Дело было сделано, и сейчас, отпив ароматного колумбийского кофе, Давид открыл книжку и запустил программу, отслеживающую местонахождение жучков. Через минуту на экране появилась картографическая сетка, где ярко-красным светились, практически сливаясь в одну, две точки сопровождавшей Карину электроники. Буров внимательно всматривался в экран, наблюдая за происходящим на нем, а затем, сделав еще один глоток, увеличил картинку. Минут, наверное, пять он молча анализировал увиденное, а потом, убрав книжку в сторону, проговорил тихо, разглядывая дно кофейной чашки:

– Ну что, Дава, что скажешь? А что тут скажешь… Абсолютно ясно следующее. Во-первых, она в аэромобиле. Это понятно по траектории и скорости движения точки. А во-вторых? А во-вторых, аэромобиль этот возвращает ее в Питер.

– Вы что-то хотели? – спросила у Бурова проходившая рядом с его столиком официантка. – Кофе еще?

– Нет, спасибо. Счет лучше. Пора мне.

– В Казань? – спросила девушка.

– Нет, не в Казань. В Питер, похоже.

– Вы же говорили, только что оттуда!

– Говорил. Город такой – не отпускает.

Буров вышел на парковку и, заказав аэромобиль, полетел к расположившемуся в двадцати километрах от вокзала телепортационному узлу, рассчитывая максимально быстро вернуться в Петербург и уже с той стороны догнать ускользнувшую от его надзора беглянку. Аэротакси домчало его минут за десять. Вообще, считалось, что так перемещаться по городу удобнее всего: воздушное пространство над ним было открыто только для общественного транспорта – такси и аэробасов, – поэтому все происходило достаточно четко и быстро. Частникам же по старинке оставалась исключительно земля, взлетать им разрешалось лишь за пределами городов. Таким образом, через пятнадцать минут Давид вышел из вертушки уже на территории Санкт-Петербурга. Здание, в котором размещался портал, находилось в самом центре, недалеко от Смольного собора. Буров тут же сверился с книжкой, которая отслеживала перемещения Карины, и увидел, что две красные точки замерли где-то в районе Бокситогорска.

«И что вас туда понесло?» – подумал Давид.

– Может быть, «кто», Дава? Может быть, их кто-то туда понес? – спустя несколько секунд ответил он сам себе вслух, но так же тихо, как и в кафе. – Зачем кому-то забирать двух девушек в самом начале их путешествия и везти куда-то, прости господи, в Бокситогорск? Какова может быть цель? Или девицы водили за нос по поводу маршрута, а, Давид?

Бормоча все это себе под нос, он побежал к находившейся недалеко станции парковки воздушных такси.

Из аэромобиля на Давида, ухмыляясь, посмотрел молодой совсем еще парень-таксист, одетый в потрепанную временем или модой черную кожаную куртку и клетчатую кепку, как будто переместившуюся на его голову из глубины веков. Буров сел на одно из пассажирских сидений и сказал:

– Добрый день, уважаемый. В Бокситогорск бы…

Пилот сменил ухмылку на простую и красивую улыбку (хотя по логике должно было быть наоборот) и ответил Давиду несколько странно:

– А вы знаете, что никакого Бокситогорска не существует?

Давид молча посмотрел на пилота, а затем вновь сверился с координатами беглянок в книжке. А там красные точки опять пришли в движение и, покинув Бокситогорск, двигались в сторону деревни Анисимово.

– Думаешь, не существует? – задумчиво переспросил Давид, наблюдая за синхронным движением точек.

– Думаю, – подтвердил пилот. – Существует исключительно наше весьма субъективное представление о нем.

– Знаешь что? – спросил у него Давид.

– Не-а. Что?

– Не надо в Бокситогорск. Тем более его и не существует, как ты говоришь.

– А куда?

– Давай на аэростоянку на Энергетиков.

– Что так?

– На своей полечу. С твоим отношением к Бокситогорску лучше я сам… – рассмеялся Давид.

Пилот немного расстроился: ясное дело, перемещение до Бокситогорска было для него гораздо выгоднее, чем полет до указанного Давидом места. Но спорить не стал, гордость его взяла верх над предубеждениями и жаждой наживы. Водитель, подняв свой аппарат в воздух, направил его на юго-восток. И через семь минут выгрузил Бурова именно там, где он и просил это сделать.

Черный немецкий аэромобиль детектива еще каких-то пять лет назад считался шедевром аэромобилестроения, но сейчас был уже старомоден. Впрочем, для Давида это значения не имело. Не растеряв ни внешней привлекательности, ни скоростных данных, машина оставалась очень качественной и хорошей игрушкой для такого большого мальчика, как он. И Буров, не тратя более ни минуты драгоценного времени, забрался внутрь своего аппарата и, включив программу диагностики рабочего состояния механизма, закрыл глаза, выбросив из сознания все лишние мысли и эмоции. Через три минуты программа выдала на темный экран бортового компьютера злобное сообщение о необходимости замены правого заднего механизма выдвижения колес.

– Сделаю, сделаю… – буркнул ей в ответ Буров, – но только давай не сегодня…

Он плавно вывел машину на полосу ускорения и, через несколько секунд оказавшись на высоте ста двадцати метров, направился в сторону городской границы. Полет его над территорией Петербурга носил противозаконный характер, поэтому он как можно скорее стремился оказаться за пределами города, хотя на случай экстренного торможения экипажами транспортной полиции у него, как всегда, нашлось бы какое-нибудь волшебное удостоверение. В течение следующих десяти минут Давид покинул территорию Санкт-Петербурга и со скоростью триста километров в час полетел в сторону двух красневших на экране его бортового компьютера точек, которые пришли наконец к состоянию абсолютного покоя в деревне Анисимово. Компьютер, синхронизированный с информацией из его книжки, выбрал кратчайший маршрут до места назначения и, отслеживая движение таких же, как и у него аэромобилей, перемещавшихся на высоте от трехсот метров до километра над уровнем моря, вел Бурова к цели с помощью автопилота. Пролетев над Бокситогорском, Давид включил ручное управление и стал потихоньку снижаться, поглядывая на раскинувшуюся посреди лесов деревеньку, через которую протекала небольшая речушка. Спустя несколько секунд он плавно посадил машину на дорогу, ведущую к Анисимову, и бортовой компьютер вновь буркнул ему что-то недовольное по поводу правого заднего выдвижного устройства. В целях безопасности Давид не стал въезжать в деревню, оставив машину в лесополосе, справа от дороги. Он взял с собой только книжку и рюкзак, в котором Бурова, как и обычно в путешествиях, сопровождали термос с чаем, небольшое количество сушеного мяса, нож, спички, теплая накидка и высокоточное спутниковое оборудование, позволяющее определять местоположение и устанавливать связь из любой точки планеты.

Деревня была достаточно крупной: дома располагались и вдоль основной дороги, и вдоль небольших грунтовых ответвлений слева и справа от нее. Людей он пока не замечал, хотя домики, деревянные, в основном одно- и двухэтажные, выглядели обжитыми. Судя по тому, что Давид видел на экране книжки, девочек занесло не в саму деревню, а за нее, чуть восточнее, поэтому он торопливо двигался к их гипотетическому местонахождению, радуясь, что никто из местных жителей так и не появился.

– Вы что, решили устроить пикник? – ворчал он.

Буров свернул в итоге направо – на грунтовку, ведущую в лес. С каждой секундой скорость его шагов увеличивалась. Сердце сжалось недобрыми предчувствиями. Через семь-восемь минут почти уже бега Давид оказался на поляне, по краям которой густо разросся папоротник. Летнее солнце поглаживало его лучами, создавая иллюзию спокойствия и безопасности. Давид снова сверился с книжкой, которая говорила ему о том, что девочки, по крайней мере Карина уж точно, находятся на этой полянке. Оторвав взгляд от экрана, он внимательно осмотрелся. Никаких девочек не наблюдалось. Погрешность прибора составляла сантиметров пятьдесят, поэтому ошибки здесь быть не могло. Буров прошел дальше, к середине этой лесной проплешины, и встал на месте, где, судя по показаниям электроники, должна была стоять Карина. Он еще раз огляделся, и почти сразу его внимание привлек небольшой холмик свежей земли, как будто кто-то что-то зарывал, причем совсем-совсем недавно.

– Что-то или кого-то? – пробормотал себе под нос Давид.

Сердце билось учащенно, но он взял себя в руки и стал раскапывать свежую насыпь.

Через пять минут активной работы Буров вытащил из не очень глубокой ямы черный полиэтилен пакета, в котором обнаружил два комплекта одежды (включая нижнее белье и обувь), не так давно находившейся на Карине и ее подруге Вале. Всё. Давид молча смотрел на находку, соображая, что делать, а потом, взяв пакет под мышку, медленно направился обратно к дороге. Ситуация все больше и больше походила на форс-мажорную. Выйдя на дорогу, он пошел в деревню и, миновав первый от леса дом, увидел наконец местного жителя, мужика лет шестидесяти, сидевшего на скамеечке перед забором. Мужичок с интересом посмотрел на Бурова и спросил, видя, что тот направляется прямиком к нему:

– Камо грядеши?

Давид остановился от аборигена на расстоянии вытянутой руки и окинул того удивленным взглядом.

– Поляк? – наконец спросил он.

– Сам ты поляк, – получил Буров в ответ. – Я Вася Светлогоров.

– А почему разговариваешь по-польски?

– Это польский? – удивился Вася.

Судя по его не очень четкой дикции, Вася Светлогоров был немного подшофе.

– Польский, – улыбнулся Давид. – Скажи, Вась, видел ты что необычное за последние пару часов? Может, проезжал, проходил кто? Туда, по просеке…

Буров показал рукой в сторону, откуда только что пришел. Васек задумался, а потом, видимо, надумав что-то, хитро улыбнулся и посмотрел на Давида.

– Видел.

– Расскажешь?

– Нет.

– Почему? – невозмутимо продолжал диалог Буров.

– А ты уйдешь сразу, и все.

– А ты чего хочешь, Вася? Чтобы я остался? – рассмеялся Давид.

– Ну не навсегда, конечно… – смутился мужчина. – А так… По рюмочке-то можно выпить?

– По рюмочке? – задумался Буров.

– Ага… У меня самогоночка двойной очистки. Слеза! Или коньяк на рябине… Что будешь?

Вася, покряхтывая, поднялся и кивнул в сторону спрятавшегося за невысоким деревянным забором и парой яблонь дома. Давид, оглянувшись по сторонам, направился вслед за ним. Двухэтажный, старенький и очень небольшой с виду домик начинался с маленькой летней веранды, куда и пригласил зайти Бурова гостеприимный хозяин. Вася кивнул на деревянную, покрытую потрескавшейся от времени зеленой краской скамейку.

– Присядь. Я мигом.

Буров присел и пристроил рядом рюкзак и вырытый десять минут назад черный пакет с одеждой девчонок. Мигом не мигом, но все-таки очень быстро на небольшом столе оказалась запотевшая литровая бутыль самогона, две рюмки, миска с вареной картошкой, лук и банка соленых огурцов. Василий налил по первой и предложил следующую сентенцию в качестве тоста:

– За встречу.

– За встречу, – согласился Давид.

Буров выпил, слегка коснувшись своей рюмкой рюмки Светлогорова, и поставил ее, опустевшую, на стол. Вдруг он осознал, что голоден. Ухватил вилкой большую картошину и потащил ее в рот, ощущая, как самогон Василия растекается по его телу теплом летнего солнышка.

– Хорош? – задал риторический вопрос хозяин.

Давид, промычав в ответ нечто утвердительное, кивнул в знак абсолютного согласия.

– Ну вот, я же говорил – хорош. У меня берут многие себе. Говорят, лучше в деревне никто не гонит. Говорят, секрет знаю… А какой тут секрет… С любовью делаю!

Он налил еще, предложив Бурову выпить за удачное выступление наших футболистов на стартующем через несколько дней чемпионате мира по футболу. Мужчины опрокинули рюмки, и Светлогоров продолжил монолог, скакнув от темы самогоноварения к своей профессиональной занятости.

– Я ведь все, что делал, старался выполнять именно так – с любовью. Сорок пять лет отработал на заводе – аэромобили немецкие собирали – от разносчика материалов до начальника участка. Так ни одной претензии, ни одного штрафа! На пенсию уходил два года назад – всем заводом провожали. Директор часы именные подарил, под старину…

Василий кивнул на свою правую руку, на которой болтался большой красивый хронометр.

– В Бокситогорске…

– Что в Бокситогорске? – переспросил Давид, дожевывая вторую картошину.

– Завод в Бокситогорске. Чуть за. Мне удобно было ездить.

Василий еще раз обновил рюмки. Давид с огромным трудом удерживал себя в руках, чтобы не сбить Светлогорова с плавного течения мысли на выгрузку той информации, которая была необходима детективу как воздух. Он понимал, что его вмешательство может привести к нужному результату, а может, наоборот, обидеть скучающего в одиночестве аборигена. Тогда единственным возможным выходом из ситуации останутся угрозы. Эту методику Буров не любил и использовал в своей практике крайне редко. Совокупность известных ему на данный момент фактов могла, конечно, погрузить любого человека в противный туман паники. Любого, но только не Бурова, который научился не пропускать эту неприятную вязкую субстанцию в сосуд своего сознания уже за первые пять лет профессиональной деятельности – их он провел в отделе по расследованию особо важных преступлений Следственного комитета России по Санкт-Петербургу. Да и после, на детективной работе, ему часто приходилось сталкиваться с историями, леденившими кровь обывателей, но чем более сложными и страшными казались факты, тем спокойнее и расслабленнее становился Давид. Возможно, именно это и позволяло ему доводить до успешной развязки любое начатое дело. А здесь даже факты при более глубоком их анализе не выглядели очень уж устрашающими. То, что пакет с одеждой девчонок оказался именно в том месте, откуда он его успешно двадцать минут назад выкопал, говорило об одном: кто-то затеял некую игру с непонятной пока целью и правилами. Может быть, это были сами девчонки, а может, кто-то еще.

– Если бы кто-то был одержим желанием нанести им вред, то не одежду мы бы с тобой нашли, Дава, а их самих, не очень, правда, ясно, в каком виде, но их самих… – бормотал голос у него в голове.

Буров был полностью согласен с ворчуном и именно поэтому сидел и терпеливо слушал истории Василия, разделяя с ним трапезу. Пробило половину седьмого вечера.

– Один живешь? – спросил у Василия Буров.

– Да. Жена моя, Любка, уехала пять лет назад. К дочке своей. От первого брака. На юг. Говорила, мол, климат ей здесь надоел. А сын наш с ней все по заграницам колесит. Деньгу сшибает. Редко видимся. Да мне и хорошо одному. Привык.

Видно было, что выход этой информации из Василия произошел гораздо сложнее, чем предыдущей, поэтому Давид переключил Светлогорова обратно.

– Что делал-то? На заводе в смысле.

Василий вновь напомнил рюмочки своим зельем.

– Что-что… Сборкой занимались. Собирали машины немецкие. Давай за здоровье?

– Давай!

Мужчины выпили, и Светлогоров наконец соизволил обратить внимание на изначальный интерес Давида.

– Ты вот давеча меня спрашивал, не видел ли я чего необычного, не ходил ли кто по дороге в лес.… Отвечаю: видел, ходил.

– Кто?

Давид оставался невозмутимым.

– Пряхин. Незадолго до тебя. Сначала ко мне зашел за самогоном. Я ему выдал. Он говорит: пакет дай какой-нибудь, неудобно. А у него в руках вот этот черный, который ты держишь. Я ему, мол, в свой положи… А он: не могу, это мусор, выкину сейчас, не жадничай, дядя Вася. Дал ему.

– У него лопата или что-то такое было?

– Как заходил – нет. Видимо, у забора оставил. Я выглянул из дома, когда он ушел. Он в правой руке два пакета держал – тот, что у тебя сейчас, и мой, – а в левой маленькую саперную лопатку.

– А кто он такой вообще, Вась?

– Прохин?

– Да.

– Да хороший, в общем-то, парень… В Питере живет. Здесь ему от отца дом достался, вот он и приезжает раз в полгода выпить как следует. Он таксист. Лицензия, говорил, у него общая: и на Питер, и на Москву. Но в основном в Москве работает.

– Аэро?

– Да.

– А сейчас он где?

Давид доел остатки картошки и закусил луком.

– Как где… В доме отцовском… Своем теперь. Там, посередке…

Василий мотнул головой влево.

– Пьет?

– Я думаю, спит.

– Как? Он же только приехал?

– Ну да. Поэтому и спит. Он когда со смен прилетает, то выпивает обычно грамм двести или триста, не больше. И дрыхнет часов десять. А как проснется, так и начнет эгегей! Он у меня два литра купил. Завтра и будет оприходовать. А послезавтра снова ко мне придет.

Давид посмотрел на Василия.

– Пошли, проводишь меня к нему.

– Еще по одной выпьем – провожу, – пообещал гостеприимный хозяин.

Василий наполнил опустевшие рюмочки. Мужчины выпили, на этот раз без тоста, и, выйдя на улицу, направились по дороге к началу деревни. Пройдя метров пятьсот, Василий повернул направо (Давид вслед за ним), и почти сразу слева они уткнулись в небольшое, очень по виду старое строение, одноэтажное, из красного кирпича, над цветом и состоянием которого сильно покуражилось время.

– Вот его дом, – тихо проговорил Светлогоров.

– Твой посвежее смотрится… – улыбнулся Давид.

Деревянное жилище Василия тоже не выглядело новостройкой, но по сравнению с тем, что предстало перед ними сейчас, дом Светлогорова был великолепным примером содержания пусть и не нового здания в очень хорошем состоянии.

– Мой дом батя перекладывал. Да и я пару раз кое-что подделывал. А это прохинское жилище… – Светлогоров кивнул в сторону дома. – Как двести лет назад его прапрадед построил, так оно и стоит, не тронутое ничем, окромя времени. Зачем сейчас к нему идти? Он спит, говорю тебе.

– Разбужу.

– Крик поднимет!..

– Ничего. Вопрос к нему важный.

– Ладно, – сдался Светлогоров. – Коли делать нечего будет, заходи ко мне…

Василий посмотрел на свой красивый хронометр.

– Времени – семи нет. Я еще часа три точно не засну. Приходи.

– Хорошо, Вась, спасибо, – улыбнулся Давид.

Буров направился к двери в дом, Василий же, дождавшись, когда гость исчезнет в стареньком жилище Прохина, постоял еще минуту и побрел обратно к себе.

4

– Ты уверена? – спросила Валя, задумчиво накручивая на указательный палец правой руки прядку своих веселых дредов.

– В чем? – якобы не поняла подругу Карина.

– Ну… У тебя точно были жучки, так?

– Стопудово.

– У меня, возможно, тоже. В одежде. Мы от нее избавились, так?

– Факт.

– Теперь нас вряд ли найдет ищейка твоего папаши, да?

– А что это твой папа такой внимательный? – спросил у Карины Глеб, отхлебнув немного кофе из маленькой белой кружки.

Карина не отреагировала на вопрос парня, зато ответила Валентине:

– Найдет или не найдет – его дело, главное, мы показали им свою однозначную позицию по поводу нашего возраста. Мы уже не дети. И не надо нас обвешивать электроникой. Нужно требовать уважения к своему личному пространству.

Троица сидела в кофейне все на том же Казанском вокзале, только этажом выше, чем несколько часов ранее Давид.

– Эй, народ! – снова попытался привлечь к себе внимание Глеб. – Наш поезд, кажется, объявили…

Валя, Карина и их новый попутчик поменяли и билеты, и направление движения, чтобы запутать гипотетическую слежку, причем девочки это сделали из соображений собственной независимости, а парень из простого любопытства.

– Ну пошли, значит… – сказала, поднимаясь с места Карина.

За ней потянулись и двое других участников путешествия, и через три минуты ребята загрузились в точно такой же двухэтажный состав, какой не так давно примчал их из Санкт-Петербурга в Москву. Он тоже быстро вез их по направлению к выбранной точке маршрута, за окном же тем временем начинало темнеть: солнце садилось, так и не дав себя лицезреть сквозь мощные слои облаков и туч. По вагону прокатилась бортпроводница, разнося прессу, прохладительные напитки и закуски. Она была одета в темно-зеленую форму железнодорожной корпорации, на которой белым прямоугольником красовался бейджик, несший информацию о ее имени и фамилии. Глеб, вспомнив предыдущую, утреннюю, поездку, попросил себе кальвадоса. Проводница с надписью «Мария Степанова» на груди недоверчиво глянула на студента.