На первых порах, признаюсь, с непривычки было голодновато. Спасало курсантское кафе, располагавшееся на первом этаже столовой. Туда привозили в бидонах сгущённое молоко и продавали на розлив. Можно было купить и пол стакана и стакан, и даже больше при желании. А вот на булочки денег не всегда хватало, по-этому мы брали в столовой ржаной хлеб, который был в свободном доступе, и с удовольствием поглощали сие изысканное блюдо – ржаной хлеб со сгущённым молоком.

Наверняка, знающий читатель заподозрит мою необъективность в столь идеалистичном описании организации питания в нашем училище. А я и не против, ибо бывало по разному. Иногда, по причине некачественного приготовления пищи, у нас возникали страсти, близкие к Потёмкинским. Говоря проще – почти восстание.

Как-то на ужин подали плохо почищенный жаренный минтай. Кто-то из старшекурсников узрел во внутренностях червей. Были они там или нет, доподлинно не известно, скорее всего остатки кишок вызвали такую ассоциацию. Однако волна негодования, стихийно возникшая на этой почве, в один момент разлетелась по подразделениям. Народ брезгливо отказался есть! Это было ЧП! Дежурный по училищу тщетно пытался уговорить и успокоить увлекшихся бунтом, как бы сейчас сказали – ловивших хайп, курсантов. Среди зачинщиков сформировалась инициативная группа. Несколько человек собрали на тарелку рыбу и направились прямо к начальнику училища, благо тот был на месте. Когда парламентарии вошли в кабинет, генерал, естественно уже предупреждённый сидел за столом и спокойно читал газету, а перед ним стоял стакан с чаем, накрытый салфеткой.

– Что случилось, товарищи курсанты? Что за шум? – с показными безразличием и усталостью в голосе спросил он.

– Товарищ генерал-майор, нас кормят червивой, гнилой рыбой! Вот мы принесли Вам,– чётко и уверенно доложил главный зачинщик, но всё же осёкся, а через мгновение добавил, – Показать…

– Ну покажите,– генерал ткнул пальцем в стол. – Ставьте сюда.

Тарелку с уже подзастывшим минтаем поставили перед начальником, который достал из стола вилку и начал с аппетитом, причмокивая и немного чавкая, есть рыбу. Бунтовщики молча стояли и смотрели. Как потом признался один из них, им в этот момент особенно захотелось есть. С предоставленным ему блюдом генерал справился минут за десять, на тарелке остались только косточки. Он запил это дело чаем, вытер губы салфеткой и посмотрел на пришедших к нему курсантов:

– Спасибо за ужин. Не будете ли вы так добры, коллеги, отнести тарелку в столовую?

«Главный» взял тарелку:

– Разрешите идти?

– Идите…

Инцидент был исчерпан, но, что абсолютно нормально, не остался незамеченным. Начальника продовольственной службы училища в срочном порядке перевели куда-то далеко, а качество питания, на какое-то время, значительно улучшилось. «Парламентарии» вскоре выпустились и поехали служить кто в Забайкалье, кто в степи Казахстана, а кто и в авиацию Северного флота… Место нашли всем.

Потом был период, когда нас прямо закармливали порционной свининой. Причём, не мясом, а чистым салом, которое после тепловой обработки приобретало вид скрюченного, подозрительно прозрачного, параллелепипеда с кусочком щетинистой кожи на одной стороне. И вот в один из таких дней на обед в столовую, как будто предчувствуя недоброе, заглянул начальник училища. За ним неотступно следовали зам по тылу, начальник продовольственной службы, начальник столовой и дежурный по столовой. Подойдя к обедающим, генерал спросил:

– Ну что, приятного аппетита, товарищи курсанты. Как обед?

Ожидаемого в таких случаях, бравого ответа не последовало. Начпрод и зам по тылу начали краснеть и озираться. И тут с разных сторон послышалось:

– Спасибо, товарищ генерал-майор, нормально! Хорошо! Вот только мясо…

– А что мясо? – Генерал подошёл к ближайшему столу, взял вилку и перевернул в, стоящей там тарелке, прозрачный, ослизлый кусок.

Порция в прямом смысле ощетинилась, выдав на свет необработанную кожицу. Начальник наколол на вилку «небритую свинью», протянул это начпроду:

– Это что, товарищ капитан? Где нормальное мясо?

Начпрод напрягся, побагровел, но всё-же чётко, уверенным тоном доложил:

– Товарищ генерал, это мясо сальное! Нам такое поставляют! – Он застыл, тараща глаза, как будто ожидая удара.

Генерал поднёс кусок к его лицу:

– Сам ел такое? На попробуй.

Начпрод перехватил вилку и уверенно засунул в рот варёное сало. Проглотил вместе со щетиной, казалось, не жуя! Потом «Мясо сальное» съели зам по тылу, начальник столовой и дежурный… На следующий день были котлеты…

Особого упоминания заслуживает то, как нас кормили в учебном центре. Там уже не было официанток, не было белых скатертей. Пищу варили повара из числа солдат срочной службы. Да и сама столовая представляла из себя металлический ангар с заасфальтированным полом, с десятиместными столами, без отопления и с весьма посредственным освещением. Так что качество питания, во многом, зависело и от времени года, а конкретнее от температуры окружающего воздуха. Помню, на зимнем полевом выходе, утром, в двадцатиградусный мороз, на завтрак, согласно норме, нам давали сливочное масло. Причём, реально мы получали двухсотграммовую пачку «Крестьянского» на девять человек. Командир отделения алюминиевой ложкой не резал, а ломал этот брикет на части. А потом… Вы когда нибудь пробовали замороженное масло намазать на хлеб?! В общем масло ели, кусая как конфету. Были попытки бросить его в кашу, но так как на морозе она быстро остывала, масло не успевало растопиться.

Ещё, по непонятной для нас причине, зимой в учебном центре нас кормили капустой. Глобально кормили! Как правило, ежедневно на обед мы получали на первое щи, на второе бигос, на третье чай. То есть, на первое вода с капустой, на второе капуста без воды, на третье вода без капусты. Всё бы ничего, но такой рацион усваивался моментально и нам на морозе всё время хотелось есть. Спасались перловкой на ужине…

И всё же, должен сказать, что кормили нас нормально. Да были ситуации, описанные выше, но, толи по причине воспитания, толи по молодости и наивности, мы их воспринимали как приключение или очередную хохму. А большинство из нас училось. Училось понимать и чувствовать самого незащищённого…

Тревога

Тревога в арми это не негативно окрашенная эмоция, выражающая ощущение неопределённости, трудноопределимые предчувствия и ожидание отрицательных событий, как трактует психология. Тревога в армии – это сигнал, по которому подразделение или часть в целом приводится в готовность к действиям по прямому назначению. Тревога бывает боевая, это когда супостат напал и надо отражать это нападение. А бывает учебно-боевая, когда личный состав учится действовать по тревоге боевой. В идеале каждый солдат должен чётко знать что и в каком порядке он должен делать если подразделение поднято по тревоге, причём до мелочей. А так как сигнал традиционно поступает в шесть часов утра, то тренируют бойца начиная с подъёма. К стати, тут возникает вопрос, на который так просто и не ответить. А почему с утра? Разве нельзя тренировать подразделения днём, вечером, ночью? Безусловно можно! И все от солдата до маршала это понимают и осознают. Но вот сигнал тревоги упорно приходит на рассвете…

Что такое тревога для курсанта военного училища? Если ты не входишь в боевой расчёт, то после подъёма необходимо быстро одеться, обуться, правильно намотав портянки, а это очень важно, ведь в противном случае мозоли и потёртости на ногах тебе обеспечены, взять свой вещмешок, шинель из шкафа, получить экипировку и штатное оружие. А вот если курсант включён в боевой расчёт, то после подъёма, даже не одев штаны, он может выполнять некоторые несложные задачи. Например, забравшись на подоконник, завешивать окно одеялом. Зачем? Резонный вопрос. Нужно это для того, чтобы обеспечить светомаскировку здания казармы, иначе, прилетевший на самолёте супостат, увидит куда бомбу сбросить. С высоты века двадцать первого стоит задуматься, а от кого светомаскировались? Увы, дорогой читатель, и в начале восьмидесятых прошлого века мы тоже задавали себе и командирам этот вопрос. Существует утверждение, что генералы готовятся к прошедшим войнам. И это утверждение, как бы оно не было обидно на первый взгляд, от части верно. Ну скажите пожалуйста, влияет ли на точность попадания боеголовки баллистической ракеты наличие освещения в казарме? Да и крылатому Тамагавку со спутниковой навигацией глубоко индифферентно, висит у вас на окне одеяло или нет. Он всё равно прилетит в заданную точку, если не собьют конечно.

Так вот, после того, как завесят окна, все оденутся, экипируются, получат оружие, подразделение выходит на улицу, строится и бегом в секретный район по секретному маршруту, гремя амуницией, топоча кованными сапогами по улицам города…

В нашем Ульяновском военно-техническом секретный район был у моста через реку Свиягу. Прибежим туда, посчитаемся, командиры доложат начальству и обратно. Почему именно туда? Почему бегом? Наверное потому, что так было написано в наставлениях и инструкциях, которые утверждали генералы.

Был такой анекдот:

Ракетная часть готовилась к проверке. Командир обошёл все объекты, проверил состояние, поставил задачи. Пришёл на позицию, а там стоит ракета, в небо устремилась, но облезлая какая-то. Командир и говорит:

– Надо покрасить!

– А как, она ж на дежурстве и высокая такая, – ответил командир батареи.

Но командир части бывалый воин, сразу сообразил как решить проблему и говорит:

– Так возьмите ведро, наберите краски и подкиньте вверх. Оно перевернётся, краска вытечет на ракету и покраска произойдёт самотёком.

Так и сделали. Но когда бросали ведро последний раз, оно перевернулось и оделось на носовую часть ракеты. Что делать? Снять не получилось. Оставили как есть.

Приехал генерал, пошёл проверять. Везде всё прекрасно, добрался до позиции. Смотрит а там на ракете ведро висит. Спрашивает командира части:

– А это ещё что такое? Совсем афонарели тут?!

А тот ему уверенно так:

– Дак это же фотоноотражатель, товарищ генерал!

Генерал посмотрел ещё раз и говорит:

– Я полковник не дурак! И без тебя вижу что фотоноотражатель! А вот ты мне скажи, почему он не покрашен?!

Вот и наставления и инструкции писались так, что бы у генерала не возник вопрос – «Почему не покрашено?» А мы, соответственно, вешали одеяла на окна и бегали. И должен сказать, тренировали нас качественно, особенно перед проверками и особенно тех, кто обеспечивал светомаскировку. Не скажу что это было тяжело, но изматывало порядком. А там где трудности, там в нормальном воинском коллективе и юмор. Как-то два шутника, будучи дневальными по роте, решили развлечься. Объектом своего прикола они избрали своего товарища, который был очень ответственным человеком и крайне серьёзно относился к поручениям. Они ночью, дождались пока жертва розыгрыша заснёт, подкрались к нему, потом резко разбудили и «объявили тревогу», вручили ему полотенце и отправили закрывать окно. Бедняга вскочил на подоконник и начал закрывать окно. Да где там! Полотенца явно не хватало, он упорно пытался «растянуть» его на всю площадь. Прикладывал то в один угол, то в другой. Никак не мог понять, в чём же дело? Почему «одеяло» маленькое? Со стороны это было похоже на ритуальный танец ловца насекомых на стекле. Метания продолжались минуты три, пока несчастный окончательно не проснулся. Дело кончилось миром и весельем всей роты.

А однажды, когда мы готовились к очередной проверке, начальник курса, тренировавший нас, придя с утра, с удивлением обнаружил, как по команде «Курс подъём, тревога!» несколько шутников, скинув с себя одеяла, оказались полностью одетыми и экипированными, с вещмешками за плечами. Все посмеялись от души, но юмористы так весь день и проходили с вещмешками…

Так, одновременно старательно и весло, с метаниями молодых, неокрепших умов в извечном треугольнике между «Надо!», «Зачем?» и «Почему?» мы осваивали азы Боевой Готовности…

Хроники рок-группы «Парадокс»

В те времена, о которых идёт речь, ещё не было ни дискотек, ни, тем более, ночных клубов и прочих специфических заведений, где можно послушать музыку и потанцевать. Да и многого, привычного сегодняшнему обывателю, ещё не существовало ни физически, ни ментально. Всё что мы имели, это телевизоры с двумя всесоюзными каналами, радиолы, проигрыватели, да бобинные магнитофоны. Но это совсем не значит, что мы были чем то обделены. Даже наоборот! У нас было несомненное преимущество – живое общение друг с другом, помноженное на неудержимое желание творить! Вдобавок, да простит меня читатель за высокопарный и идеологически устаревший слог, наши партия и правительство всемерно способствовали этому желанию ТВОРИТЬ. Конечно, не без определённых ограничений, но всё же художественная самодеятельность процветала.

Наша юность и молодость пришлась на период расцвета Вокально-инструментальных ансамблей, которые к восьмидесятым годам прошлого столетия стремительно переродились в новомодные Рок-группы. И мы, что естественно, как любое другое поколение копировали, примеряли на себя все трендовые течения. А по сему, практически, в каждой школе, училище, техникуме, институте, университете, в клубах, домах и дворцах культуры, просто на предприятиях и в колхозах, в парках создавались самодеятельные ВИА, а потом и рок-группы. Естественно, они были разного уровня профессионализма и технической оснащённости. Всё зависело от финансовых возможностей заведения, при котором организовывался коллектив и наличия музыкантов и вокалистов. А ещё, от желания и упорства участников! К стати сказать, из этих самых самодеятельных ВИА и рок-груп, в последствии, вышло не мало знаменитых и талантливых музыкантов, радующих нас своим творчеством и по сей день.

Не стали исключением и военные училища тех времён…

Рождение

Начало первого курса – время, когда в формирующемся воинском коллективе происходит притирка недавно перезнакомившихся друг с другом курсантов, перенимаются у предшественников старые традиции и закладываются новые, принимаются решения, определяющие внутренний психологический настрой и отношения в подразделении на весь период обучения. Вот в этом потоке процессов и событий и зародился сначала ручеёк, а потом и полноводная река истории под названием «рок-группа Парадокс», именуемой в простонародье – «Ансамбль»…

Нам повезло, причём повезло дважды. Во первых – наш начальник курса был одним из лучших командиров училища, а, соответственно, как нормальный лидер, он считал, что в вверенном ему подразделении всё должно быть лучшее, в том числе и художественная самодеятельность. Кроме того, он, как человек прогрессивный, любил музыку во всех её проявлениях. Во вторых – на наш курс, опять же не без стараний командира, был зачислен курсант Сергей Родин. А это был человек энергичный, целеустремлённый и, главное, талантливый. До училища он серьёзно занимался музыкой, прекрасно, практически профессионально, играл на гитаре, имел потрясающие вокальные данные, которыми умело пользовался. По сути, в свои семнадцать лет Сергей был состоявшимся музыкантом, имеющим связи в среде Ульяновской богемы. Забегая вперёд, стоит сказать, что часто профессионалы побывавшие на наших выступлениях задавали Родину вопрос «Зачем ты в военное училище пошёл, почему не в консерваторию?». А тот лишь отшучивался. Так велико было желание стать офицером! Ну а нам, повторюсь, крупно повезло на этот счёт.

И так, ответственным за создание ансамбля был назначен курсант Родин. За дело он взялся рьяно, с присущем ему энтузиазмом. Очень кстати оказалась командировка на уборку картошки. После дневного ковыряния в грязи, после выполнения норм по количеству отгруженных мешков, по вечерам в нашем палаточном лагере мы собирались вокруг костров. Пекли картошку, травили разные байки. Ребята расслаблялись, раскрывались. И на этом фоне, как бы невзначай появилось несколько гитар. И оказалось, что среди нас есть и музыканты и певцы. Там у костра , между поеданием картошки и анекдотами, состоялись первые спевки и определился состав будущего «Парадокса».

Гитаристы и вокалисты нашлись. Теперь дело оставалось за малым. Предстояло ответить на один определяющий вопрос – «На чём играть?». У Родина были знакомства, позволяющие добыть приличную аппаратуру, но на это нужны были деньги и не малые. А где их взять? В училище к тому времени, не считая четырёх рот первого курса уже было одиннадцать вокально-инструментальных ансамблей, по одному на подразделение. В клубе кроме старого комплекта русских народных инструментов не было ни шиша. Из этого следовало, что от командования в этом вопросе помощи не будет. Было решено идти по устоявшемуся в училище пути – скинуться на аппаратуру всем миром. На одном из построений начальник курса предоставил Родину слово. Сергей вышел и начал:

– Мужики, у нас на курсе создаётся ансамбль. Мы будем обеспечивать для вас танцевальные вечера, выступать на концертах. Мы готовы, но у нас нет инструментов и аппаратуры. Возможность приобрести хороший комплект есть, но нужны деньги. Я тут посчитал и получается по двадцать пять рублей с каждого. Вы как согласны?

– Стой, стой! – Это вмешался начальник курса, – Пусть подумают.

Строй загудел, зашевелился:

– Мы согласны! Да! Скинемся!

Думать не стали и предложение было принято сразу и единогласно. Надо сказать, что в те времена двадцать пять рублей – деньги не малые. И не у каждой семьи можно было вот так сразу выдернуть такую сумму из бюджета. Это была серьёзная жертва! Но тем не менее идею поддержали все. Процесс сбора средств затянулся примерно на месяц – полтора.

И вот, настал тот день, когда в расположение привезли аппаратуру, сразу весь комплект. Усилители, акустика, другие аксессуары были, в большей степени, самопалом. То есть, продукцией местных умельцев, которые копировали образцы известных производителей. Делалось это не с целью обмана, а по причине отсутствия в свободной продаже настоящих фирменных изделий. Все это знали и понимали. Но, к слову сказать, качество этих поделок, зачастую, не уступало оригиналу. Гитары были подержанные, но настоящие, фирменные. Такие даже профессионалам иметь не стыдно! И только один инструмент оказался новым из магазина – в огромном фанерном ящике была упакована ударная установка.

Здесь стоит отметить, что на роль барабанщика в нашем ансамбле рассматривалось три кандидата, среди которых был и Ваш покорный слуга, дорогой читатель. И если гитаристов и певцов можно было прослушать, то в виду отсутствия инструмента, выбор ударника отложили до лучших времён. Правда, однажды, попытка «вступительного экзамена» всё же состоялась. В клубе училища проходил концерт художественной самодеятельности факультета, где выступал ансамбль второго курса. У них была весьма стоящая ударная установка и Родин договорился с ребятами о возможности проверки кандидатов. По стечению обстоятельств в нужный момент под рукой оказался я один. Меня посадили за барабаны. Вокруг, плотным кольцом, в составе двух музыкальных коллективов, расположились экзаменаторы. Ударник – второкурсник начал настукивать ритмы, предлагая мне повторить их. В принципе, было не сложно, но, то ли от такого пристального внимания, толи от страха «облажаться» я впал в ступор. Сидел, глупо улыбался и молчал… Первый экзамен я завалил на корню…

И вот теперь следовало распаковать инструмент, собрать и настроить установку. И вот тут-то у меня проявилось преимущество. Ещё в школе, в нашем ансамбле я пытался из старых разбитых барабанов, в том числе и пионерских, собрать ударную установку. Пришлось потрудиться, но желание играть в ансамбле было настолько велико, что я, проявив завидное упорство и старание, добился своего. Конечно, получилось нечто смешное, но учиться азам игры на барабанах уже было можно. Позже школа закупила новую установку и я, уже как «опытный» музыкант, собирал и настраивал её.

Мои визави проявили некоторую нерешительность при виде огромного фанерного ящика, а я молча взялся за дело. Часа через два работы всё было готово и как то само собой я уселся за барабаны и начал играть. Надо же было проверить! Наблюдавший за этим Родин махнул рукой и решительно произнёс:

– Всё, забирай, она твоя.