– Ваша осведомленность меня поражает, – сказал я. – Не могу дождаться, пока у нас появится свободная минутка поболтать в более благоприятной обстановке. Список вопросов все длиннее, а желание дать в морду все больше. Даже не знаю с чего начну…

– Зубы режутся, Дима? Первая кровь меняет характер.

– Не люблю, когда меня за нос водят. А вы ведь именно этим и занимаетесь?

– Пей, – вместо ответа ткнул мне в руки флягу Ильич. Наши соратники наблюдают за лениво приближающимся воином и не видят этого.

– Зачем? Чтоб веселее помирать было?

– Пей, кому сказано. Веселее не будет, но храбрости добавит. Может и до моего лица кулак дотянется.

– Храбрости это хорошо. Ее-то мне как раз и не хватает, – бормочу, отхлебнув из фляги. – Фу, ну и дрянь. Ильич, вы уверены, что это вообще бренди?

– По старому семейному рецепту. Ты даже не представляешь, сколько лет этому напитку.

– Все-таки самогон, – облегченно вздыхаю я. – Судя по запаху из свеклы и настоянный на всяких зверобоях, мать и мачехах и ароматизаторах а-ля ванилин идентичный натуральному.

Ильич лишь улыбнулся в ответ

– Приготовьтесь! – крикнул Тимоха, вскидывая меч. – Возьмем его в клещи и нападем с трех сторон. Димыч, держи мою спину. Он прыгает как кузнечик. Если что – кричи. Под меч не лезь. Ты, рыжий, с топором – заходи справа. Дикарь – слева. Бить в полную силу. Расколем его как орех.

Великан и викинг стали рядом и с опаской поглядывают на врага. Не думаю, чтобы они поняли речь Тимохи, но интонации были весьма однозначными. Лидер не тот, кто сильнее, а в ком уверенности больше.

К нам подошли Лиля и Прыщ. Он шел, старательно обходя изрубленные трупы и переступая через лужи крови. Когда у его ног зашевелилось чье-то тело, Прыщ побледнел, но сумел удержать себя в руках.

– Лиля, зачем ты пришла? – спросил Тимоха, с обожанием глядя на девушку. – Здесь опасно.

Даже сейчас грязная, измученная, в рваной блузке уже неопределенного цвета, сбитыми неприкрытыми шортами коленками она была для него идеалом.

– Мы решили, что должны быть с вами рядом, – сказала Лиля. – Правда, Сережка?

Прыщ согласно кивнул и с неприязнью посмотрел на меч в своей руке.

Вскинув на плечо утыканную шипами булаву, великан, волоча ногу, двинулся навстречу врагу.

Взревели трибуны. Публика все же надеялась получить то, зачем пришла.

Я даже не успел заметить, как гвардеец обнажил меч, а голова великана уже упала на песок и покатилась к нашим ногам. Он даже не успел понять, от чего умер.

Прыща стошнило.

Викинг озадаченно подергал себя за косичку, глядя в изумленно распахнутые глаза великана. Обернувшись к нам, он развел руками и, понурив голову, отошел в сторону, что-то бормоча на своем языке.

– Вот тебе и раса неустрашимых берсерков, – хмуро сказал я, глядя на спасовавшего викинга. – Спекся. Это тебе не на драккарах вооруженной толпой налеты на мирные деревни совершать и геройски баб портить.

– Моя сила пыль по сравнению с его скоростью, – медленно произнес Тимоха, не спуская глаз с врага. – Но я попробую.

– Тимошенька! – Лиля на мгновение прижалась к его широченной спине и тут же отстранилась, словно застыдившись проявления чувств.

– Я тебя никогда не забуду, – нежно сказал Тимоха, не оборачиваясь. – Прощайте.

– Б-б-бывай, – пролепетал, вытираясь, Прыщ. Его трясло так, что меч выпал из рук. – Дурень.

– Тимоха, не дури. Ты ему не ровня. Он же тебя в капусту… – ухватил я его за рукав, пытаясь остановить.

– Кто-то должен, – сказал Тимоха, освобождаясь от моей руки. – Больше некому.

– Твой ход, – легонько толкнул меня в спину Ильич. – Не дай им погибнуть.

Я только собрался сказать ему, что мой следующий ход в могилу, как вдруг окружающий мир стал размытым, словно акварельная картина, которую облили водой. Голова закружилась, и стало очень нехорошо. Я только было хотел присоединиться к процессу Прыща, так сказать сообразить на двоих как кто-то выключил свет.

Вокруг зазвучали голоса говорящие на странном квакающем языке. Раздается смех и с моих колен спрыгивает мальчик лет десяти. Осмотрев себя с удивлением и недоверием, он радостно засмеялся и захлопал в ладоши. Поклонившись, он выбегает из рубленой избы и присоединяется к стайке сверстников седлающих во дворе свинью. Женщина в простой крестьянской одежде со слезами падает к моим ногам и целует пыльные сапоги цвета золота. В углу, вытирая тыльной стороной мозолистой ладони глаза, стоит коренастый мужчина в грубой куртке. У его ног тяжелый топор лесоруба. Их сына порвал на окраине деревни волк. Мальчик нес обед отцу и старшему брату. Он должен был умереть… Взглянув на раны деревенский целитель только покачал головой и покинул избу. Мальчик заслуживал на жизнь – я пришел.

Встаю с колченогой лавки и выхожу во двор. Мальчишки приветственно машут руками, а работающие у кузницы крестьяне почтительно кланяются. На их лицах смесь страха и уважения. Они еще помнят, как год назад я наказал у таверны конокрада. Мы суровы, но справедливы.

– Мы суровы, но справедливы, – шепчу я, чувствуя как внутри словно пружина сжимается.

Оттолкнув Тимоху, я двинулся вперед.

Сталь встретилась со сталью. Катана чиркнула искрами, отражая смертельный удар в шею. Я не великан, и так просто с головой не расстанусь.

Противник замер в выжидательной позиции, с занесенным для удара прямым мечом.

Я восхищен его молниеносной грацией. Убивать тоже своего рода искусство.

Атака.

Я не вижу, а чувствую стремящееся в сердце лезвие. Миг и оно пронзит меня насквозь.

Движения гвардейца настолько быстры, что человеческий глаз их не в силе заметить.

И снова катана парирует выпад.

С шелестом тускло-черное лезвие скользит плашмя по джинсовой ткани на моем плече. Точно бритвой срезанная пуговица на рукаве ныряет в песок.

Мы замерли друг напротив друга, ожидая очередного хода. Сквозь узкую прорезь шлема меня пристально изучают глаза, в которых нет ничего человеческого.

На трибунах такая тишина, что я слышу нервное дыхание коллег за спиной.

– Катану тянуть на себя нужно, – шепчет, сжимая рукоять меча Тимоха. – Она не рубит, а режет.

Император с неподобающей для статуса прытью вскочил с трона и бросился к перилам ложи. Его глаза словно пытаются прожечь меня насквозь. На хищном властном лице – ненависть. Ненависть ко мне.

Надо же, сегодня знаменательный день – я персонально удостоен монаршей ненависти. И чего ему злиться? Ну, сумел я отразить пару ударов одного из лучших холуев. Правда, сам не знаю, как это получилось. Не числилось раньше за мной подобных талантов… Да и вообще никаких не числилось.

Неожиданно из-за спины на меня обрушилось двое. Схватив под локти, они умело заломили руки и потащили меня назад.

– Предатели, – зарычал я, зная, что за спиной только свои. – Кто вы? Покажите лица подонки! Назовитесь уроды! Тимоха бей предателей!

Чем сильнее я сопротивлялся, тем больнее становилось суставам рук.

Полный бессильной злобы по поводу вероломного предательства и профессионализма самих предателей, не каждый вот так запросто сможет руки заломить так, чтобы даже шевельнуться больно было, я все-таки нашел в себе силы не выпустить меч. Это единственно чем я мог гордиться в текущей ситуации.

– Не сопротивляйся, – услышал я крик Ильича. – Они за нас!

Пока «те, кто за нас» тащат меня, как мешок картошки, любуюсь прыгнувшей со зрительских трибун девушке со шрамом. Крутанув сальто, она оказалась между мной и гвардейцем. Я б так не смог. Только если б с катапульты… и не смотреть на приземление… Конечно, прыжок у нее получился неровня моему противнику. Гвардеец дрался и двигался как нечто необъяснимое – естественно, молниеносно и грациозно. Так естественно сносит разбушевавшаяся весенняя река препятствия на своем пути. Молниеносно выбрасывает язык саламандра, быстрее, чем успеешь глазом моргнуть. Грациозно выгибается перед смертельным для жертвы ударом богомол.

А девушка – как отлично вымуштрованный боец, тупо и решительно. В общем замечательно как для человека.

Вслед за ней прыгают четверо парней в белой крестьянской одежде и бегут к нам. Их лица серьезны и решительны. Еще двое отпустили мои руки, и предусмотрительно отскочили назад, с опаской поглядывая на катану. Холщовые рубахи с широкими рукавами и широкие штаны, а-ля шаровары, заправленные в короткие сапоги, с трудом маскируют мускулистость бойцов. А ребята-то не простые. Качки. Крестьянский спецназ? Местный аналог крестьян-ниндзя как противовес тирании императора и его самураев? История везде одинакова, даже в других мирах.

Массируя поочередно локти, я удостоил их самого сурового взгляда, на какой был способен. Сработало – парни отскочили еще дальше и решительно вскинули мечи.

Спасители, блин. Чуть калекой не сделали. Теперь раньше старости буду ревматизмом локтей мучится.

На их лицах ни тени испуга, лишь желваки гуляют. И огонь безмерной веры в глазах. Оп-па, да тут фанатизмом попахивает… Вот это мне совсем не по нраву. Где фанатизм там, как правило, много, очень много невинной крови. Хотя, в местном бедламе жизни и так цена пятак.

Девушка не сводя глаз с гвардейца, медленно пятится назад – к нам. Тот застыл черным изваянием, опершись на меч. Взгляд направлен на меня. В нем нет ни ненависти, ни злобы, только интерес. Я внес разнообразие в его однотонную жизнь, заставил почувствовать азарт боя. Нарушил типовой сценарий – «один взмах один труп». Представляю, насколько это скучно – вступать в бой заранее зная результат. Но с другой стороны – спокойно и стабильно доживешь до пенсии.

Держа перед собой меч, шаг за шагом девушка приближается ко мне. Вот она уже рядом.

А она ничего. Редко встречающийся типаж.

– Ты? – чуть не упала девушка, взглянув на меня. – Это ты?

И был в голосе столько тепла и любви, словно мы не один год вместе.

– То, что я, это точно.

– Не может быть, – встряхнула она головой, словно сбрасывая наваждение. – Невозможно.

– Отходи назад, – не оборачиваясь, сказала она. – Я прикрываю. В бой не вступай.

– Йесс, мем, – браво козырнул я. – Будет исполнено.

Она только хмыкнула и удостоила пренебрежительным взглядом.

Стерва, сто процентов… Знаю я такой взгляд… На третий день начинают – «ой у тебя так грязно, прибраться бы надо, а я пока в парикмахерскую схожу», «кружок поднимать надо когда пи-пи ходишь». Да ну их. Это моя грязь и мой кружок и делаю с ними что хочу.

– Это свои! – Ильич перехватывает руки Тимохи, не давая замахнуться мечом. – Свои!

Тимоха зашипел от боли и выронил оружие:

– Ильич, вы мне чуть руки не сломали. Откуда в пожилом человеке такая сила?

– Откуда и у тебя.

– От мамы с папой?

– Нет, от бога.

– Что тут, черт возьми, происходит? – завопил Прыщ. – Кто это еще?

– Мы вовремя? – поинтересовалась девушка со шрамом.

– Могли бы и раньше, – недовольно буркнул Ильич. – Заждался.

– Были трудности… Это он? – она кивнула в мою сторону. На ее вполне милом, если бы не шрам, лице сомнение борется с разочарованием. – По крайней мере, гвардейца он смог удивить. Не часто они сопротивление встречают.

– Как планируешь вытаскивать нас отсюда? – спросил Ильич.

– Есть в запасе один транспортер.

– Куда?

– Не знаю, – криво ухмыльнулась девушка.

– Тоже хорошо, – рассмеялся Ильич. – Ты не меняешься. Впрочем «не знаю» в данном случае лучше чем «здесь».

– Вопросы задавать можно? – поинтересовался я.

– Не сейчас Дима, не сейчас, – сказал босс.

Ее спутники отгородили нас от скучающего гвардейца живой стеной и обнажили короткие мечи.

Гвардеец обернулся и посмотрел на императора. Судорожно сжимая побелевшими пальцами перила ложи, тот утвердительно кивнул.

Мелькнув ласточками, к моему противнику присоединилось еще четверо гвардейцев. Таких же быстрых, ловких и неотличимых друг от друга. Мне показалось, что они даже песка коснулись подошвами черных сапог одновременно.

Зная возможности одного, с уверенностью могу сказать, что впятером эти удальцы способны выкосить армию. И эта шестерка накачанных ребят, закамуфлированных под местное крестьянство для них не преграда. Никакая вера в глазах не остановит молнией разящий клинок. И крепкий бицепс тут не помощник.

– Уходим! – крикнула девушка боссу.– Забираем его, – она указала на меня, – и уходим. Бойцы отвлекут врага и сразу за нами.

– Забрать всех! – скомандовал Ильич. – Прикрывать отход. Любой ценой!

Ох, не люблю я фразы подобные этой. Любая цена вмещает в себя неизмеримое количество жизней, оборванных одним вот таким приказом. Взять сопку любой ценой – и пошли в лобовую, в чистом поле редкие шеренги красноармейцев. Тому кто отдал приказ глубоко наплевать, что до дзота дойдет каждый десятый… Или никто не дойдет. И полетят похоронки… в Россию, Украину, Белоруссию, Казахстан и остальные республики, составлявшие нашу когда-то великую Родину, извещая родных что, мол, так и так, погиб ваш родной и ненаглядный геройски в неравном бою. И никто ведь не напишет, что он был всего лишь мясом, которое отвлекало врага от главной ударной группы, которая успешно смяла противника с правого фланга. Я никогда бы не смог быть полководцем и ставить цель выше человеческих жизней.

Проквакав приказ спутникам, на лицах которых мгновенно появилась готовность умереть за правое дело, девушка выхватила из кармана стеклянный шарик размером с бильярдный и что-то крикнув, ударила ним о землю. В небо ударил столб синего пульсирующего пламени. Опережая метнувшихся к нам гвардейцев, она одним взмахом отправила в пламя сначала Лилю и сопротивляющегося Прыща, а следом и меня с Тимохой. Ильич прыгнул следом. Уже сквозь синюю пелену вижу бросившихся на перехват парней с короткими мечами. Викинг, махнув нам рукой на прощание, затянул грустную песню и враскачку пошел в атаку.

Все-таки он смог преодолеть свой страх. Прощай храбрый воин, безболезненной тебе дороги в Вальгаллу в сопровождении прекрасных валькирий. Не сомневаюсь, что предки признают тебя достойным места рядом с собой и пенный кубок поднимется во славу воина вступившего в неравный бой с силой, которую невозможно победить. Твои потомки, если конечно узнают об этом, обязательно сложат песню, которая проживет в устах скальдов не одно столетье и прославит твое имя.

– Прыгай! – закричал Ильич девушке.

Оглянувшись на поле боя, где все было предопределено еще до начала схватки, она прыгнула к нам. Я поймал ее и на мгновение наши тела соприкоснулись, а взгляды пересеклись. Мои руки успели ощутить мускулистость крепко сбитого тела.

– Поехали, – сказала девушка, отстраняясь. – Если повезет – попадем домой.

– Возможны варианты? – поинтересовался я, вдыхая ее запах.

Она лишь рассмеялась в ответ.

Синяя пелена превратилась в закручивающийся вокруг нас смерч. Взвыл разрываемый воздух. Сквозь темнеющую стену я успеваю увидеть финал сражения…

-–

– Опаньки. – нервно хихикнул Прыщ. – Из огня да в полымя. Там нас собирались потрошить, здесь – заживо похоронить в каменном мешке. Пардон, стеклянном. В этом долбаном месте все из стекла. И где это мы благодаря стараниям незваных спасателей? Мы кстати вас не приглашали.

– Не скули! – оборвала его девушка со шрамом.

– Вопрос уместен, – сказал Ильич. – Ты действительно не знаешь, к какой точке был привязан транспортер.

– Мне вообще повезло, что нашла его, – сердито ответила она. – По идее его вообще быть не должно. Последний транспортер использовали спустя три месяца после вашего ухода. Сами знаете, запасы иссякли.

Круглые комнаты без окон, без дверей явно преследуют нас. Эта разве что размером поменьше. Тускло светится потолок. Люка нет и нет вони. А так копия.

– Здесь даже дверей нет, – сказала Лиля.

– Наблюдательная ты наша! Прям провидица! – брызгая слюной, подскочил к ней Прыщ, но тут же осекся под тяжелым взглядом Тимохи и, потупившись, отошел в сторону. Демонстративно повернувшись к нам спиной, он сел на пол и раздраженно засопел.

Это действительно ОН? – спросила девушка со шрамом, буравя меня зелеными глазами.

Первое впечатление было правильным – она милая стервочка. Даже более чем милая. Чуть ниже меня ростом. Из-под черной, не то пиратской повязки, не то байкерской банданы выбивается рыжий локон. Мужская одежда и щегольские ботфорты выгодно подчеркивают крепко сбитую, но при этом не лишенную женственности фигуру.

– Без сомнения, – ответил Ильич и ткнул меня в бок, отрывая от беззастенчивого созерцания сокрытых темным камзолом и облегающими бриджами женских прелестей.

Лиля тихонько хихикнула и тут же прикрыла рот ладошкой.

– Точно? – спросила девушка.

– Я нашел то, что искал, – ответил Ильич.

– Я не верю, – как отрезала девушка.

– Он смог противостоять гвардейцу. Ты сама видела.

– Это ничего не значит. Он может быть великим воином и не более.

– Неужели ты не чувствуешь чем от него веет? – спросил Ильич. – Ты должна чувствовать дыхание его силы. Пусть пока слабое, но ведь он еще даже не прошел обратное перерождение. Ты должна понимать это… Сама посмотри, какой из него воин…

– Если бы это был он…

– Стоп, стоп, – замахал я руками. – Ильич и симпатяшка со шрамом, вам стоит объяснить, что к чему. Вы так беззастенчиво обсуждаете, чем от меня пахнет, и кто я есть, что мне самому это стало интересно. Так вот, могу со всей ответственностью заявить, что пахнет от меня потом и возможно страхом, хотя исподнее еще не проверял. А кто я есть такой замечательно известно моему боссу. При трудоустройстве я не одну анкету заполнил. А то, что я творил на арене вообще выходит за рамки разумного. Я хочу знать…

– Я не симпатяшка! – перебила девушка и рефлекторно коснулась пальцами шрама. – Я Дайла, дочь Дагира Приближенного. – Она гордо задрала подбородок. – И объяснять я тебе ничего не собираюсь. Недостоин. И вообще пока не понятно стоишь ли ты жизней тех, кто умер ради тебя.

– Ты про тех накачанных фанатиков, которые прикрывали твое бегство с арены? – вспылил я. – Наверняка ребята крепко во что-то верили, раз пошли на такое. Либо им кто-то основательно мозги задурил. Не ты ли это?

Дайла втянула сквозь крепко сжатые зубы воздух и положила руку на рукоять меча. Зеленые глаза превратились в щелочки, и я почувствовал себя зверем в перекрестье оптического прицела охотника.

– Ох уж эта молодежь, – покачал головой Ильич. – Но в чем-то она права. Лишние знания обременят тебя. Могущество обманчиво. Сегодня есть, а завтра может и не быть. К тому же предвидя список вопросов, могу сказать, что ответом получится длинный рассказ, на который сейчас нет времени.

– Вы знакомы? – спросил Тимоха, глядя то на Ильича, то на девушку со шрамом.

– Всю жизнь, – хохотнула она.

– Ильич, всего три вопроса и я отстану от вас, – сказал я.

– Скромность, заслуживающая уважения. Я постараюсь на них ответить.

– Зачем я вам? Где мы? Что нас ждет?

– Ты нам нужен. Не на Земле. Не знаю.

Я хмыкнул пораженный столь содержательным ответом и добавил:

– Лаконичность, заслуживающая… Да нихрена она не заслуживает. Ильич, так нечестно. По сути, вы ведь ничего не объяснили. Из пустого в порожнее.

– Мне страшно, – тихо сказала Лиля.

– Не бойся, я рядом, – ласково провел рукой по ее волосам Тимоха. – Я смогу тебя защитить.