Вот так они и познакомились поближе. Жевали бутерброды, запивали сладковатым, дешевым вином. И разговаривали, разговаривали, словно не могли наговориться за всю предшествующую жизнь. Тюленю-самцу импонировало, что Мухин даже раньше его, как выяснилось в разговоре, приехал на строительство секретного объекта. Работал по шестому разряду сварщиком-универсалом, да к тому же и слесарить умел. Свой в доску парень. И Тюлень-самец сразу перешел с ним на «ты».

– Ты, я вижу, наш человек, парень что надо. А почему один?

– Да так, помялся Мухин.

– Понимаю! – заулыбался тюлень-самец. – Свободой дорожишь. Свобода – это, брат, хорошо! – сказал он с чувством, словно сожалея о чем-то большом и несбыточном.

– Ну-ну, разговорился!.. – стала одергивать, сразу подметившая эту интонацию в голосе мужа, тюлениха. – Что к человеку пристал? Закусывай, давай, а то уже красный сидишь!

– Фу ты! Ну что за мамочка! Слова сказать не даст. Слушай, Николай, а ты рыбалку любишь? Нет? Да ты ни разу, видать, на крупную кефаль не ходил. Ночью с огнем – у, как прёт, дура! – сама на острогу лезет! В прошлом году – вот таких (широко раскинул он руки) пять штук за час взял. Во, брат, скажу тебе, путина! И никакого рыбнадзору, наваливай, пока лодка выдержит. Ну и зрелище как в допотопные времена! Глядишь – факелы и мужики огненно-красные над фиолетовой с багровыми отблесками бездной моря, словно апостолы. Ух, аж дух захватывает. А рыбы, рыбы! Переливается чешуей в отсветах факелов. Живое чудо! Хочешь, сегодня в ночевку сходим?

Мухин как во сне слышал этот полубред тюленя-самца и с прищуром, чуть лукаво, смотрел на Лену. Она нравилась ему все больше. Он пьянел от ее свежести и близости, от раскованности и естественности – как ему казалось.

Тюлень-самец, уже слегка захмелевший, разлил вторую изумрудную литровку и, заметив состояние молодых, засмеялся.

– Что, влюбились сходу? А почему бы вам не пожениться? Ленка вон холостякует, и ты, как я вижу, один!

– Ну, Иван Сергеевич! – покраснела Лена, скажете тоже. Первый раз увиделись, а Вы сватаете…

– А какая разница! Я вот за своей контрой два года ухаживал, изучал как под микроскопом. А что толку! – в это время жена шлепнула его ладонью по полной и широкой спине.

– Вот видишь, тиран в лифчике! – попытался сострить он и получил уже более внушительный шлепок.

– Ладно, ладно, извиняюсь! Беру свои слова обратно. Но тебе, брат, скажу, жениться надо сразу – как понравилась, так и лови! Сдружитесь, притретесь потом.

– Пойдемте лучше купаться! – вставая, предложил всем Мухин и, не дожидаясь компании, направился к воде.

– Вот, деятель! – кивнул ему вслед тюлень-самец, – знает меру! А я думал он проще! Не, Ленка, не выходи за него. Горя не оберешься потом.

– Да ладно тебе, дядь Вань, чего зря каркаешь.– Обиделась Лена, встала и пошла вслед за Мухиным.

– Фу, фу, фу! – закривлялся ей вслед тюлень-самец. И выпил еще полкружки. Икнул, почувствовав, что больше не идет, и склонился на бок, подкатываясь к самке – тюленихе.

Мухин дошел до гряды, сел поверх валуна, обнял колени руками и положил на них сверху подбородок, засмотрелся вдаль.

Из-за кривой линии горизонта, где море и небо сливались воедино, как из другого мира, выплывал еще смутно вырисовавшийся корабль.

– Из Махачкалы, с бензином, наверно, – подумал Мухин. – Низко сидит танкер. Он не успел догадать, как почувствовал, что кто-то подходит сзади и почти одновременно – прохладные, щекочущие брызги на спине, но не подал и виду, сидел неподвижно.

– Не скучно? – спросила Лена, – чего уединились?

– Хорошо здесь, о какой скуке может быть речь? – улыбнулся Мухин. – Вон поглядите, как корабль из-за горизонта выходит. Видите? Дух захватывает от простора и свободы. Только на море их и ощущаешь в полной мере.

– Да Вы поэт! – засмеялась Лена. – И впрямь хорошо, я в первый раз на море, не могу надышаться всем этим.

Он понял ее, и уже ничего не говоря, снова заворожено смотрел на девушку. Потом словно очнулся:

– А знаете что, предложил после паузы, давайте доплывем вон до того камня! – показал он на большой белый зуб, торчавший из воды.

– Я же говорила, что не умею плавать! – заупрямилась она.

– А я Вас научу. Да здесь и недалеко, это только кажется, что до него плыть и плыть. За грядой сразу вымоина – метров десять, а потом снова дно – скалы подводные, можно идти по ним и все разглядывать под водой. Посмотрите, какая она прозрачная.

Вода, действительно, была на удивление прозрачная, такая, что видно было бычков и кильку, шныряющих в ее толще, причудливое, с щербинами, трещинами и вымоинами, дно, усеянное в углублениях мелкими ракушками, а по поверхности скал – покрытое мягким ковром из желтых водорослей.

– Живой аквариум! – воскликнула Лена.

– Море! – уточнил Мухин многозначительно.

– А акул здесь нет? – игривым голосом спросила Лена.

– Здесь нет. Вымерли.

– А что, разве раньше водились?

– В Сарматском море. Помните, из него образовались Черное море, Каспий и Арал?

Лена любила в школе географию – давалась легче, чем математика или физика, – да и интересно было помечтать про далекие путешествия, побывать где-то хоть мысленно, но о том, что в Сарматском море водились акулы, не помнила.

– Чудно как-то получается. В Арале и Каспии вымерли, а в Черном море остались. Напутали, наверно, ученые.

– Да нет, точно. Подтверждения есть. Про Карагие слышали? Впадина самая глубокая в Советском Союзе, она вон там – показал он рукой на северо-восток в сторону города, поднимавшегося белоснежными глыбами домов над серым горбом возвышенности. За городом. Тридцать км отсюда. Так вот там карьер есть – урановую руду добывают. И что бы Вы думали? Недавно ребята там скелеты акул откопали. Сохранились превосходно. Сам видел! Целое кладбище акул. Зачем-то они сплывались в это место и потом погибли.

– Может, они сюда умирать приплывали! – высказала гипотезу Лена.

– Загадка истории. Никто пока точно не знает, откуда и почему здесь в пустыне взялось кладбище акул. А домыслов разных много. Народ у нас богат на фантазии. Чего только не придумают.

– Вот здорово! – изумилась Лена. – И можно на этих окаменевших акул посмотреть?

– А чего же нельзя? Давайте как-нибудь махнем туда – дизель регулярно ходит.

– Интересно!..

– Там и горный хрусталь – друзы целые – в отвалах попадается. Вот у вас в колечке камушек-аметист, взяв руку Лены, чуть поднял ее к солнцу Мухин. – Так это капля, и то, как сияет! А друза при свете – как гора камней, кристаллы настоящие, природные! Каменная симфония и только! Вы такого нигде не видели.

– Посмотреть бы» – с явным интересом почти прошептала она, думая о чем-то своем.

– Да у меня этих друз полным-полно! Целый мешок! – Похвастался Мухин. – Правда, пока в кладовке держу, некуда поставить, да и не для кого. А вообще камни сильно люблю. Глядишь на них – целый мир перед тобой. В каждом свой, каждый по-своему и говорить научился. А когда – бог его знает – вот это и интересно – загадка. Магия настоящая.

– И деньжищ, наверно, больших стоят эти камушки? – высказала неловкое и неуместное для такой атмосферы предположение Лена.

– Ну, это уже банально! – отмахнулся от ее вопроса Мухин и неожиданно нырнул под воду.

Лена только ахнула, видя, как он резко перевернулся с валуна, и исчез в глубине. И радостно воскликнула, когда он через мгновение вынырнул из воды: весь визуально искривленный ею, подплыл к тому месту, с которого только что соскользнул, держа левую руку над головой.

– На память! – протянул он кулак Лене, – это тебе на память.

Лена, не глядя, приняла из его прохладной и мокрой ладони плоский камушек с замысловатым рисунком и когда раскрыла свою ладошку, вскрикнула от радости:

– Ой, какая прелесть! Я из него медальон сделаю.

– Талисман! – посоветовал Мухин. – Пусть хранит тебя от всех бед!..

Вечер они провели в молодежном кафе «Парус». Разные о нем ходили слухи – мол, шпана собирается, злачное место. Но Мухин на это не обращал внимания. Там он был завсегдатаем и в случае чего, у него нашлись бы защитники. А вот Лена в такую «малину» ни разу не окуналась. И в глубине души он строил свои планы насчет нее, хотел оглушить мангышлакской экзотикой, удивить и покорить своей щедростью. Когда они пришли туда, свободных мест, впрочем, как и всегда, не было. Но знакомая официантка Люда все устроила за червонец сверху. Поставила пару стульев к «дежурному» столику.

Лена ничего против этого не имела, но про себя заметила – денежный парень, не жадный, да зря красненькими разбрасывается.

Мухин словно почувствовал ее мысль.

– Ты зря чего не подумай, не ворованные деньги, трудовые. Хочу вот «Жигули» взять, да все лишнюю тысячу не наскребу. То на одно, то на другое деньги потрачу – круговорот жизни.

– Часто здесь бываешь?

– Да так, от скуки и одиночества!

– А здесь уютно! – оглядываясь, оценила обстановку в кафе Лена и сжала губы, боясь показаться совершенно неопытной – деревенской простушкой.

– Да, мне здесь нравится. – Согласился Мухин, улыбнувшись своей спутнице. – Коньяк, Шампанское? Лучше коньяк, не дожидаясь ответа, предложил он и наполнил рюмки.

– Ой, это ж крепкое! – всплеснула руками Лена, – опьянеем сразу.

– Да ну, ерунда, попляшем, и все пройдет. К тому же берег моря рядом, можем выйти и подышать свежим воздухом. – Успокоил Мухин. – Давай за тебя! – Поднял он свою рюмку.

– За нашу счастливую встречу на солнечном берегу! За знакомство! – Торжественным голосом добавила Лена.

Мухин похвалил ее за такое уточнение и, обратив внимание Лены на бутылку коньяка с белым аистом на этикетке, заметил:

– А эта птица, как известно, счастье приносит, да и коньяк отменный.

– Так ты со смыслом его заказал? – довольно улыбнулась Лена. – Пригубила рюмку и про себя подумала – не коньяк, а самогонка натуральная, почти как у них в селе, в Тамбовской области. И чего мужики в этом напитке такого ценного находят? Но когда допила рюмку до дна, почувствовала, как приятно разливается по телу тепло. В такт с «Историей любви», исполняемой оркестром, с волнами светомузыки, выплывавшими с экранов, установленных на эллипсовидной сцене перед музыкальными инструментами. На небольшом пятачке для желающих потанцевать, пока никого не было – еще не вошли в кондицию и не наговорились за столиками. К тому же вечерняя публика только прихлынула, и неторопливые официантки не успевали всех

обслужить. Поэтому поужинавших и танцевавших после нескольких рюмок коньяку или бокалов вина можно было сосчитать по пальцам.

В углу, рядом со сценой, за сплошь заставленным закусками и бутылками столом, сидела уже шумная и подвыпившая компания молодых мужчин. Среди них – несколько кавказцев, часто поднимавших бокалы и произносивших тосты.

– Ты гляди, как гуляют! – кивнула в их сторону Лена – Наверно, деньги некуда девать! И что за интерес вот так, одним мужикам, без девчонок гулять?

– Не торопись с выводами! – Уточнил Мухин. – Это ОРСовские ребята, видно, очередную сделку провернули, вот и гуляют. Небось, из Узбекистана пару вагонов яблок пригнали – там они копейки стоят, а здесь за хорошие и длинные рубли загнали. Они в Шевченко деньги делают. Ловкачи! Наши русские так не могут. А подружки их еще пока красятся, под занавес этого вечера появятся. У них свой регламент.

– Странно! – Удивилась Лена. – Совершенно не понятно, почему здесь так принято у девчонок по занавес приходить?

– Так это, какие девчонки – веселые, они тут парней и мужиков только снимают, потом на квартиры везут и там продолжают гулять до утра.

– Потаскухи, что ли? – Неловко спросила и почему-то вдруг покраснела Лена.

– Да что-то вроде того. Но у каждой свой дружок среди этих имеется, со всеми подряд они не гуляют. Нашли денежных ребят и присосались к ним, как пиявки. Пока не обберут, не отстанут. Правда, похоже, у этих кавказцев деньги никогда не заканчиваются. Как потратят, новые дела проворачивают. Вот живут, не то, что мы, простые работяги! Карман у каждого тугой, посмотри, как важно сидят!

– Да, – согласилась Лена. – Заметно, что с гонором ребята, все из себя супермены. Уверены в себе.

– Даже чересчур! – С недовольством заметил Мухин. – Наглые, как негры. – Вон тот, что с бородкой и в кожаном жакете, похожий на журналиста или писателя, пивом торгует в стекляшке у пирсов. А другой – развозит пивные галлоны. В день имеет не меньше двух сотен – волшебник.

– Да ну! За такие деньги у нас в колхозе целый месяц горбатиться нужно!

– Вот тебе и ну! Чешское пиво тут большим спросом пользуется. Они его разбавят вдвое, затем ведрами продают. Из кружек-то распивать рядом с машинами, с которых продают пиво, санэпидстанция запретила. Боятся инфекции без смыва. А им – торгашам – это только на руку. Где б и когда еще так руки погрели? Мужики-то наши, хоть что, выпьют. Толпой к машинам, с которых пивом торгуют, валят, давят друг друга. Недовольным вкусом пива и слова не дают сказать, побить могут. А эти микробы, показал он на кавказцев, только рады. Пользуются суматохой.

– Жлобы! – Высказала свое мнение о продавцах пива Лена.

– Хуже! Паразиты! – Уточнил Мухин. – Только не вздумай об этом сказать им, зарежут. Видишь, какой кодлой держатся. Как волки в стае. Только тронь, порвут!..

– Может, пойдем отсюда? – Встревожилась Лена. – Еще пристанут к нам!

– За это не волнуйся. Тут законы уважают и меня знают. Никто не тронет. Вон, видишь, – за тем столиком – из нашей фирмы ребята. Тоже не лыком шиты, если что, раскидают этих!

– Да что же за удовольствие – сидеть и ждать выходок дурной публики и еще деньги за все платить! – Недоумевала Лена.

– Адреналин! Без этого тоже неинтересно. Тут свой мир, свой космос и свой уклад. Пойдем, потанцуем! – Предложил Мухин.

– Да никто еще не танцует. Может, позже?

– Ладно! – Согласился Мухин. – Тогда еще по рюмке что ли?

– Да уж сам коньяк пей, я лучше немножко шампанского выпью.

– Можно и так! – Согласился Мухин, и стал отворачивать серебристую головку у поблескивавшей разноцветными бликами бутылки. – Я тоже не прочь шипучки выпить. Благородный напиток.

– А ты не увлекаешься этим? – Шутливым тоном спросила Лена. – Не алкоголик случайно?

– Я, – засмеялся Мухин, – да, алкоголик, когда жажда мучает и настроение ни в доску. Только вот руки не дрожат – швы после сварки под микроскопом и с рентгеном просматривают – ошибешься на микрон, заново придется шить. У нас сдельщина, так что сама понимаешь, работать только качественно выгодно и с твердыми руками.

– Ну, и шутник! – Засмеялась Лена. – Как это я сразу и сама не догадалась!

– Действительно! – Поддержал ее Мухин.

– А знаешь. – Тронула она его руку своими тонкими, полупрозрачными восковыми пальчиками. – «Жигули» ты обязательно купи. Тебе пойдет. У тебя лицо, подходящее под «Жигули». «Москвич» не покупай. Мужчина должен ездить на «Жигулях» или на «Волге». Чтоб престижно было…

Кажется, коньяк начал действовать. – Слушая Лену, подумал Мухин. – Сейчас начнет открываться мне, как бутончик розы. На разговоры потянуло. Это хорошо, быстрее лед отчуждения растает. Он налил полные фужеры шампанского. Поднял свой. Потом в упор посмотрел на Лену.

А она действительно не дурна, личико милое, глаза голубые, веселые, грудь высокая. Если приодеть немного – настоящая королева получится. – Думал Мухин, глядя на немного смутившуюся от его смелого взгляда Лену. От предвкушения удовольствия пригубил немного вина и тут же причмокнул – Прелесть!

– Коля, можно я так тебя буду звать? Расскажи о себе!

– Да что рассказывать. Родился в 38-м в Воронеже. После ареста отца – он у меня репрессирован был по 58-й статье, за политику, как мать рассказывала, сам не любит об этом вспоминать, – подались мы на Северный Кавказ. Мать не хотела, чтобы мы из-за отца страдали. Через некоторое время после ареста отца получила от него записку, в которой он посоветовал развестись с ним, чтобы она и дети не пострадали. Сама знаешь, как тогда к таким, как он и их семьям, относились. Враги народа – клеймо тяжелое. Жен и детей арестованных и осужденных потом отправляли в ссылки. Мать любила отца и поначалу колебалась насчет официального развода, а потом, собравшись с мыслями, поняла, что муж дело советует. Развелась, якобы по собственному желанию, хотя в душе все это сильно переживала. Я-то в ту пору ничего, конечно, не понимал, а мать и шепот злобный и угрозы не раз слышала в наш адрес. Вот и решила – лучше от греха подальше. К тому же на Кавказе и прокормиться было легче в те годы. Это не то, что сейчас. Что ни покупаешь – рубль. Тогда совсем иначе жили, совесть была, друг друга так не обирали. Хотя и зарабатывали, как мать рассказывала, крохи одни.

Лена родилась после войны и совершенно не знала, как жили в конце тридцатых, начале сороковых. Поэтому молчала и только слушала, смакуя шампанское.

– Мать фельдшерицей работала. Знаешь, как медики получают. А на шее – трое – я да две сеструхи: старшая Надежда и младшая Людмила.

– Живы? – Как-то неловко спросила Лена.

– А куда ж им деться? Старшая за москвича замуж вышла – на курорте в Пятигорске познакомились, она там поваром работала, а он отдыхал. Физик-ядерщик.

– Да ну, и что у них общего?

– А то, что тот тоже, как повар, свою «похлебку» варит. Только «посуда» у него побольше – реактор атомный. И знаешь, ему другой жены и не надо. Любит ее. Шибко умный. Правда, она его за глаза иногда дразнит: «физик-шизик», но это когда он психует, или она злая. А так они душа в душу живут. Потому, как он мужик с характером. А она покладистая, ублажает его.

– Представляю себе!

– Чего ты представляешь? Ничего ты не представляешь, не хуже других живут, как и многие в Москве.

– Но она-то любит его, счастлива? Или по расчету замуж вышла?

– А Бог ее знает, вроде любит и счастлива, а порой, вроде, и нет. Был у них пару раз в гостях – ничего не понял. Мы с ней то в театр, то в ресторан. И друзья, и подруги ее с нами. А он запрется дома, и все пишет что-то, пишет. Скука, одним словом. Хотя, надо понимать, – человек ученый, привычки к себе требует. Но я такой жизни не понимаю.

– А денег он много получает?

– Да нормально. Но вот у нас на БН – тоже физики, а ведь иначе живут, вращаются в обществе. Вон, видишь, за тем столиком с французом, – наше светило, мужик что надо. И голова – во! Большой человек! К тому же, что приятно, никакой черной работы не чурается, все своими руками сварганить может. Сам видел. Мастер на все руки! А здесь расслабляется. Мозги-то за неделю нагрузил, вот и разгружает.

Заметив взгляд Мухина, и сообразив, что парочка молодых людей говорит о нем, физик качнул головой, приветствуя старого знакомого. Что-то шепнул на ухо французу, встал и направился к «дежурному» столику. Высокий, с пролысинами на голове и длинным носом, но моложавый, он был чем-то похож на гусака.

– Добрый вечер, молодые люди! Отдыхаете? – по-свойски обратился он к Мухину и его подруге.

– Здравствуйте, Викентий Викторович! – Приветствовал его Мухин.