Цитаты из книги «Бэтман Аполло»

Что это за огоньки? – Мы называем их «свободные мемы». Вы не будете их видеть. Вы будете видеть только своего клиента, то есть перематываемую анимограмму. Свободные мемы при этом практически не заметны. Примерно как звезды днем. – А почему их называют «мемы»?

жие на воздушных змеев разных форм. Они медленно летели в одном направлении, словно их нес ветер. Они становились видны, когда я старался их найти – и, если я долго смотрел на них, начинали светиться. Чем дольше я разглядывал их, тем больше их становилось – будто их притягивал мой интерес. В фокусе моего внимания оказалась одна из таких теней. К ней приближался красный огонек, похожий на флюоресцирующий теннисный мяч. Они столкнулись, и все исчезло в радужной вспышке, которая ослепила и оглушила меня

Вдруг на моей левой руке появился плоский диск из похожего на бронзу металла. Это выглядело так, словно из темноты на мой левый локоть приземлилась огромная зеленая фрисби – и зацепилась за него двумя прочными петлями. Я даже не успел испугаться. Диск выглядел в точности как древний щит. На нем был выбит узор, напоминающий нечто среднее между двусторонним топором и летучей мышью. Щит казался на удивление легким – я совсем не чувствовал его веса. Затем в моей правой руке появился длинный шест из того же металла. Он тоже был легким, с узким двузубым острием. Потом моя голова обросла шлемом – я понял это, заметив, что гляжу на мир сквозь бронзовые глазницы. Я превратился в подобие античного воина-гоплита. Я побежал вперед – легкой трусцой, прижав шест к боку. Изредка, когда огоньки вокруг меркли и делалось совсем темно, мне начинало казаться, что я не бегу, а с каждым шагом опускаюсь все глубже в черный океан, бессмысленно болтая ногами. Это было, конечно, страшно. Но потом огоньки появлялись опять, и страх исчезал. Я бежал в темноту все дальше и дальше – или, может быть, глубже и глубже. Иногда огоньки подлетали ко мне близко. Они были разных цветов и размеров. Некоторые трещали, как рассерженные осы. Я легко отбивал их щитом – и они без всяких возражений летели дальше. Возможно, они просто проверяли мой древний бронзовый пропуск… Потом я стал замечать зыбкие конструкции, похо

темнота стала мне надоедать. А потом я вдруг понял, что слышу тихий ровный звук странного тембра. Момента, когда он начался, я не заметил – а осознал только, что он уже некоторое время звучит в моих ушах. Эффект этого звука был потрясающим. Темнота перед моими глазами вытянулась в длинный коридор, а затем этот коридор решительно развернулся вокруг меня на триста шестьдесят градусов, словно я был иголкой циркуля. В этом размахе была такая мощь, что у меня закружилась голова, а тьма передо мной превратилась в неизмеримое пустое пространство. Я увидел вокруг пятна тусклого света. Под моими ногами было бесконечное черное зеркало из чего-то, похожего на отполированный до прозрачности камень. Оно уходило во все стороны, насколько хватало взгляда. Это было, кажется, прочное вулканическое стекло вроде обсидиана. Сквозь его толщу просвечивали разноцветные огоньки – загораясь, они рисовали какую-нибудь геометрическую фигуру или узор, и исчезали. Наверху чернело небо. Туда было страшно смотреть. Тьма затягивала – верх и низ менялись местами, и начинало казаться, что надо мной не небо, а бездна, в которую я свисаю вниз головой. Но стоило опустить взгляд, и головокружение проходило. Между зеркалом внизу и тьмой вверху было пространство, заполненное смутными тенями, мерцающими огнями и редкими вспышками – все это возникало, когда я начинал вглядываться во мрак.

Вчера я обещал показать вам кое-что интересное, – сказал он. – И я это обещание выполню. Сейчас произойдет ваше первое погружение в лимбо. Оно будет не таким, как все последующие. Но по традиции именно это восприятие становится первым для всех ныряльщиков уже около трех тысяч лет… – У нас что, будет учебная дегустация? – спросил я. – В этом замке вам не нужно принимать препарат из красной жидкости мертвеца, – сказал Улл. – Достаточно услышать специальный резонатор, настроенный на нужное переживание. Раскрыв пакет, он вынул оттуда архаично выглядящий камертон из темного металла. – А чье это переживание? – Одного очень древнего вампира, – ответил Улл. – Его звали Аид. По совместительству он считался у древних греков богом подземного мира. По нашей традиции, вы делаетесь ныряльщиками после того, как становитесь на несколько секунд этим Великим Мертвецом. Это важнейшая минута в вашей жизни и смерти. Закройте глаза и сосредоточьтесь… Слова Улла произвели на меня сильное впечатление. Я зажмурился и постарался прогнать из головы все мысли. Ничего не происходило. Это длилось так долго, что

вспомнил, как мой учитель Локи определял «пикап» – «совокупность подлых ухваток и циничных хитростей, принятых среди нищебродов, не способных или не желающих честно расплатиться с женщиной за секс».

Ты же говорила, что мне понравится, – сказал я. Она улыбнулась. – Понравится. Но не факт, что ты при этом останешься жив.

Есть поток переживаний, из которого складывается наш опыт. Пока вы живы, вы ежесекундно получаете новые впечатления с помощью органов своего тела. Полная сумма всех впечатлений – это и есть ваша реальность. Мертвый человек именно потому мертв, что никакого опыта больше не приобретает. Его реальность ничем не отличается от сна без сновидений.

Мы не ученые. Мы вампиры. Мы не планируем получить Нобелевскую премию по химии, мы всего лишь хотим увидеть истину краем глаза. А истина такова, что из нашего отравленного словами мозга ее нельзя увидеть вообще. Поэтому мы пользуемся метафорами и сравнениями, а не научной абракадаброй…

дать любой калейдоскоп. Калейдоскоп убирает часть спектра – но не создает света сам. Мозг – не генератор сознания и не волшебный фонарь. Совсем наоборот! Это калейдоскоп-затемнитель.