– Надо сделать могилу, чтобы убедить Прыща, что ты здесь остался.

– Теперь понятно. К этой могиле ты цветы будешь приносить… Но вернемся к женщине. Она, вероятно, не так засекречена, как посредник.

– Через нее мы узнали о месте встречи с Гнилым и пароль.

– А кто такой Гнилой?

– Никогда его не видел и не слышал о нем, – неохотно отозвался Филин и, свернув к ельнику, воткнул лопату в землю. – Я называю гнилыми всех, на кого получаю заказ. Будем копать тут…

– Мне все равно, где могилу копать, лишь бы в ней не лежать.

– Есть фотография Гнилого, ее тоже передали через посредника. Она у Прыща, вернется – заберу, хотя маловероятно, что он сохранил фото покойника. Коллекционированием мы не занимаемся…

Филин, поплевав на ладони, взялся за лопату, спросил:

– Выходит, ты с Гнилым не встречался?

– Вчера в первый раз шел на встречу. До этого связывались только по телефону, точнее, он звонил несколько раз мне домой.

– Теперь я понимаю, почему спешил заказчик – вы не должны были встретиться…

– Скорее всего, так. Думаю, Гнилой хотел передать что-то очень важное.

– Уже не передаст. Заказчиков убийства, как я понимаю, ты намерен искать сам?

Бусел не ответил. Они молча докопали яму, Филин набросал в нее бурелома. Так же молча стали забрасывать яму песком.

Когда работа была закончена, Бусел сел на свежий песчаный холмик.

– Вот и все. Был капитан милиции Андрей Бусел – и нет его.

– Так будет лучше, лучше для всех нас, – сел рядом Филин.

Квартира, в которой расстались Колесник и Купрейчик. Он сидит за кухонным столом. Колесник допил коньяк, посмотрел на часы, стрелки показывали половину пятого. Он взял початую бутылку и направился в спальню.

Короленя храпел, раскинувшись по всей кровати. Колесник резко откинул одеяло, хлопнул Короленю по плечу:

– Пора вставать!

Короленя зашевелился, открыл осоловелые глаза и уставился на Колесника:

– Где это я?

– Ну и ну! – Колесник приоткрыл дверь на балкон. – Нельзя много пить, если память подводит…

– Сергей Николаевич? Вы здесь, а где Ядя? Который час?

Колесник налил в стакан коньяку и протянул Королене.

– Выпейте, Иван Федорович, сразу вчерашнее вспомнится.

– С утра пьют только дегенераты, – добродушно проворчал Короленя.

– Я бы на Вашем месте не спешил, нам есть о чем поговорить.

– Что-то было не так?

– Напротив. Вы все сделали как надо, даже лучше, чем я планировал…

– Планировали?! – поразился Короленя. – Дело в Яде… Ядвиге Станиславовне?

– И не только, – Колесник сел в кресло и, скрестив руки на груди, устало вытянул длинные ноги. – Считается, что Вы, Иван Федорович, еще в командировке, только вечером должны приехать из Москвы. Ваша жена, Надежда Витольдовна, отдыхает в санатории, детки, сын Иосиф шести лет и дочь Ванда десяти, – у тещи на улице Маяковского… Так что, дорогой Иван Федорович, поговорим, Вам некуда спешить.

Короленя медленно опустился на диван.

– Значит, Сергей Николаевич, Вы – сутенер? И сколько все это стоит? – Короленя похлопал рукой по мягкому дивану. – Сколько я должен заплатить за сегодняшнюю ночь? В рублях или долларах?..

– Разве я похож на сутенера?

– Тогда кто Вы и что Вам от меня нужно?

– Я ждал, пока эмоции уступят место трезвому расчету, люблю деловых людей.

– Давайте без эпитетов. Будем считать, что у нас деловая встреча, хотя и довольно оригинальная.

– Можно и так, – согласился Колесник.

– Только имейте в виду: против закона я не пойду! – Короленя залпом выпил коньяк.

– Вынужден напомнить народное, старинное, но мудрое: закон что дышло…

– Вы, Сергей Николаевич, владеете компроматом на меня и, если думаете шантажировать с помощью проститутки, ничего не получится: мой хозяин на такие шалости внимания не обращает, сам грешен.

– А семья?

– Семья? Время коммунистической морали приказало долго жить, так что пропесочивать за аморалку некому. И потом, жена понимает, где окажется, если меня снимут с работы. Вы сами заметили, что Надежда Витольдовна в санатории, и, наверное, знаете, в какой стране. Так что закрыть глаза на мои случайные похождения выгодно в первую очередь ей. Если это весь компромат, то, извините, нам не о чем говорить.

Короленя застегнул пуговицы на рубашке, подошел к стене, уставился на дешевый натюрморт, где на неестественно голубом блюде была рассыпана гора красных яблок. Посредине картины поблескивал темный глаз фотокамеры.

– Отсюда Вы меня фотографировали? Дешевка! Я Вас не боюсь, плюю на Вашу шкуру Ядвигу Станиславовну, хотя надо отдать ей должное – ночь была незабываемая.

– Что ж, я рад за Вас. – Колесник сделал глоток прямо из бутылки. – Первый экзамен Вы выдержали, но, сами понимаете, это только начало, разведка боем. Теперь главное. Вы ошибаетесь, если думаете, что фотографии, сделанные сегодня ночью, я пошлю вашей жене. Нет, они лягут на стол генерального прокурора с пояснительной запиской относительно Вашей деятельности в пользу одной фирмы, о названии которой я пока умолчу. Вам интересно узнать, что будет в этой записке? – Колесник взглянул на притихшего Короленю и, не дожидаясь ответа, с напускной ленцой в голосе продолжал: – Секрета нет. Там будет написано не об аморальном поведении депутата Королени, а о том, как он сотни тонн нефти и цветных металлов прямиком спровадил в Прибалтику, где этот ценный и нужный республике товар бесследно исчез. Деньги, конечно, всегда имеют хозяев, и я подскажу прокурору, где и как депутат Короленя их получил. А если это будет расценено как шалость, то я знаю одного человека, который готов явиться с повинной, конечно, по моей просьбе, и признаться в убийстве банкира, назовем его «Д». Наверное, слышали: год назад пришили человека – и с концами… Но самое интересное в этой истории то, что деньги убийца получил от одного приближенного к власти человека, кстати, тоже депутата, которого хлебом не корми – дай на людях покрасоваться перед телекамерами, а фамилия его…

– Хватит!.. – крикнул Короленя.

– Да Вы этого депутата-деятеля должны знать, – с издевкой продолжал Колесник, – фамилия его, как и Ваша, начинается с буквы «к». Догадались?! Так что, Иван Федорович, я Вас не задерживаю, не имею права. За углом возьмите такси и через полчаса будете в родных пенатах. Только надолго ли?.. Идите, Иван Федорович, дверь открыта.

Короленя долго стоял в проеме кухонной двери, устремился в комнату, сбросив на ходу плащ, с остервенением подфутболил его ногой, выхватил из рук Колесника бутылку с коньяком и залпом осушил ее.

– Оказывается, утром пьют не только дегенераты, но и депутаты.

– А пошел ты к черту, демагог сраный! Сегодня ты победил, но будет и на моей улице праздник…

Уже немолодой участковый с капитанскими погонами на плечах, стоя на берегу реки, командует рыбаку, нашедшему утопленника:

– Ты, Семен, осторожно тащи утопленника к берегу, – поворачивается к толпе сельчан. – Мужики, кто нервишками покрепче, двое подойдите.

Подходят два парня в фуфайках.

– Что делать, Палыч?

– Что-что… Вытаскивайте на берег. Из наших никто не пропадал?

Голоса из толпы:

– Все, вроде, живы. Теперь даже по пьяному делу на реку не ходят.

Вытаскивают утопленника. Туловище завернуто в целлофан и увязано толстой веревкой. Участковый осматривает.

– Надо в район звонить, пусть оперативную группу присылают, – его взгляд задержался на ноге трупа: из носка что-то торчит; участковый вытаскивает оттуда милицейское удостоверение. – Вот те раз! Тут не в район, в Минск нужно сообщать… Из Минска утопленник. Завертится теперь!..

Хата лесника. Вечереет. Слабый свет, пробивавшийся в окна, очерчивал стол с горой неубранных банок из-под консервов и пустых бутылок. Филин бросил окурок на пол, с остервенением растер его каблуком. Резко отодвинул койку, отбросил несколько досок – там оказался тайник.

– Под этими досками есть все, что нужно.

– Хочешь меня спровадить? – спросил Бусел.

– В любой момент Прыщ может объявиться, а теперь и для него ты – покойник. Возьми харчей на несколько дней и перебирайся в хлев, на сено. Когда мы уедем, вернешься в дом, – Филин вытащил из тайника консервы, хлеб в целлофановых пакетах, целую пачку паспортов, еще что-то, завернутое в бумагу. – Документы тоже возьми, найдешь, где спрятать.

– Вижу, ты не слишком доверяешь Прыщу.

– В моем лексиконе такого слова нет. За Прыща не волнуюсь, не одно дело провернули, он без меня мало чего стоит, думает не тем местом…

Бусел взял две жестянки с говяжьей тушенкой, твердую буханку хлеба, несколько больших, величиной с кулак, луковиц.

– Бери больше, отъедайся, с пустым животом с мафией не повоюешь.

– Какая мафия?! – засмеялся Бусел. – Разве ты и Прыщ – мафия?

Филин положил доски на место, подвинул кровать и спросил:

– Ты и правда такой наивный или прикидываешься?

– Время изменилось, но все осталось по-прежнему, даже хуже стало.

– Калмыкова, нашего замполита, помнишь?

– Такое не забывается. Со мной у него вышла, мягко скажем, неувязочка. Никак не мог понять наш Калмыков, что меня, беспартийного, нужно за твое спасение представлять к государственной награде.

Бусел и Филин закурили и вышли во двор. Из-под огромных елок выползал на поляну туман.

– И все же, Василь, что с тобой случилось? – спросил Бусел. – Ты, этот Прыщ, мафия…

Неожиданно Филин швырнул на землю окурок и бросился в дом. Когда капитан вошел следом, Филин уже допивал стакан водки, потом дрожащей рукой налил еще половину и, задержав дыхание, проглотил.

– Ты что, белены объелся? – Бусел выхватил бутылку из рук Филина.

– Все хорошо, теперь уже все хорошо, – криво улыбнулся Филин. – И не смотри на меня, как на шизика, на стену еще не полез… Душа болит… Только кому какое дело до чужого тела?

Он чиркнул спичкой, зажег толстую желтую свечу, которая стояла в банке с окурками.

– Может, все же расскажешь о своей боли?

Филин какое-то время колебался.

– Правосудие для дураков. У кого власть и деньги, тот и на коне… Моя история до банальности проста. Я как нормальный мужик отомстил за поруганную честь моей сестры. И за это – я такой как есть… Но мои проблемы тебя не касаются… А вот телефон дружка, который подбросил нам эту работенку, ты получишь. В память, так сказать, о прежней дружбе.

Филин поднял с пола пустую пачку из-под сигарет, долго шарил в карманах пиджака, висевшего на стене около кровати. Наконец отыскал огрызок карандаша, нацарапал на пачке цифры. Он был изрядно пьян, но говорил связно, будто чеканя каждое слово.

– Его кликуха – Ежик… И поверь мне, больше о нем знать – себе во вред. Обратишься в самом крайнем случае. Скажешь, от меня… Фотографию свою возьми, да руками не лапай, бумага глянцевая, чем черт не шутит… Если повезет – снимешь отпечатки пальцев того, кто поставил на тебе крест. Моих пальчиков не ищи – нету, Прыща – тоже. И еще. Фотку Гнилого, если осталась, – Филин обвел пьяным взглядом дом и ткнул пальцем в угол, где стояла кровать, – положу под матрац, – он зашатался и неуверенно двинулся к кровати, на ходу прикурив сигарету.

Филин, раскинув руки, захрапел. Бусел вытащил зажатую в пальцах сигарету, сел к столу, осторожно подвинул фотографию поближе к свечному огарку, стал рассматривать.

Свеча догорала, и теперь от нее было больше копоти, чем света. Бусел всматривался в лица друзей и коллег. На кровати зашевелился Филин.

– Не можешь насмотреться? – язвительно хохотнул он. – Ну-ну, смотри, кто подмигнет – тот и злодей, вдвое, а то и втрое хуже меня.

– Мне нужно в Минск. И чем скорее, тем лучше.

– Спешка нужна при ловле блох, а в твоем случае это на руку врагам, да и мне сразу кранты будут.

– А ты им зачем?

– Как только ты объявишься под своим именем, словом, рассекретишься, мне конец, будут искать и милиция, и мафия… Я же им свинью подложил, а это по нашим законам не прощается… Но я рассчитываю, что и ты не дурак, сам голову в петлю не всунешь. А пока будешь разбираться, обидчиков своих искать, я исчезну, а с деньгами Филин всюду барин.

Квартира, где Ядя и Короленя провели ночь. Колесник и Короленя продолжают разговор. Колесник вербует депутата. Он сидит в кресле, Короленя – на широкой тахте.

Колесник:

– Перейдем к делу.

Короленя возмущенно:

– Нет-нет! Никаких дел! Во-первых, меня интересуют мои обязанности. Во-вторых, сколько мои услуги будут стоить?

– Работа так себе, плевая, а вот заработок обещаю неплохой.

– Принцип «кто не работает, тот ест» меня устраивает, – хохотнул Короленя.

– Ну ты! Свой идиотский смех забудь раз и навсегда, станешь делать то, что скажу, не то…

Короленя дрожащими руками схватил бутылку, и, обнаружив, что она пустая, поставил на место.

– Для начала мне нужна льготная растаможка на продукты питания и надежные бумаги на транзит через Беларусь в Россию, – сказал Колесник.

– И это все?

– Нет. Еще нужна твоя дипломатическая неприкосновенность. Детали обговорим потом, а чтобы веселей на все смотрел, обещаю с каждой сделки один процент с прибыли.

– Жидковато для человека моего ранга…

– А вдобавок – жизнь на воле, – Колесник щелкнул тумблером магнитофона, замаскированного под ящик на подоконнике, вытащил шнур микрофона, бросил на пол. – Наш разговор тоже записан, так что, уважаемый Иван Федорович, мы теперь в одной лодке.

Короленя молча поднял с пола плащ, набросил его на плечи и направился к выходу. В двери приостановился и, не глядя на Колесника, пожал плечами:

– Все понимаю, только не могу допетрить, зачем подсунул бабу. Компры на несколько человек хватило бы…

– Это, возможно, прозвучит неубедительно, но хотелось сделать тебе приятное, – осклабился Колесник. – Бьюсь об заклад, через неделю ты будешь искать встречи с Ядькой.

– Мне бы еще выпить, – с трудом проглотив ком, неожиданно подступивший к горлу, сказал Короленя и, споткнувшись о порог, медленно двинулся на кухню.

– А если серьезно, – идя следом, продолжал Колесник, – то карта, разыгранная Ядей, – козырная.

Короленя пьяненько хихикнул и рывком открыл дверцу холодильника.

– Не считай меня дураком!

– Сегодня ночью Ядя выбила у тебя из-под ног последнюю надежду, точку опоры, которая называется семьей, – философствовал Колесник. – Ты – отец, муж, поэтому дети и жена будут верить твоему слову. В их глазах махинации и прочие преступления превратятся в пыль, достаточно тебе сыграть роль обиженного, оскорбленного человека, которого подставили завистники и недоброжелатели. А теперь представь отношение родных после просмотра пленки, фотографий сегодняшней ночи. Ты не сидел в тюрьме, тебе не снился кусок черного черствого хлеба, тебя не проигрывали в карты… Но это все мелочи по сравнению с тем, что ты остался один. А на воле тебя никто не ждет, ты никому не нужен… Выхода нет, как говорят матросы, ты опустился ниже ватерлинии.

Минск. Переулок Добромысленский, 5. Управление внутренних дел. Кабинет начальника УВД. Во главе огромного, буквой Т стола сидит генерал. Это Потапенко. Он невысок, плотен, краснолиц. По одну сторону стола полковник Кочан – начальник криминальной милиции Минска. Он грузен, но не толст, седой. Рядом с ним – майор Астровский – один из заместителей Кочана. Он худощав, волосы русые, взгляд цепкий, колючий. Подполковник Мокрицкий – тоже заместитель начальника криминальной милиции Кочана. По другую сторону стола уже знакомые зрителю подполковник Вашкевич (начальник Первомайского отдела милиции) и подполковник Ковалев (начальник милиции общественной безопасности Минска)

Генерал Потапенко (смотрит на Вашкевича):

– Плохо, все из рук вон плохо. Дожились, себя уберечь не можем. Насколько мне известно, капитан Бусел был не на последнем счету в нашем ведомстве.

– Так точно, товарищ генерал, – рапортует Вашкевич и встает.

– Да сиди ты, – отмахивается Потапенко. – Одним словом, дело об убийстве капитана Бусла стоит на контроле у министра. А это значит, что времени на раскрытие в обрез, – обращается к полковнику Кочану: – Алексей Федорович, Ваши предложения?

– Предлагаю поручить дело об убийстве капитана Бусла майору Астровскому.

– Да-да, именно Астровскому, – торопливо соглашается генерал. – И все дела майора передать другим. Пусть занимается только убийством капитана. Вы, майор, приказом министра будете наделены особыми полномочиями, я имею в виду, что можете задействовать по своему усмотрению всех сыщиков города и даже республики. Конечно, в разумных пределах!

– У меня, товарищ генерал, достаточно своих людей, – говорит Астровский, – но все равно спасибо.

Полковник Кочан Вашкевичу:

– Валентин Васильевич, передайте дела, с которыми работал Андрей Николаевич, майору Астровскому. Думаю, что зацепки и все версии убийства нужно искать там.

Астровский:

– Я уже ознакомился, и о своих соображениях доложу позже.

Генерал Потапенко:

– Правильно. Вы занимаетесь раскрытием, а Вы, – к Вашкевичу, – Валентин Васильевич, возьмите на себя часть хлопот о похоронах Бусла. Нужно помочь его семье.

Ковалев:

– Не часть. Нужно брать на себя все. Он детдомовец, холост, родни нет. Разрешите от управления мне заниматься похоронами.

– Разрешаю. С Вашкевичем и организуйте все, что необходимо, и поминальный стол за счет управления.

Ковалев:

– Понял, товарищ генерал, будет сделано. И еще: учитывая, что у капитана Бусла нет родственников и некому будет ухаживать за могилой, предлагаю тело кремировать.

Генерал:

– Теперь уж какая разница. Кремируйте.

Подполковник Вашкевич:

– Я не согласен. Не по-христиански это. И потом, могила капитана Бусла должна послужить в воспитательных целях молодежи.

– Например? – зло посмотрел на друга Ковалев.

– Например – принятие присяги молодыми сотрудниками.

Генерал к Кочану:

– Ваше мнение?

– Согласен с подполковником Вашкевичем.

– Коль родственников нет и этот вопрос должны решить мы, принимаем решение не кремировать, хоронить традиционно, или, как Вы говорите, по-христиански, – приказал Потапенко.

Машина с уже знакомыми зрителю стрижеными парнями и загипнотизированной девушкой въезжает в ворота трехэтажного особняка. Особняк обнесен высоким каменным забором, повсюду охрана, некоторые охранники с собаками на поводке.

Парней и девушку встречает маленький человечек. Он совершенно лысый, толстый, кажется одинаковым что в ширину, что в высоту.

– Все в полном порядке, хозяин, – говорит один из парней и, кивнув на девушку, добавляет: – В воскресенье в двадцать два часа должны вернуть.

– Ведите ее сразу в зеркальный салон, – хохотнул лысый. – Партнер заждался.

Девушку привели в огромную комнату. Посреди комнаты высилось строение, похожее на большой продолговатый ящик, в котором на полу лежала шкура медведя и больше ничего. Внутри ящик был зеркальным. Во все четыре стены и в потолок были встроены зеркала. Изнутри они казались зеркалами, снаружи были прозрачны, как стекло. Снаружи возле этих окон стояли видеокамеры, и одна висела под потолком. Девушку втолкнули в этот зеркальный ящик, через минуту в него вошел атлетически сложенный молодой мужчина. На нем только плавки. Он лег на шкуру медведя, протянул руки к девушке:

– Иди ко мне, не будем тратить время. У меня почасовая оплата.

Загипнотизированная словно и не видит атлета. Он встает, подходит к ней, хочет обнять, но она отталкивает его руки.

– Вы что за фригидку мне подбросили?

Возле кинокамер уже люди, они готовы вести съемку. Хозяин грозно смотрит на одного из парней, который доставил девушку.

– Ты кого привез?

– Ай, совсем забыл, – махнул рукой парень, – сексуальный код забыл сказать.

– Так иди и скажи.

Парень снимает туфли и на цыпочках входит в зеркальную комнату, подходит к атлету, шепчет на ухо. Потом так же на цыпочках выходит. Атлет с нескрываемым раздражением и неверием громко почти кричит:

– Я хочу тебя!

Девушка словно очнулась, рванула на груди кофточку и, как-то по-звериному скалясь, пошла на атлета. Они упали на медвежью шкуру. Все пять камер включились одновременно.