беде, – мягко попеняла ему я, – Как тебе не стыдно? Я же ни за что не сдвину эту крышку. Она сто пудов весит. И умру от жажды. А смерть моя будет на твоей совести!

– Ну да… на моей! – парень глядел все еще недоверчиво, но глаза заблестели – поверил, что шучу и расслабился, – Ты одна приехала? Без родственников?

– Одна. В отпуск. Порисовать хотела на природе и отдохнуть.

– Художница, что ли? – в голосе Мирона послышалась теплота, – А рисуешь красиво? Я живопись люблю. Сам когда-то рисовал в школе.

Вот и общее хобби нашлось! Мысленно я потерла ладошки: всё, теперь он точно мой.

– Пойдем, покажу, – чувствуя себя самым коварным искусителем, я подошла к своей калитке и приоткрыла ее, – Даю честное слово, что лягушек не варю, корней мандрагоры не выращиваю, а в черепе настойку не держу. Я самый обычный человек, слабый и беззащитный.

Парень несмело улыбнулся.

– А слабым нужно помогать?

– Так точно! – рассмеялась я, и стена между нами треснула.

Мирон мне действительно сильно помог: сдвинул тяжеленую крышку, показал, как работает механизм – оказывается, он был не просто замысловатым, а механическим. Нашел масло в сарае и смазал мне этот механизм, чтобы крышка отходила плавно и без лишних усилий. Помог наколоть дрова, чтобы я смогла затопить печку и вскипятить воды в котелке.

– Электричество есть, а чайника – нет! – возмущалась я, наворачивая круги по кухне, пока Мирон раздувал огонь, – Только беспорядок есть.

Я чувствовала себя очень неудобно, прибираясь при госте. Пока Мирон колол дрова, найденные в одном из сараев, я быстренько собрала с пола кухни утварь и поставила на место. А вот со своим гардеробом управиться не успела – нижнее белье лишь спрятала, да носки с люстры сняла.

Причем, я помнила, что раньше на ней ничего не висело. А теперь – вот они, розовые носки в сердечки радуют глаз наравне с пластиковыми висюльками.

– Так ты сегодня приехала? – переспросил парень и отвел глаза, – Не буду мешать тебе распаковывать вещи. Огонь разводить умеешь?

– Чисто теоретически, – призналась я.

Мирон покачал головой, пробормотав что-то про городских, и вот теперь я познавала эту науку на практике.

– Не забывай про мелкие щепки, их лучше кидать сразу на газету, – давал указания Мирон, – И дуй. Вот так…

Скептически я посмотрела на небезопасный способ и кивнула. Ладно. Буду знать, что можно дуть. Однако пластиковый веер никто не отменял. Я видела такой у знакомых на даче. Надо будет спросить в магазине. Махать веером все-таки приятнее, чем совать лицо в огонь.

– А Тимофей он ведь странный, да? – завела я разговор за чаем.

Ждали мы, пока закипит вода в котелке, долго. Я еще крышку от него не сразу нашла. А потом, уже в самом конце, когда вода почти вскипела, и я перебирала посуду в тумбочке, увидела в самом углу нижней полки пыльный, но зато чугунный чайник.

Поставила его в раковину и вымыла под одобрительным взглядом Мирона.

– А хозяюшка ты ничего так, – ответил он мне, с удовольствием откусывая третью конфету, – Со вкусом одеваешься. На лицо симпатична и фигурка ничего… Замуж хочешь?

Я даже сбилась с шага и чуть не приложилась бедром об угол стола.

– Ты чего?

– Да просто… – парень взял печенье и покрутил, разглядывая нарисованную коровку, – Сегодня двадцать первое июня. Вот я и подумал, вдруг ты замуж хочешь?

Связи я между этими двумя понятиями не увидела. Какие-то местные суеверия?

– Не хочу! – ответила воинственно, – И раз уж ты завел эту тему, то передай сразу всем на деревне: я приехала сюда от-ды-хать! Дышать свежим воздухом и рисовать скетчи. Картины, если по-простому. Меня мужчины не интересуют!

– О! – парень вдруг вытаращился на меня и побагровел, – То есть ты из этой… богемы, что ли?

Запоздало я догадалась, как он трактовал мои слова.

– Нет. Не из богемы, я в разводе, – пояснила с нажимом.

А сама с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Вот же…придумал!

– О! – снова удивился парень и даже печенье уронил на стол, – То есть ты уже была замужем?

– Была.

– Но обычно они присылают незамужних девушек… – пробормотал он себе под нос и встал, – Ну, я пойду? Спасибо за чай. Если понадобится что – обращайся. Дом тридцать шестой. Всегда помогу.

– Куда же ты? – побег паренька, видимо, рассчитывавшего посвататься к первой встречной, был шит белыми нитками.

Обиделся, что ли? Мысль о том, что он всерьез прощупывал почву и спрашивал меня про женитьбу, я отметала как неразумную.

– А как же рисунки? Ты ведь хотел посмотреть, как я рисую.

– А, ну да! – отмер он и послушно остановился, – Давай посмотрю. Я в школе тоже рисовал, на кружок ходил.

Сдерживая улыбку, полезла в чемодан. Достала альбом, усадила парня в бордовое кресло и всунула ему его в руки.

– Вот эти два наброска я сделала в поезде. Пейзаж за окном и сонный пассажир. Как тебе? Карандашом, конечно, не так передается атмосфера…

– Красиво! – уважительно отозвался Мирони перелистнул странички, – Больше ничего нет?

– Остальное я планирую нарисовать на пленэре.

– Где? – не понял парень.

– В лесу. Отведешь меня?

– Там у нас такого нет, – отрицательно кивнул он, – Там лес и всё. Деревья, ягоды, грибы… Пленёра нет.

– Пленэр – это рисование на свежем воздухе, с натуры. Естественное освещение, естественные условия – вот это вот всё… Неужели не слышал? Вам на кружке не рассказывали? Это когда художник выбирается со скетчбуком или мольбертом на природу…

– Нет, мы только гуашью рисовали, – перебил меня Мирон и опять уткнулся в мой рисунок. Особенно ему понравился вид из окна – горы вдалеке, сосны и кусты на переднем плане, – А с тобой можно на твой пленэр?

– Конечно! – воодушевилась я. Как здорово, что Мирон интересуется искусством!

Во-первых, по чужим лесам лучше ходить с человеком, который там все знает. У маминой сестры на даче я, к примеру, ориентируюсь. А в этих лесах здесь – нет.

А во-вторых, надо же наладить контакт хоть с кем-то в поселке. Вдруг опять колодец преподнесёт сюрприз. Или печка, не дай бог, что-нибудь «выкинет». Я же не умею пользоваться этими устаревшими предметами. Запросто могу что-то сломать или испортить. Вот и будет у меня в наличии хоть один мужчина, кто сможет мне помочь, наладить и починить.

Поэтому я искренне ответила:

– Буду рада, если ты покажешь красивые места. Полянки, возвышенности, опушки, которые можно зарисовать. Живность, опять же, меня очень интересует. В Сибири я впервые…

– К-какая живность? – парень даже икнул и изменился в лице, – У нас самая обыкновенная живность. Березки, птички, кабаны… Ничего особенного!

– Березки – это не живность! – засмеялась я и шлепнула его по плечу, – Ты чего испугался? Я не буду охотиться на зверей. Просто было бы здорово зарисовать белочку или лисичку. В настоящем лесу, в движении… Разумеется, я понимаю, что лучше сначала сделать фото на телефон, а потом перерисовать. Но ведь и увидеть это нужно самой. Все эти краски, движения, перекаты мышц… Всегда мечтала рисовать с натуры!

– Лисы передают бешенство! – строго ответил Мирон и отложил альбом на журнальный столик, – Мне пора. Мать просила по хозяйству подсобить. Ты когда в лес собираешься?

– Завтра с утра, – я подпрыгнула вслед за гостем.

Правильно. Чего ходить вокруг да около. Надо сразу договориться!

– Часов в шесть? – уточнил Мирон, – Или пораньше?

– Эм… – я почувствовала себя соней, – Часов в девять я обычно встаю в отпуске… Но ради леса готова встать и в восемь.

– Хорошо. Тогда к девяти я подойду к твоей калитке, – сказал он и направился к выходу, – Возьми пшикалку от клещей, их много, энцефалит переносят… И сапоги повыше возьми. Вдруг змею встретим.

– Угу! – кисло отозвалась в ответ, вспоминая, что ни того, ни другого у меня нет.

Хотела взять аэрозоль от комаров и прочей живности, и забыла. А про сапоги… Я их сознательно оставила дома, понадеялась на хозяйские. Наверняка у тети Светы они были!

Надо залезть в сарай и устроить ревизию.

– Прощай! – помахал мне на крылечке Мирон и дождавшись кивка, легкой походкой направился к калитке.

«Хороший парень, – подумала я, глядя ему вслед, – Хозяйственный, дружелюбный. Спокойный… Не то, что сосед. И на лицо симпатичный… Вот только заводить отношения не хочу. Болит. Еще очень болит после предательства Сашки… Лучше уж одной. Как там было?»…

Я закрыла за ним дверь, вернулась на кухню и подлила себе кипятка из котелка.

– Хочу печенье ем, хочу конфеты жую, или шоколад. И мне хорошо! И никто не нужен… Да! – громко сказала себе я и отпила из кружки.

Щербатой такой. Старой и фарфоровой. Залюбовалась на милую пастушку, пасущуюся на лугу, и даже не поверила своим ушам, когда услышала:

– Да!

Обернулась посмотреть, кто ж это со мной говорит. А вокруг – никого. Сердце пропустило удар, но я смело приказала себе не дрейфить. Наверняка, кто-то пошутил и спрятался!

Я выглянула в окно, и даже форточку открыла.

Никого.

Опять послышалось? Что-то пугают меня повторные галлюцинации в один день.

– Кто сказал «Да»? – громко спросила.

Но никто не ответил.

– Спишем на перегруз после тяжелого дня, – решила я и поднялась со стула, – Что ж, пора готовить ужин и разбирать сарай. Поищу сапоги, дождевик… Вдруг еще что-нибудь полезное найдется…

Вот в сарае всё и началось.

Сначала пришлось вытащить во двор мешки с одеждой. Их было так много, что можно было одеть весь поселок. И занимали они пол сарая. Вилы, лопаты и несколько секаторов аккуратно висели на крючках на стенах. Комод с какими-то гвоздями, отвертками и мужскими штучками, я разглядывать не стала, закрыла сразу же. Понятно, что инструменты в загородном доме должны быть. Наверное, в этом комоде и нашел масло для смазки Мирон.

Пыли здесь было немеряно! Она покрывала толстым слоем ржавый велосипед, люльку от мотоцикла и старый письменный стол.

Несколько табуреток, крепких с виду, я вытащила к крыльцу. Пусть проветрятся, возьму в дом. Пригодятся.

Потом снова вернулась к одежде. Поцыкала, повздыхала и засунула обратно в мешки.

Почему все это хранилось и для чего – мне было непонятно. Даже если списать на сентиментальность, выходило слишком странно. К чему хранить устаревшие вещи, которые сейчас никто не носит? Мужские рубашки с вышивкой, сарафаны, длинные и в пол. Были среди них относительно современные в мелкий цветочек какие носили в семидесятые. А были и такие, что я всерьез задумалась, не пела ли тетя Света в молодости в каком-нибудь русском народном хоре. Рассказывала она о таком? Вроде нет.

Вот для выступлений наряды весьма подходили – ярких цветов, с вышивкой и жемчужинками. Платки цветастые, темные и красные, с мелкими и крупными цветами.

Даже кокошников обнаружилось два.

В двух стоявших в углу мешках я, наконец, обнаружила обувь. Она тоже была женской и мужской. Лапти, сандалии, кожаные сапоги. Красные.

Я повертела их в руках и подумала, может, в поселке Радуга когда-то проходили съемки? Вот и остался реквизит. Выкинуть – жалко, все таки денег стоит и качество хорошее, а носить негде?

Да, это объяснение выглядело самым разумным.

А что, раньше часто киношники выезжали в поля и деревни, чтобы снимать крестьянскую жизнь «с натуры».

– И всё-таки, почему нет резиновых сапог? – я устало обвела взглядом сарай, – Целый вечер зазря провозилась, – и облокотилась о комод с инструментами, – Макароны варить не буду, сил нет. Сделаю бутерброд с чаем.

– И мне! – вдруг сказал кто-то.

Боже, как я испугалась! Чуть богу душу не отдала! Дернулась так, что ударилась копчиком о деревяшку. До звездочек в глазах.

Кричать не стала. Не смогла. В горле образовался ком, и я замерла в испуге. Уставилась в дальний угол сарая, из которого доносился голос, и осипшим голосом спросила:

– Кто… здесь?

– Я! – хихикнул кто-то.

Меня прошиб пот. Значит, хулиган, который лазит по моим вещам – здесь?

Но…где? Если только за пальто спрятался, что висят на крючках в углу.

А я даже не успела разобрать толком тот угол! Ну висит что-то типа шинели, или зимнего пальто. Еще фартуки, какие строители раньше носили, и еще какие-то тряпки. Сапог под ними видно не было, ну я и не трогала ту одежду.

А теперь, выходило, что зря?!

– Кто это «я»? – медленно пятясь задом к выходу, я нервно осматривала сарай, ожидая нападения, – Кто «здесь»? А ну, выходи!

– А ну выходи, – перекликнулся со мной голос, только уже с улицы, позади меня, – Выходи!

– А-а-а! – заорала я и бросилась к комоду.

Раз меня обвели вокруг пальца, и собираются напасть со спины, я буду защищаться! Ящик комода я выдернула полностью, со свистом. Он грохнулся мне под ноги, рассыпая свое содержимое.

А я вооружилась отверткой. Выкинула ее перед собой и, держа на вытянутой руке, медленно пошла на выход.

– Кто… здесь? – громко спросила я, приказывая себе не пугаться.

Кто-то шутит надо мной. Издевается. Нет ничего странного и сверхъестественного, что сначала голос раздавался из глубины сарая, а потом переместился на улицу. Такое бывает. Просто я сейчас в состоянии аффекта не могу понять, почему.

– Это я, – спокойно ответил голос и на пороге появилась фигура Медведева, – Мне сказали, ты искала меня.

– О, черт! – выругалась я, перехватила отвертку и как тореадор понеслась в сторону мужчины, – Ну ты и козел!

– Что-о-о?! – взревел тот, впрочем, не двигаясь с места, – Совсем спятила?

Он ловко перехватил мою руку с отверткой и отвел назад. Завернул за спину, так, что я вскрикнула от боли, и вплотную подтянул к себе:

– Проси прощения, мерзавка.

– Пошел на фиг!

– Проси прощения за свои слова! – выругался он и сильнее сжал мою руку, – Или я тебе покажу, кто из нас козел!

Как же он был силен! Мне было очень больно. Я почувствовала, что еще секунда, и моя рука навсегда отвалится. Он оторвет ее!

Но просить прощения после адских шуток? После издевательства и подлости? Не-ет. Не дождется. Пусть он хоть всю меня скрутит, а унижаться я перед ним не буду.

Скорее, наоборот. До конца буду терпеть и ненавидеть его.

Пришел в мой дом, еще и руки распускает?!

Я была так рассержена, аж до слез, до трясучки, до нервного срыва, что в ответ выплюнула:

– Сгори в аду, Медведев! Сгори!

Что-то произошло. Что-то случилось, только я сама не поняла, что именно. Мужчина резко отпустил меня и, вытаращив глаза, испуганно уставился мне за спину.

Я едва удержалась на ногах!

А потом он сжал зубы и выругался:

– Ведьма! Поганая ведьма! Не приходи больше…

– Иди к черту, Медведев! – я пихнула его ногой, потому что рука не двигалась. Жаль, получилось лишь легонько ударить его по колену, – Сам не подходи ко мне. Видеть тебя не хочу больше!

Я думала, что мы всё выяснили. Обменялись оскорблениями, и прояснили свою позицию. Но Медведев сказал:

– Проклятая невеста! – и, пятясь задом, стал медленно отступать к калитке, – К Мирону не подходи. Не нужна ему такая.

– Не твое дело! – мне хотелось плеваться в его сторону. Гнать поганой метлой, чтобы пятки сверкали, – С кем хочу, с тем и дружу. Не твое дело!

– Ну-ну! – недобро усмехнулся он, – Это мы еще посмотрим.

И скрылся за калиткой.

Ругаясь и матерясь вслух –а что, держать лицо было не перед кем, я вернулась в дом. Помассировала руку, осмотрела ее. Синяки наливались знатные. Полезла в косметичку с лекарствами. Вытащила мазь, смазала синяки, пожалела, что не купила ничего спиртного. Взглянула на часы – было без четверти девять. Магазин все равно не работал.

Есть не хотелось. Спать – тоже. Я побродила по комнате, послушала музыку, что закачала в телефон. Всё было не то. Даже любимый рок слабенько отражал раздрай, что царил у меня в душе.

Потом попыталась позвонить маме. Сигнал ловил плохо, гудки то проходили, то обрывались. Трубку она не брала, может, гуляла, или была в магазине.

Вот в городе в девять вечера жизнь только начинается.

А здесь же – заканчивается.

Зашла в месседжер. Посмотрела, что утреннее сообщение вроде бы отправилось, а вот ответа не было. Ладно, если и маме не до меня, то сегодня точно не мой день.

Плюнула на все, выпила два стакана молока, и легла спать. Застелила кровать быстро. Хорошо, что постельное белье лежало чистое и выглаженное внутри дивана, вместе с одеялом и подушкой.

Как будто кто-то заботливый специально приготовил его для меня.