Тополь

 
Рос бы клен под окном – вспоминался бы клен.
Но у нас под окошком рос тополь, я помню…
Пара мощных ветвей, толщиною в оглоблю,
Лист зубчатый как серп и, как серп, закруглен.
 
 
Здесь, на тополе этом, гнездились грачи,
И на тополе этом скворцы вырастали!
А под осень на нем воробьиные стаи
Принимали рассветного солнца лучи.
 
 
Из далекого помнится лучше всего,
Как весенний скворец в ясный день, без усилья,
Запоет, приспустив свои бусые крылья.
И я вижу дрожащее горло его!
 
 
И я слышу его, хоть прошло столько лет! —
И заря над илбаном, и снег ноздреватый.
И апрель у дороги. Такой виноватый! —
Прилетели скворцы, а ручьев еще нет…
 
 
Там, под тополем этим я вырос такой
В жизнь влюбленный,
И тополь я помню доныне,
И ему поклоняюсь как тайной святыне,
И коры его грубой касаюсь щекой.
 
 
И когда тяжело, или просто – печаль,
Я к нему прихожу, словно к старому другу,
И мы души свои поверяем друг другу,
И легко мне, и снова заманчива даль.
 

Даже в милом краю

 
Там, где пахнет крапивой
На покатых холмах,
Где беспечно-счастливый
Бродит ветер впотьмах,
У Высокого яра,
Где журчат родники,
Не седой и не старый
Я стою у реки.
Память трогаю…
Помню…
Тридцать лет – как века!
Звезды падают в волны,
И дымится река.
И тогда так же было!
Но туда не дойти…
Мне б дожить до могилы
И с ума не сойти.
Что в том прошлом осталось,
У кого расспросить
Как ту малую малость
Мне во мне погасить?
Что в том давнем такое
В жизнь входило мою,
Отчего нет покоя
Даже в милом краю?
 

В память о деревне Лукино

Сыну моему Игорю

 
Шуршанье глухаря и песий лай,
Следы медведя, пятна костяники,
Тяжелых елей сумрачные лики —
И Богом, и людьми забытый край.
 
 
Девятый час нам не добыться к дому.
Девятый час чапыжники и мхи,
И водит леший нас по бурелому,
Описывая ровные круги.
 
 
Налево ли, направо – всё едино!
Куда бы ни пошли, но путь любой
Приводит к месту, где лежит осина,
Убитая недавнею грозой.
 
 
Сочится дождь…
Тайга сыра как губка.
И всю бы ночь следить нам за костром,
Когда бы не оплывшая зарубка,
Оставленная давним топором.
 
 
Кто здесь ходил, известно только Богу!
И мы пошли, уставшие, сквозь лес
За ним,
А он нас вывел на дорогу…
 
 
Легко и просто вывел. И исчез.
 

Память

 
…И вдруг нахлынет нечто властное,
Смахнет остывшую золу,
И обнажатся угли красные,
И ты потянешься к теплу,
И мир с обидами и криками,
Который ты уже постиг,
Уйдет,
И малое в великое
Преобразится в этот миг…
 

«Иуда подошел к осине…»

 
Иуда подошел к осине…
Следы оплыли на песке…
 
 
Мария плакала о сыне
И слезы стыли на щеке.
 
 
Не укоряя, не кляня,
Она шептала: «Правый, Боже…»
 
 
Две тыщи лет, а как похоже!
Ну, что вам нужно от меня?
 

«Но ты меня не поняла…»

 
Но ты меня не поняла,
Хоть был я весь как на ладони,
Тебе бы вырвать из погони
Меня в тот миг.
И все дела!
 
 
И оборвал бы я свой бег
Средь бликов солнечных и пятен,
И стал бы сам себе понятен,
И прожил бы спокойно век.
 
 
Строгал бы доски, печь топил,
Ходил в кино по воскресеньям
И чай с малиновым вареньем
В субботу после бани пил.
 
 
Прошли бы годы налегке…
Но я бегу всё мимо, мимо
И трудный посох пилигрима
Всё тяжелей в моей руке,
 
 
И всё длиннее прошлый путь,
И всё весомее тревога,
И не кончается дорога,
И нет надежды отдохнуть.
 

«Эта белая ночь, фонари и листва…»

 
Эта белая ночь, фонари и листва…
Петропавловки шпиль низким солнцем подсвечен,
В каждом плеске волны чей-то вздох засекречен.
– Обопрись на гранит и услышишь слова…
 
 
Обопрусь на гранит, и услышу слова,
И запомню слова, и, Неве доверяя,
На всю жизнь сохраню их и не потеряю.
Разве можно терять, если дарит Нева!
 
 
От реки, от мостов, от ограды литой,
Словно в сказочном мире, исходит свеченье.
О, как просто поверить в своё назначенье!
И высокая мысль (этот шпиль золотой!)
 
 
Овладеет мечтой и разрубит, как меч,
Все узлы, что завязаны были тобою.
И обрушатся беды житейские с плеч,
И, свободный, готовишься к новому бою.
 

«Ветры к югу подуют, переломится лето…»

 
Ветры к югу подуют, переломится лето…
В роще птицы колдуют, песни падают с веток.
 
 
Я прислушаюсь с болью к этим звукам невнятным.
Это кажется только, что они непонятны.
 
 
Всё в них ясно и зримо. Постою и узнаю
Всю печаль пилигрима по родимому краю,
 
 
Про счастливую долю, про грядущую старость…
Носит ветер по полю лепестковую радость.
 
 
Травы никнут – достойно! Будет семя ко сроку!
Небу молятся, словно бьют поклоны пророку.
 
 
Головами кивают, а потом на просушку
Под лучи подставляют с семенами макушку…
 
 
Все дороги – по кругу. Семя падает – в землю.
Птицы тянутся – к югу… Я всё это приемлю!
 
 
Всё умом понимаю, но душою бастую,
И к себе примеряю эту правду простую.
 

«Январь, а дождь всю ночь терзает слух.…»

 
Январь, а дождь всю ночь терзает слух.
Зима уже как будто состоялась,
Но – оттепель!
Цепочка распаялась,
Дороги рухнули, и лед на речке вспух.
 
 
И всё так некрасиво стало вдруг, —
И темный лес, и черные канавы,
И домик у забытой переправы,
И с пятнами стогов раскисший луг.
 
 
Открывшейся земли неровный круг
Как первая весенняя разминка,
И в том кругу зеленая травинка
Как радостный и непонятный звук…
 

«Веселый проселок – ухабы и кочки…»

Ц.

 
Веселый проселок – ухабы и кочки,
Шуршанье волны на остывшей земле,
На мокрых деревьях уснувшие почки
И свет электрички в ноябрьской мгле.
 
 
Нетронутый вечер.
И тише и глуше
Доносятся звуки. А нам всё равно…
И маются наши горячие души,
И счастливы мы, что так рано темно,
 
 
Что вечер еще впереди как страданье,
Что жажда сильна, не насытить ее.
Ну, что ты мне скажешь в мое оправданье,
И что я скажу в оправданье твое!
 
 
…А жизнь, я, конечно, согласен, капризна,
Как черные крылья – молва да хула.
Но только любовь никого не унизила.
Возвысила?
Да!
И сожгла … и спасла …
 

«Век живу и век пытаю…»

 
Век живу и век пытаю
Прокуроров и судей:
По-над пропастью, по краю
Что ж мы гоним лошадей?
 
 
Хватит света нам и жара!
С двух сторон палить свечу
Опрометчиво, пожалуй.
Я так вовсе не хочу!
 
 
Пусть любая сторона —
Та ли, эта. Но не обе.
Нам подарена она
В добрый час, а не по злобе.
 
 
Нам с тобой ее зажечь,
Насладиться чистым светом
И от глаз дурных при этом
Обязательно сберечь.
 

«Я, конечно, восстану из пепла…»

 
Я, конечно, восстану из пепла…
Только главное в жизни моей,
Чтобы ты от любви не ослепла,
Этой яростной новой твоей.
Для меня это рана и рана!..
Я ладоней касаюсь твоих
И грядущее – как из тумана,
Где не видно тропы для двоих,
Только узкая стежка по краю,
Только зыбкая тень на ветру,
Где трепещет костер, догорая,
И никто не подходит к костру…
Вот такая элегия, лада,
Но когда допишу, допою,
Ты исчезнешь, грядущему рада,
И оставишь меня на краю,
Над обрывом…
Но в памяти снова
Ты мне явишься – память жива! —
И, услышав приветное слово,
Ты горячие скажешь слова…
– Помнишь? – Помню…
– Ты рада ли? – Рада!..
– Как тебе на другом берегу?..
Может быть, ты та самая правда,
Что уже я найти не смогу.
 

«Я смотрю в твои окна. В них темно и тревожно…»

 
Я смотрю в твои окна. В них темно и тревожно.
Словно вымерли в доме – ни тепла, ни свечи,
Только ветер гудит, завывая острожно,
Да о жесть подоконника тополь стучит.
 
 
Ни звезды, ни луны, лишь метель до рассвета.
Забусило тропинку, следы замело…
Умирает любовь.
Умирает планета,
Всё, что с нами – с тобою и мною жило.
 
 
Неужели так мало отпущено было!
Словно яркою вспышкою всё сожжено…
Я живу как слепой. Что меня ослепило?
Кто излечит меня, если в окнах темно?
 

«Ты мое сухое дерево…»

 
Ты мое сухое дерево.
Поливаю – хоть бы ягодка…
Я приму решенье смелое
Не на час-другой, а надолго.
 
 
Заберусь в купе плацкартное,
Растворюсь на синем глобусе,
Пусть в конце – олени с нартами,
Пусть тропа по краю пропасти.
 
 
Всё едино!
Только верю я:
Ты поймешь и крикнешь с силою
Мне вдогонку: «Ох, и стерва я!..»
Только поздно будет, милая.
 

«Что-то сны нехорошие…»

 
Что-то сны нехорошие…
Может, это зима
Замела, запорошила,
Запуржила дома.
 
 
И безликая белая —
Ни следов, ни души —
Жизнь стоит оробелая
В этой тихой глуши.
 
 
Лишь синицы (от голода?)
Залетают сюда,
Да от лютого холода
Чуть гудят провода.
 
 
Только в лучшее верится
С каждым днем, с каждым днем,
Всё пройдет, перемелется,
Проживем, доживем!
 
 
Будем рады, наверное,
Первым звукам весны…
Сны не очень уж скверные,
Так, обычные сны…
 

Из детства

 
Клубники полно на любом косогоре.
Высокое небо. Высокие зори.
Высокие птицы в безоблачной выси.
Ни капли печали. Прекрасные мысли…
 
 
Всё так и запомнилось – поле и речка,
И бой коростеля, и песня кузнечика,
И я – вдоль обрыва – ногами босыми —
По теплой земле
В самом центре России…
 

«Люблю мятежный гул январской вьюги…»

 
Люблю мятежный гул январской вьюги,
Когда шумит и воет в деревах,
Когда в печи гудит огонь в дровах
И ни одной души во всей округе.
 
 
Вот это да!
Лишь тикают часы,
Отстукивая жизнь бесстрастно строго,
Да ветры среднерусской полосы
Метут снега и воют у порога.
 
 
Поэзия!..
Но рядом нет тебя,
Ни голоса, ни взгляда, ни намека
На то, что я без страха и упрека
Живу, о нашем будущем скорбя.
 
 
А в настоящем – третий день пурга.
В окне теснятся птицы, как поверья.
Им злые ветры раздувают перья,
Их остро жгут колючие снега.
 
 
Им не суметь пристроиться к стеклу,
Не удержаться на оконной раме.
Уносит их в заснеженную мглу,
И некому помочь им в этой драме.
 
 
Не так ли и меня сорвало и несет.
И устья нет, и не видать истока.
Ну кто меня отыщет, кто спасет?
Ни голоса, ни взгляда, ни намека…