Глава 2. Андрей

Чёртова рабочая неделя, нескончаемая какая-то. Уже домой на выходные собирался, когда звонок от прослушки поступил. Приехала какая-то мамаша с детьми. Мы за этим адресом давно наблюдали. В эту гостиницу часто приезжали мамаши с девочками- подростками, а потом эти девочки всплывали в федеральном розыске и больше их никто не видел.

Рванули по адресу. Но по факту ошиблись. Детки были маленькими, да и мама подозрения не вызывала, немного нервничала, но переживала лишь о том, что детей нужно покормить завтраком, уложить спать днём. Как не пытался уловить что-то другое, не мог. Кроме заботы о детях, сквозила ненависть и горечь к мужчине, мужу, наверное.

Посмотрел на неё, такую маленькую, беззащитную, хрупкую, с тремя малышами. Одну в большом городе и жалко стало. Решил помочь, только вот с гостиницей не получилось. В свою, служебную, не смог, а в частную не захотел. Сам не знаю почему. Просто решил отвезти к себе домой, вернее в квартиру родителей. Их не стало меньше года назад. Ушли один за другим. Сначала отец, а через семь месяцев мама. С женой развожусь. Детей никогда не было. Янка всегда была против рождения ребёнка. Я несколько раз возвращался к этому вопросу, а она ни в какую. Куча отговорок в ответ. Теперь точно один. Не могу привыкнуть к одиночеству. Поэтому решаю на выходные её с детьми к себе забрать. Слово «пригласить» не подходит. Нагло забрал, это точнее.

Чувствую её возмущение, страх, растерянность, но через всё это идёт явная волна возбуждения.

Вот с этим я с ней солидарен. Сам хочу её, аж я..а сводит. Давно так бабу не хотел.

Поднимаемся в квартиру. Валерия ведёт мальчишек за руки, а вот белокурую красавицу я несу на руках. Милая кучеряшка обнимает меня за шею своими маленькими ручонками, улыбается. А меня такая волна нежности охватываем. Я люблю детей. Всегда любил. Мечтал, когда женился, что их будет несколько. Но Янка всегда была против. В ней не было материнского ни капельки. Приезжая к друзья, я возился с их детьми. Играл. Дурачился. А она смотрела равнодушно и всегда говорила только одно: «Ты ведёшь себя как дебил. Ты же взрослый серьёзный человек. Или в детстве в игрушки не наигрался?». И мне всегда было больно и обидно.

Перед дверью ставлю свою маленькую принцессу на ножки, а она тихо шепчет на ушко:

– А я писать хочу, – и смотрит на меня своими голубыми глазками.

– Сейчас, малышка, потерпи немного. Только дверь открою и всё тебе будет, – быстро открываю дверь и включаю в прихожей свет. – Проходим, устраиваемся, – и поворачиваясь к Валерии добавляю. – Туалет прямо по курсу. Ванная рядом. Дети в туалет хотят. Проводи.

А сам, сбросив обувь, иду в комнату, когда-то бывшую мою детскую, порядки проверять. Захожу, всё идеально чисто. Вот только здесь одна кровать, полуторка. Мальчишек можно на неё положить. Осталось пристроить Валерию и белокурую кудряшку.

В соседней комнате, что всегда была отцовским кабинетом, стоит диван. Но он не разбирается. Решаю, что девочке здесь будет удобно. А Валерия? «С ней решишь позднее?» – нагло подсказывает внутренний голос. Хотя прекрасно понимаю свой организм, я хочу её видеть в своей спальне…

Выхожу из комнаты и сталкиваюсь с кучеряшкой.

– Ты куда пропал? Я тебя потеряла, – говорит девчоночка, немного шепелявя, мило склонив головку набок.

Приседаю перед ней на корточки.

– Порядок в комнатах проверял, – отвечаю.

И тут же слышу голос Валерии:

– Рита, к дяде не приставай.

Иду на голос. Женщина вытирает после мытья руки мальчишкам полотенчиком, с собою привезённым. Молча наблюдаю за ней. И как только она поднимает глаза, командую:

– Пошлите все со мной, – и направляюсь в гостиную, решив, что эту комнату можно отдать на растерзание детворе. Мама это бы позволила и была бы этому рада, девчушка тут же берёт меня за руку и вышагивает рядом.

– Рассаживайтесь, кому куда удобно.

Мне было интересно наблюдать за этой компанией. Мальчишки были похожи друг на дружку, но практически не похожи на свою маму. Все дети были голубоглазыми, но мальчики были темноволосые.

Пацаны подходят к дивану, старший помогает младшему забраться на диван, потом забирается сам. Валерия присаживается на диван аккуратно, на самый краешек, заметно волнуется.

Сажусь по-хозяйски в кресло и сажаю к себе на коленки кучеряшку. Девчонка довольна. А вот Валерия хмурится, глядя на Риту.

– Давайте знакомиться. Меня зовут дядя Андрей, – представляюсь я и обвожу взглядом детвору. – А как зовут вас?

И я устремляю свой взгляд на мальчишек. Но мальчики молчат.

– Вас же спросили, что молчите? Отвечайте, только по очереди, – спокойно говорит Валерия и смотрит на сыновей нежно улыбаясь.

И эта её невесомая улыбка меня волной обдаёт. Очень хочется, чтобы эта улыбка меня коснулась.

– Андрей, – произносит старший и локтем осторожно младшего толкает.

– Мирон, – представляется младший.

– Прекрасно. Андрей и Мирон, значит. А как зовут тебя, малышка?

Я легонько щекочу кучеряшку. Она егозит у меня на коленях и отвечает:

– Магалитка.

– Маргаритка? – улыбаюсь я. – Ритка, Ритка, Маргаритка.

И смотрю на веселушку, которой явно уже надоело сидеть у меня коленях, убираю руку, и девчушка легко спрыгивает и перебирается на диван к братьям. Я перевожу свой взгляд на Валерию. Но женщина молчит и знакомиться не собирается. Ладно. Подождём.

– Я пригласил вас в свою гостиницу на двое суток, – специально подчеркиваю на сколько и смотрю на женщину. – Квартира в Вашем полном распоряжении. Игрушек нет. Но есть телевизор. Сейчас мама Вас покормит и пойдём гулять.

– Куда? – почти хором спрашивают малыши.

– Потом решим, – отвечаю им и понимаю, что расплылся в улыбке. – Мультики включить? – интересуюсь я.

– Да!.. – отвечает детвора дружным хором.

Беру пульт и включаю канал с мультиками, сам его часто смотрю, когда расслабиться нужно. Идёт «Маугли». Притом самое начало.

– С детьми разобрались. Теперь с Вами, – обращаюсь к Валерии и встаю с кресла, а она вздрагивает. – Пошли на кухню. Будем готовить кушать. В доме ничего нет.

Валерия встает. Детям бросает: «Сидите тихо», – и выходит за мною следом.

Глава 3. Лера

Мужчина знакомится с детьми, а мне безумно хочется назвать своё имя. Он слегка прижимает «р», а я хочу своё имя, сказанное им, услышать.

Но разговор он быстро прерывает. Включает детям мультики, а меня на кухню зовёт. Иду следом, а сама его фигурой любуюсь. Он просто огромный. Выше меня сантиметром на тридцать, если не больше. Спина в плечах широкая, две мои, наверное, а вот… Опускаю взгляд вниз, на его пятую точку, туго обтянутую джинсами, и тяжело сглатываю. Лучше бы не смотрела… Тихо балдею от упругой узкой з…цы мужчины. Это моя слабость. За Димку я замуж выскочила тоже, наверное, из-за его з…цы упругой.

Мужчина резко останавливается, а я не успеваю и впечатываюсь в его спину, отшатываюсь назад и чуть не падаю. Упасть не дают его мускулистые руки, он придерживает меня за плечи.

– Извините, – выдавливаю из себя.

Он смеётся, но никак не комментирует эту ситуацию.

– Проходи. Два дня командуешь здесь. Молоко в холодильнике, манка здесь, – Андрей открывает шкафчик и демонстрирует мне ровный ряд подписанных баночек. – Я всеяден, если что. На завтрак с большим аппетитом поем манной кашки или овсянки.

Моя кожа горит под его взглядом. Я боюсь посмотреть на него, глаза в пол опустила. Чувствую, как он улыбается, но не подходит ближе, не нарушает моё личное пространство.

Андрей подходит к двери и закрывает её. Я вздрагиваю всем телом. Зачем он закрыл дверь? Пячусь назад, но недалеко. Упираюсь попкой в столешницу и замираю.

Мужчина подходит ко мне почти вплотную. Рассматривает внимательно, потом опускает взгляд на мою грудь и тяжело выдыхает:

– Почти познакомились, – снова смотрит на моё лицо. – Каждый рассмотрел то, что больше понравилось, – он улыбается, явно издеваясь, а мне спрятаться хочется.

От его взгляда у меня такое с телом творится, успокоиться не могу. Еле выдавливаю из себя:

– Где кастрюльку взять, майор?

А он почти серьёзно отвечает:

– Во-первых, полковник, во-вторых, кастрюльки – вот здесь, – и открывает ящик снизу.

Я обалдело смотрю на него, а он, как ни в чём не бывало поясняет:

– Николаевичу всё можно. Он мой прямой начальник и лучший друг. Мы с ним познакомились, когда я майором был, лет десять тому назад. Так до сих пор майором и зовёт.

Андрей достаёт кастрюльку, ставит её на плиту, из холодильника извлекает бутылку молока, выливает в кастрюльку. Он всё это делает так уверенно, как будто каждый день кашу варит, а я тупо смотрю на него и взгляд оторвать от его рук сильных не могу.

– Валерия, я предоставил вам кров, а взамен хочу получить вкусный стол. Это будет честно. Кашу вари, хватит на меня пялиться. Сваришь, позовёшь. Я пойду мультики с детворой посмотрю, – он поворачивает меня к плите, показывает пальцем на кастрюлю с молоком, рядом на стол ставит манку, соль, сахар, даёт в руку ложку и уходит.

Я обалдеваю от своего имени, им произнесённого. Он произносит его хрипло, чуть картавя, и голос такой низкий. И это «р» в моём имени совсем другое, ни как у Мирона и Ритки, оно особенно произнесённое. И от этого звука с моим телом чёрте что происходит!

Как только он выходит из кухни, мне становится легче дышать и мозг начинает работать. Варю манную кашку, а внутри всё поёт. Мне почему-то безумно хочется, чтобы моя манная кашка ему понравилась. Этому здоровяку… моя манная кашка… Разве не абсурд?!…

Что со мною происходит? Почему моё тело так реагирует на этого мужчину? Неужели мамуля права? Она ведь перед моей свадьбой говорила, что я, дурочка, рано замуж выхожу, своего мужчину ещё встречу, а Дима не мой мужчина. Он не любит меня, не полюбит и ценить не будет. Он – эгоист, он всю жизнь будет пользоваться мною. Я ей тогда не поверила, но так и вышло. Димка требует полного подчинения и повиновения во всём. Я, как мотылёк, обожгла крылышки в пламени своей собственной любви и теперь медленно умираю, корчась от боли. Живу лишь мальчишками.

Здесь снова чувствую, как спину огнём обдаёт, и резко поворачиваюсь, чуть кастрюлю с кашей локтем не сбив.

– Пришёл узнать, как здесь завтрак поживает, а узнал много нового и интересного…

Смотрю на него удивлённо. Я ведь молчала. Ничего не говорила. Что он узнал? А Андрей продолжает:

– Допустим, узнал, что готовишь стоя на одной ноге, как аист или цапля, – он смеётся и смотрит мне прямо в глаза. Я свои опускаю, иначе захлебнусь ртутью, что в его глазах переливается.

– Завтрак готов. Где можно тарелочки взять? – спрашиваю я.

– Давай сразу всё покажу, чтобы ты больше никогда не спрашивала, – и начинает открывать ящички, шкафчики, полочки, всё показывая и рассказывая, а в моей голове только одно крутится: «Почему, чтобы никогда не спрашивала? Никогда?.. Что он хочет этим сказать? И зачем мне знать, где что лежит, я ведь не хозяйка здесь? Я гостья».

Андрей легонько встряхивает меня за плечи:

– Валерия, я знаю, что ты ничего не запомнила, но я всё показал. Вот тарелки для каши, – он ставит на стол тарелки. – Теперь сама хозяйничай, я разрешил. За каждый вопрос «где?» буду целовать. Хоть какой-то кайф получу, – и выходит, смеясь, из кухни, зовёт малышей мыть руки.

А я стою посреди кухни обалдело и ничего не понимаю. Какие, к чертям его, поцелуи? Какой кайф? Кое-как собрав себя по частичкам и заставив соображать, накладываю в тарелки кашу и ставлю на стол. Нужны ложки. С языка чуть не срывается вопрос «где ложки?», но вовремя соображаю и включаю мозг хозяйки, быстро нахожу их в верхнем ящичке. Ух, справилась!

На кухню один за другим вбегает детвора. Рассаживаю всех и понимаю, что стульев не хватает. Нужен ещё один. В дверях появляется Андрей и пятый стул несёт.

– Теперь полный комплект, – произносит он. – Всегда мечтал о большой семье.

Ну зачем он так? Мы никогда его семьёй не будем. Но здесь Мирон прерывает наше молчание.

– Мамочка, а где варенье? Я хочу кашку с вареньем?

Я зависаю. Я не помню, говорил ли Андрей про варенье, когда с кухней знакомил. Что мне делать? Спросить? Или шикнуть на сына, чтобы так ел?