– Добрый вечер! – Присоединилась Лена. Она впервые видела живого физика-ядерщика, но старалась ничем не выдать своего интереса, чтобы не обидеть Николая. У них в деревне закон был – идешь с парнем гулять, держись за него, а то и накостылять могут, чтоб не баловалась и не стравливала ребят.
– Мухин, можно твою даму на танец пригласить?
– Так Вы у нее и спросите, может, не хочет.
– Позвольте! – Повернулся физик к Лене.
– Извините! У меня что-то голова разболелась. Давайте, в другой раз. – Охладила она пыл физика. А про себя подумала: ишь, какой прыткий, как его нейтроны. Наверно, после первого танца и в любви объясняться начнет. Нет! Пусть потерпит. С Николаем спокойнее. И она, дав понять, что менять свое решение не собирается, улыбаясь, глядела на Мухина.
– Жаль, извините! – Как будто о чем-то догадавшись, спохватился физик. Наверно, я вам помешал, старый осел. Не сердитесь, ради Бога! Ухожу, пойду, закончу беседу с коллегой.
Мухин, ничего не говоря, только развел руками: – как хочешь, мол, твое дело, меня это не касается. И ничем помочь тебе не могу.
– Пойдем, потанцуем! – Предложила ему Лена, когда физик отошел от них.
– Пойдем через минуту. А то обидится.
– А если я обижусь? – Спросила Лена.
Мухин не дал ей договорить, взял под локоть, и через мгновение они шли по узкому проходу между рядами столиков, расставленных в елочку, как здесь говорили – «змейкой» – по форме расположения строившихся домов рядом с кинотеатром «Юбилейный». Несколько десятиэтажек под углом составлялись в один архитектурный ансамбль. Отсюда и название – «змейка».
Они танцевали, как и другие, почти обнявшись, близко прижавшись друг к другу. И Мухин почувствовал приятное тепло, растекающееся, как ток, по всему телу от ладоней и груди.
Звучала песня о Тбилиси на грузинском языке. Солист ансамбля Славик – грузин – растягивал, как настоящий профессионал, приятным тенором слова песни. И ему подпевали музыканты.
Но вскоре песня закончилась, и Славик объявил, что для присутствующих в зале Ахмета и Дэги из Грозного он споет песню о дружбе на стихи Расула Гамзатова.
– Ну, все, началось! Теперь весь вечер будет им посвящен! – Недовольно прошептал Мухин и на ухо Лене. – Может, тоже заказать? Какая твоя самая любимая?
– Ой, только не это, зачем на себя внимание обращать! Пойдем, посидим. – Потянула она его к столику, чувствуя, как несколько человек и так уже ощупывали ее своими взглядами.
Привлекательная, сладкая, да не про вас! – Подумала она. – Но как бы не нарваться на дураков!
– Может, погуляем по воздуху! – Предложила Лена Мухину.
– Идея! – Обрадовался Мухин. – Вот только по фужеру еще и на улицу. Давай в гости к моим друзьям заглянем.
– А кто они такие?
– Да ребята хорошие. Здесь неподалеку живут. Им скучно дома одним. Вот и нагрянем, взбодрим их. Записи послушаем – Высоцкий весь в натуре у них – шесть кассет. Он, кстати, сюда приезжал, был в гостях у моих друзей.
– Ничего себе. Они его знакомые или родственники?
– Да нет, просто заядлые поклонники творчества Владимира Семеновича. Брали автограф, пригласили к себе в гости. Он не отказался, заехал.
– Так они семейные?
– Ну, да. Муж и жена – Серега и Танька – свои ребята. Хата у них трехкомнатная, просторно, детей еще нет. Живут пока в свое удовольствие. Танька здесь рожать не хочет, говорит, дети крупные получаются, не разродится. А Серега о сыне мечтает. Во всем остальном у них прядок. Ну, так как?
– Да неудобно как-то! Ни с того, ни с сего! Что обо мне подумают? – Лена, говоря это, наблюдала за девушками, появившимися возле столика рядом с шумными ОРСовцами. Они стояли возле декоративной рыболовной сети со стеклянными поплавками и золотыми и серебряными рыбами, и говорили о чем-то своем, словно не обращая внимания на парней. Потом одна из них подошла к кучерявому, с бородкой, азиату и обняла его за одно плечо, что-то шепча ему на ухо.
Он подвинулся и она села рядом с ним, обняв одной рукой, как парижская куртизанка. Пошептала, пошептала ему на ухо и, видимо, договорившись о чем-то, вернулась к своей подруге. Вместе они вышли в бар.
– Дешевки! – Провожая их строгим взглядом, сказала Лена.
– Кто? – Сразу не понял Мухин. А взглянув туда же, куда смотрела она, согласился:
– Да, проститутки местные. Хотя, говорят, в Советском Союзе проституции нет. Но тебе-то что до них? У них своя жизнь, у нас – своя. И вотще, Ленок. Пора тебе привыкать. Здесь не село, не Тамбовская область, а молодежный город, нравы другие, проще.
– Что ты имеешь в виду, с чем именно здесь проще? – Сказала она полушутя, полусерьезно – так, что нельзя было понять, какое у нее к этому отношение.
– Ну, как тебе объяснить? – Свел брови Мухин. – Раскованнее здесь, что ли, не такое ханжеское отношение к жизни и интиму, как на большой земле. Да и вообще здесь многое по-другому. Вот у вас на родине уже спят сейчас, наверно? А здесь до двух часов ночи жизнь кипит. И никто никому не мешает, никто никого не осуждает. Принято так. Понимаешь?
– То-то я вижу, – такие зеленые девчонки, а уже по злачным местам шастают. – Кивнула она в сторону девиц, сидевших за многими столиками не только со своими сверстниками, а по большей части, с мужчинами среднего и даже пожилого возраста, обрюзгшими и пузатыми.
– Тоже работают здесь в качестве обслуги.
– Мужиков ублажают! – Категорично и с осуждением сделала вывод Лена. – Лучше бы на завод пошли работать.
– Да кому они там нужны? – Не согласился с ней Мухин. – Тут и мужикам из-за высоких заработков сложно устроиться. А ты про этих зеленых. Зеленые они внешне. А так уже битые птицы. Вон ту Трешкой зовут, а ту – Сорванцом. У них на ногах под юбками цены за их услуги выколоты. Приподнимут чуть-чуть, и показывают клиентам.
– Фу, какая гадость! – Вспыхнула Лена. Ты что, спятил, или пользовался их услугами? – Спросила она как-то уж очень жестко, и колким взглядом вперилась в Мухина.
– Извини! Тебе такое слушать неприятно и срамно, как я понимаю. Непривычно. А тут к этому привыкли, все об этом знают. И никто не удивляется.
– Пойдем отсюда, мне здесь не нравится!
Выйти из зала можно было только через бар. И, когда они вошли туда, то на несколько минут, задержались. Мухин попросил Лену присесть с краю за баром на круглый вращающийся стул, а сам на минуту зашел в туалет. Лена, ожидая его, услышала обрывок разговора девиц, которые несколько минут назад подходили к кавказцам и азиату. Теперь они сидели к Лене спиной и не обращали на нее никакого внимания. Разговор почти ошарашил ее своим цинизмом:
Слушай, а тебя муж не ревнует?
– Не – а! – Нараспев отвечала черноокая, с косинкой глаз, девица, тело которой было едва прикрыто полоской мини-юбки и полупрозрачной, розовой блузкой без рукавов. – Он сам меня посылает. У нас полный консенсус в этом вопросе.
– Да ты что?! Офигеть!
– А что? Он ведь понимает, не по-настоящему это.
– Но как ему не противно?
– А что ему должно быть противно? Я же с этими придурками не сплю.
– Но ты же с чужим мужиком в постель должна лечь. И как бы рога ему наставить!..
– Фи, вот глупая! Да ничего подобного. Вот с такими обормотами, да в постель, а вот этого они не видели? – Вывернула она кукиш перед лицом подружки.
– Однако же ты к ним так и липнешь! – Не первый раз вижу, вон только что на колени к Сайхану садилась.
– Да это же для игры.
– Ох, Зинка, доиграешься! Они шутить не любят, отрежут тебе что-нибудь от нежного места. Или утопят в море.
– Не – а! – Опять, полу смеясь, явно бравируя, нараспев протянула девица, сидевшая ближе к Лене на таком же вертляво-шарнирном стуле у стойки бара. – Все продумано. У Костика светлая голова. Не зря же физик, наперед сто ходов знает, как его ЭВМ. Он честно играет, как в покер, и выигрывает на все сто. Так, что у проигравшего и обиды не остается. Как говорится, и волки сыты, и овцы целы.
– Это как?
– А вот так! Думать надо! – Заинтриговала свою подружку Зинка.
– Не понимаю. – Напрягая все свое воображение, недоумевала любопытная девица.
– А у нас вот как. – Похвалилась Зиночка, оглядывая с ног до головы подружку. – Прихватываю я пару мешков, то есть денежных мужиков. Мешками их Костик зовет. Приглашаю к себе, меня-то они не впервые видят. А про мужа, как правило, не знают. Даже если и знают, что он у меня есть, особого значения этому не придают. Смелые мужики, к тому же. Я – приглашаю. А для них желание женщины, когда это выгодно, конечно же, закон. То есть повод, если что – то моему Костику морду набить и из квартиры вышвырнуть, заставить, хоть на время подышать свежим воздухом.
– Да не тяни! Рассказывай по делу.
– Ну, так вот. – Смаковала свой рассказ Зинка. – Значит, привожу я мешков к себе домой. Костик приветливо их встречает. И, между прочим, уже в прихожей предупреждает:
– Ой, Зинуль, посидел бы с вами, соскучился по гостям, да и выпить не прочь, но на работу – в ночную смену, как назло! – Лапшу, значит, этим мешкам вешает на уши, расслабляет их.
– Зачем? – Не поняла подружка.
– А затем, чтобы сразу чего не выкинули, не разошлись.
– А!
– Два! – Передразнила ее Зинка и затянулась сигаретным дымом. – Так вот, потом включает музыку, приглашает ребят за столик в уголке и говорит:
– Надеюсь, вы люди порядочные, рад познакомиться, за что и выпью рюмку. Пьют. В это время я подхожу и говорю:
– А про меня забыли, на водку накинулись, вот кавалеры! Костик и мешки извиняются. Предлагают выпить и толкают тосты за мое здоровье. Вот тут и наступает решительный момент.
– Да неужели он тебя продает, кобель? Или ты им клофелина подливаешь?
– Ничего ты не поняла. Я кодекс уважаю. Здесь тоньше всё, на психологии держится.
– А!
– Бэ! – С явным превосходством и высокомерием еще раз покривлялась Зинка. – Я б и дня одного с сутенером или отравителем не жила. Пока цену себе знаю. И никому в голову не придет, что мы с Костиком живем душа в душу, я ему верная жена. Изменю только тогда, когда другого полюблю.
– Ой, Зинка, извини! А я о тебе такое подумала!
– Да уж вижу, не слепая. На твоем лице, как на телеэкране все написано.
– Ты только не обижайся на меня дуру.
– Да чего там! На больных грех обижаться.
– А с чего ты взяла, что я больная?
– Да это я так, к слову.
– То-то ж. Так что дальше у вас там происходит? Страх как интересно!
– А дальше Костик с мешками спорить начинает насчет того, кто больше выпить может он или они. Тут снова вклиниваюсь в разговор я и заявляю джигитам, что одна могу больше выпить водки, чем они вдвоем.
– Их это поджигает! – Догадалась подружка Зинки.
– Точно! Как рыбы на червя, так они на мою приманку клюют. Заключаем пари на кругленькую сумму. Играем на наличные. Я выставляю, и они в банк деньги вносят.
– И что потом?
– Что-что? Беру бутылку «Столичной» и через горло без закуски выпиваю. Потом сосу лимончик и еще одну. Это я могу.
– Да ты ж отравишься, так и помереть не долго.
– Не – а. Я перед этим стакан свекольного сока на кухне выпиваю и большую ложку сливочного масла съедаю. Это рецепт разведчиков, которым они в войну пользовались, когда много выпить надо было, и не запьянеть. Отец Костика научил. Он же у него бывший фронтовик.
– Помогает?
– Еще как. Они-то думают, что я совсем уж после водки вдрызг опьянела, иду в туалет, качаюсь. А потом там рыгаю громко, чтоб слышали, думали, мне плохо. А я специально сразу после приема и своего выигрыша желудок промываю и клизму делаю. Неприятная, конечно, процедура, зато деньги какие в банке! Есть ради чего помучаться. Ругаюсь между делом, как сапожник. Они обычно, гады, в такие минуты ржут – смех их разбирает. А я себе на уме – думаю, смеются, значит, все нормально. Не рассердились, что проиграли пари. Деньги-то для них, как пыль. Хотя, бывает, и жадные мужики попадаются. Злятся, но спор есть спор. Слово свое они держат, мужики! Честь для них превыше всего. А нам от этого не хуже! – Громко рассмеялась Зинка и вслед за ней вульгарно захохотала ее подружка.
Лену пробрала дрожь от такого рассказа, начало тошнить. А тут еще подошли и стали за спиной два молодых человека, дыша на нее перегаром, и пытаясь шутить…
Она поставила на стойку чашечку с кофе, которое сама заказала у бармена, когда он приблизился к ней и спросил: «Что желаете»? Резко повернулась, сверкнув глазами на парней, и встала, не говоря им не слова. Словно они и не существовали.
Но парни решили все-таки поговорить с ней и не пропускали ее, продолжая шутить. А Мухин как провалился в своем туалете. Это ее стало раздражать.
– Пропустите! – Оттолкнула парней от себя Лена. – Чего наглеете?
Бармен из-за стойки сделал парням замечание:
– Ну, что там такое, что за дела, пацаны? Пропустите девушку!
Парни знали, что с барменом лучше не ссориться, тому стоит только свистнуть охране, как та будет моментально здесь и может намылить шею. Но Лена уж слишком резко повела себя с ними, и один из оскорбившихся парней поплелся за ней к выходу из кафе и на улице стал приставать:
– Девушка, ты мне руку сломала! Как теперь мне жить?
Но в это время плечистый парень с бородкой – приятель Мухина, вышедший следом, остановил его, положив крепкую ладонь на плечо.
– Все претензии ко мне. Могу и вторую руку сломать. Что тебя не устраивает в нашей обители?
Парень спасовал и вернулся в бар, несолоно похлебавши.
– Ну, и хамы тут! – Негодовала Лена, когда почти в ту же минуту рядом с ней появился Мухин. – И ты хорош, оставил меня одну! Пойдем отсюда быстрее, тошно.
– Прости! Я в туалете знакомого встретил, поговорили о наших делах.
– Тоже нашел время и место для разговоров с друзьями! Оставил меня в этой клоаке, тут мразь на мрази!
– Да не сгущай краски! Просто слегка подвыпившие ребята, познакомиться решили. Ну, что в этом такого. А ты Бог знает, о чем подумала. Рабочие парни с АТЗ, свои практически. Не преувеличивай!
– Ничего себе свои, да они меня обидеть хотели.
– Отошла бы вежливо и все. А если они, действительно, шустрые, мы их быстро успокоим! Не бери в голову! Здесь ребята дружные, и почти все – мои друганы.
– А ты сам на себя не надеешься? – Язвительно бросила Лена Мухину.
– Почему, не надеюсь? Надеюсь! – Сказал он с улыбкой на лице. Пойдем к морю!
Минут пять они шли, не разговаривая друг с другом, по еще дышащему теплом асфальту к спуску на набережную. Собственно, набережной, как таковой еще не было – только в проектах, – вдоль каменистого, щербатого берега пока тянулась одна узкая лента асфальтовой дороги, по бокам которой были установлены грибки, кабинки для переодевания и редкие навесы со скамейками, окрашенными в голубой цвет. Сейчас, в лунном свете, они были, словно вылитыми из серебра. Мухина они раздражали. Он привык к дикому, не окультуренному берегу и любил его в первозданном виде: с грядой частых, словно отполированных волнами, валунов в воде и сплошными, хаотическими нагромождениями белого и серого, в разноцветных пятнах лишайника, известняка, отваливавшегося от разрушающегося солнцем и ветром мыса Актау. Луна стояла высоко, большая, полная. Широко растекалась по чистому темно-синему небу тонкой акварельной паутиной невесомого света. А отражение ее падало и вытягивалось дорожкой из золотых и дробленных легкими волнышками кусков фосфорисцирующего живого стекла.
Казалось, что по нему из самой глубины вселенной, а не из Каспия, шла к берегу легкая, пахнущая водорослями прохлада. Мухин подошел поближе к парапету, за ним – земля, а вернее, белый панцирь мыса, обрывался, и становилось немножко жутковато от высоты и такого коварного обрыва, но, в то же время, и просторно, как в небе птице. Создавалось ощущение парения, словно человек поднимался в воздух, а море и небо вокруг него сливались в одну стихию. И ничего, кроме луны, звезд не было рядом.
– Как хорошо здесь! – Вырвалось у оттаявшей на воздухе Лены. – Прелесть, посмотри. Какая яркая луна, в жизни такой не видела! Сейчас бы крылья и полететь.
Не успела она сказать это, как на фоне лунной дорожки появилась огромная черная птица, с немного изогнутыми крыльями, как у самолетов-хищников, которые она видела на обложке «Крокодила». И ей отчего-то стало не по себе.
– Кто это? – Спросила она у Мухина.
– Баклан или альбатрос, на ночную кормежку вышел или, скорее всего, возвращается после нее на берег с какого-то островка. Их вон там, – показал он рукой в море, – много. А возле них кильки навалом.
– Да ведь здесь у берега тоже рыбок много, я видела – косячками ходят – как живое серебро, то слева, то справа от тебя засветятся. Неужели им этого мало?
– Надоедает на одном месте, наверно. Да и неохота с одной мелочью возиться, там ведь часто целых рыбин, вот таких – развел руки, показывая размер, – на берег выбрасывает – кефаль, севрюги, для птиц настоящий пир.
– Кучеряво живут.
– А здесь почти все так. И люди тоже не исключение. Вот и бесятся. Пока на большой земле жили, каждую копейку считали, не пьянствовали и друг к другу иначе относились. А тут, гляди, – не только в море луна расшиблена – весь берег битым стеклом засыпан. Это сколько выпить надо было! Годами бьют – весь берег светится.
– Правда, Коль, сколько стекла-то! Я сразу и не поняла, откуда оно здесь. Думала, специально, для красоты посыпали.
– Да уж, это сейчас при луне весело смотрится, блестит. Днем – карикатура: загубили берег. А ведь в двух шагах, с ума сойти, красотища какая! Дух захватывает! Смотришь и понимаешь, не в одних деньгах счастье.
И что он за человек такой? – Еще больше оттаивая душой, слушая его слова, думала Лена. В «Парусе» ничем от других пьяниц не отличался, а здесь – как ребенок, восторг разливает, красотой морской и небесной не надышится. Словно на всё остальное ему наплевать. Но ведь не так!
О проекте
О подписке