Цитаты из книги «Бэтман Аполло»

мощью которой можно наполнить любого идиота чувством собственного достоинства. Именно к этому мы и должны стремиться

Кто-то, помнится, сказал, – промолвил он, жмурясь, – что моральное негодование – это техника, с по

У китайских даосов, – сказал он, – была близкая мысль, я ее своими словами перескажу. Борясь за сердца и умы, работники дискурса постоянно требуют от человека отвечать «да» или «нет». Все мышление человека должно, как электрический ток, протекать между этими двумя полюсами. Но в реальности возможных ответов всегда три – «да», «нет» и «пошел ты нахуй». Когда это начинает понимать слишком много людей, это и означает, что в черепах появился люфт. В нашей культуре он достиг критических значений. Надобно сильно его уменьшить.

В результате смысловое измерение, которое должно быть запретным и тайным, зияет во всех дырах. Оно без усилий видно любому. Это фактически катастрофа… Энлиль Маратович жалобно вздохнул. – А проще можно? Калдавашкин секунду думал. – Помните профессора Преображенского в «Собачьем сердце»? Его просят дать полтиник на детей Германии, а он говорит – не дам. Ему говорят – вы что, не сочувствуете детям Германии? Он говорит – сочувствую, но все равно не дам. Его спрашивают – почему? А он говорит – не хочу. Энлиль Маратович сделал серьезное лицо и обхватил подбородок руками. – Продолжай. – У Булгакова это показано как пример высшей номенклатурной свободы, вырванной у режима. Тогда подобное поведение было немыслимым исключением и привилегией – потому-то Булгаков им упивается. А для остальных дискурс всегда устроен таким образом, что при предъявлении определенных контрольных слов они обязаны выстроиться по росту и сделать «ку». Мир от века так жил и живет. В особенности цивилизованный. А вот Россия сильно отстает от цивилизации. Потому что здесь подобных слов уже не осталось. Тут каждый мнит себя профессором Преображенским и хочет сэкономить свои пятьдесят копеек. Понимаете?

Это проще всего пояснить по Лакану, – затараторил Калдавашкин. – Он учил, что правящая идеология навязывает базовое противоречие, дуальную оппозицию, в терминах которой люди обязаны видеть мир. Задача дискурса в том, чтобы сделать невозможным уход от принудительной мобилизации сознания. Исключить, так сказать, саму возможность альтернативного восприятия. Это абсолютно необходимо для нормального функционирования человеческих мозгов. А у нас с принудительным дуализмом совсем плохо.

Которые я у тебя в башке нарыла, Рам. Вот это, например… Она растянула рот до ушей, выкатила глаза (что должно было, видимо, изображать меня) и писклявым голосом кастрата продекламировала:   – А счастье – вот: чего еще желать? Под мягким психотропным веществом В простом гробу с любимым существом Лежать, молчать и ничего не ждать…   Мне хотелось только одного – провалиться под землю. Но я и без того находился под ней очень глубоко – вряд ли такое было возможно. – Ты тут нормально так наговорил, – продолжала Гера. – Пропаганда наркотиков – раз. Пропаганда самоубийства – два. А если еще напомнить прокурору, что у тебя любимое существо – undead, тогда вместе с некрофилией сядешь лет на десять… Ты ведь русский человек – объяснять, что с твоей жопой на зоне будет, не надо?

Зачем ты постоянно это повторяешь? – спросил я. – Ну хорошо, накажи меня. Накажи как хочешь строго. Но только один раз. – Наказать? Как же, интересно, тебя наказать? Она задумалась. – Есть вариант. Хочешь, посадим тебя в тюрьму? – В каком смысле? – спросил я. – В прямом. – За что? – А за стихи.

Вы хотите сказать, что люди зря ищут другие миры? – спросил Тет. – Что значит «зря»? Человек все делает зря. В первую очередь живет.

Я показал вам этот отрывок с одной-единственной целью, – сказал Улл. – Чтобы вы сразу поняли, чем лимбо отличается от реальности. Дело в том, что мои вопросы не имеют смысла. Потому что вампир, перематывавший эту анимограмму, не заинтересовался ни местом, где стоял пыточный столб, ни тем, где находилась дверь, в которую проскользнул его подопечный. Поэтому столб не стоял нигде. И дверь тоже. Все, что вы видите в лимбо, создается исключительно вниманием, которое вы к этому проявляете, сознательно или нет. Профессионализм ныряльщика заключается в том, чтобы, как говорил великий Оккам, не множить сущности без надобности. Запомните это как следует, дети мои, и вы облегчите себе жизнь… И это относится не только к лимбо. Но и ко всему остальному в жизни…

Сам не знаю, – пожал плечами Улл. – Просто так принято. Это элементарные свободные мысли. А «свободными» их называют потому, что их не думает никто. Они как бы думают себя сами. Выглядит это так, словно у них есть свой собственный свет. – А разве может быть мысль, которую не думает никто? – Это, конечно, звучит странно, – согласился Улл. – Но то же самое относится и к мыслям в человеческом подсознании. Их никто не думает. А потом, набрав энергию, они неожиданно берут вашу голову штурмом. И, как показывает уголовная практика, становятся не просто реальностью, а самой главной реальностью из всех. Их последствия ощущаются много лет. Так что не сомневайтесь. Может.