После восхитительного ужина Севен и Булка устраиваются у камина и засыпают, мама забирает Патрика показать ему свое вязанье, а мы с папой остаемся на кухне пить какао, который он сам всегда варит для меня. Папа любит слушать мои рассказы о работе и очень гордится тем, что я служу в полиции. Постоянно хвастается друзьям, что его дочь спасает жизни, пересказывает им мои истории, иногда приукрашая их. На самом деле, мой отец – семьянин до мозга костей. Он гордится всеми, кого любит. Даже если бы я мыла посуду в какой-нибудь придорожной забегаловке, он нашел бы в этом героизм. «Любой труд важен, полон достоинства и заслуживает уважения» – любит повторять он, и я с ним согласна.

Папа никогда не затрагивает больные темы, если я сама не начну. И за это я люблю его еще больше. Мама же любит выведать все, что у меня на душе. Иногда я злюсь на нее за это, хотя понимаю, что она переживает. Во мне есть понемногу от каждого из родителей. Но мама говорит, что большая часть меня взята не от них. «Она сама выстроила свой характер».

Мы разговариваем до глубокой ночи, но на следующее утро я просыпаюсь ни свет ни заря. Детская привычка – просыпаться здесь с первыми лучами солнца. Выхожу на пробежку и бегаю вдоль полей, наполняя свои легкие свежим воздухом в сопровождении собак. Нигде я не чувствую себя такой свободной, как здесь. Даже мысли в моей голове, которые не оставляют меня никогда, здесь кажутся легче. Дом, в котором я выросла, все упрощает, ограждает меня от плохих воспоминаний и очищает от тревог.

Вернувшись, застаю Патрика и маму за приготовлением завтрака. Им весело, они заливисто хохочут.

– Эй, красавчик, полегче. Эта дама замужем. Не думаю, что папе понравится, как ты заигрываешь с его женой.

Моя мама кокетливо хихикает.

– Эх, детка, – наигранно вздыхает мой друг. – Если бы у меня был хоть малейший шанс завоевать эту прекрасную леди, поверь, я бы уже давно выкрал ее и увез куда-нибудь во Флориду.

Моя мама запрокидывает голову и мелодично смеется. Несмотря на то, что она родилась, выросла и всю жизнь провела в деревне, у нее отличные манеры, она полна изящности и достоинства.

Улыбаюсь этим двоим.

– Смотри, я могу и приревновать.

– Ты же знаешь, что мое сердце принадлежит лишь тебе.

Я качаю головой. Обожаю его. Он отличный человек, близкий мне по душе, он мне как брат. Я рада, что он у меня есть, и что он именно такой. Мы можем открывать свои души друг другу без опаски. Мы не испортим этого, внезапно влюбившись друг в друга или переспав по-пьяни.

Когда мой друг с моим отцом отправляются на рыбалку, мы с мамой остаемся наедине. Она болтает, рассказывает о соседях, но украдкой поглядывает на меня. Я знаю, что будет дальше. В этот раз она тянет удивительно долго. Наконец, окончательно потеряв нить ее рассказа, ласково улыбаюсь.

– Спрашивай уже то, что хочешь.

– Я думала, ты это не выносишь.

– А я думала, ты этого изо всех сил не замечаешь. Давай сейчас поговорим, пока я в настроении. Я готова. Я же знала, что это будет.

– Как ты, родная?

– Все хорошо. – Видя ее недоверчивый взгляд, добавляю, – правда, хорошо.

– Ты ездила к Сэму?

– Разумеется. Встретила там его мать.

– Неужели? И как она? – Мама сжимает губы, но, не удержавшись, выпаливает, – старая грымза

Я начинаю хохотать. Мама терпимо относится ко всем людям. Она может понять и оправдать любого человека и любой его поступок. Но миссис Ньюборн является, пожалуй, единственным исключением. Пересказываю беседу, что состоялась у нас после встречи на кладбище.

Мама передергивает плечами:

– Ты не поверишь в то, что я сейчас скажу. Но она права. Доченька, тебе нужно отпустить его.

– Я отпустила, – начинаю жалеть, что начала этот разговор.

– Ты должна быть счастливой. Тебе нужно встретить хорошего мужчину, выйти замуж, завести детей.

– Ма, счастье не обязательно должно заключаться лишь в замужестве и детях.

– Тебе нужна семья.

– А из этой вы меня уже выгоняете?

– Я о другом.

– У меня есть семья. У меня есть все, что мне нужно. На данный момент я не хочу ничего менять.

– Нельзя вечно прятаться в полиции.

– Что ты хочешь сказать? – Мама молчит. – То есть, по-твоему, я прячусь? По-твоему, я сбежала от своих проблем на эту работу?

– Я не это имела ввиду.

– А мне кажется, именно это. Ты знаешь, почему я пошла в полицию. Не прятаться. И моей жизни работа уж точно никак не мешает.

– Сын Дуайта спрашивал о тебе.

– Мама!

– Что? Он славный, ты ему всегда нравилась.

– Боже, я не ожидала, что мы скатимся до сватовства. Я в состоянии найти себе парня, если захочу. Поверь мне.

– Я волнуюсь за тебя.

– Я понимаю. И очень это ценю. Но у меня действительно все хорошо.

Мама долго внимательно изучает меня.

– Твоя сестра объявилась.

Меня словно обухом по голове стукнули. Я таращусь на маму и не могу осознать смысл сказанных ею слов. Мое сердце начинает громко и сильно ухать в груди.

– О чем ты говоришь?

– Джилл приезжала к нам.

– Это шутка?

– Какие уж шутки.

Перевожу взгляд на каминную полку, где стоит фотография со школьного выпускного. С нее на меня смотрят два одинаковых лица. Мое и моей сестры-близняшки. Джилл уехала на поиски славы и счастья десять лет назад. С тех пор о ней никто и ничего не слышал. Я пыталась разыскать ее через полицию, но никаких данных найти не удалось. Я чувствовала, что она жива, и, возможно, в порядке. Мы настолько смирились с ее отсутствием, что внезапное появление в родительском доме – по меньшей мере, шок. Она всегда была взбалмошной, но очень мягкой. Если принято считать, что один из близнецов плохой, а второй хороший, то в таком случае я как раз злой близнец. Мой характер более жесткий, непреклонный, я не считаю нужным нянчиться с людьми или делать то, что мне не нравится. А Джилл, наоборот, всегда была податливой, послушной, прилежной. Ее отъезд стал неожиданностью. Однажды утром она просто спустилась к завтраку с большой сумкой и сказала, что уезжает. Сказала, что не намерена тратить свою жизнь здесь. Я тогда уже жила в Нью-Йорке, поэтому попрощаться с ней шанса мне не представилось.

И сейчас она объявилась. Я продолжаю глазеть на маму.

– Когда она приезжала? Надолго? Что она сказала? Где она? Где была столько времени?

– Она побыла несколько дней и снова уехала.

– Что? Мама, почему вы сразу мне не позвонили?!

– Она просила этого не делать. Она выглядела ужасно и не хотела, чтобы ты видела ее такой.

– Боже, что за бред. Мама, расскажи все нормально.

– Она приехала посреди ночи. У нее из вещей лишь рюкзак. Она сильно похудела, осунулась, но волосы великолепны, очень длинные. Попросила остановиться у нас, разве мы могли ей отказать. Хотя мы были просто шокированы. Спала целые сутки, потом набросилась на еду так, словно не ела неделю. Погуляла здесь вокруг. Не разговаривала с нами. Лишь доброе утро и тому подобное. Просила не задавать ей вопросов, придет время, и сами все узнаем. Когда я звонила тебе, чтобы пригласить в гости, Джилл была еще здесь. Возможно, она услышала мой разговор с тобой, или услышала, что я сказала папе о твоем приезде, но на следующее утро она снова исчезла. Оставила лишь записку.

– Какую?

Мама достает из кармана теплой кофты клочок бумаги и протягивает мне. «Дорогие мама и папа. Спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Простите. Д.» Я вновь смотрю на маму. Она заламывает пальцы, как всегда, когда сильно нервничает.

– Ты что-то еще хочешь мне рассказать?

– Нет, нет, – мама отвечает мне слишком быстро.

– Мама. Что еще? Не обманывай меня. Я должна знать все.

Ма смотрит в пол, как провинившийся ребенок, и не желает говорить. Во мне включается ее дотошность. Я узнаю, во что бы то ни стало. Внезапно ответ приходит сам. Служба в полиции неплохо приоткрывает завесу тайны над странным поведением людей.

Надеясь, что ошибаюсь, понижаю голос и задаю вопрос:

– Мама, она что-то стащила? – Мама робко кивает. – Что?

– Бабушкины бриллиантовые серьги. И сапфировую брошь.

– Твою мать, – я закрываю рукой глаза. – Это точно?

– Пару лет назад я перепрятала шкатулку с украшениями в вашу комнату. Видно, Джилл нашла ее. Когда она уехала, я зашла, чтобы прибраться там, а шкатулка лежала на полу. Все остальное на месте.

Шумно выдыхаю и тру переносицу.

– Она ничего не оставила? Никаких вещей? Еще записок? Чего-нибудь… – «для меня» мысленно добавляю я.

– Нет.

– Вы видели ее документы? Может, она сменила имя? Я не могла найти ее по базе данных.

– Нет, доченька.

Мне больно смотреть на маму, ссутулившуюся в течение этого разговора. Она всегда любила нас одинаково. И всегда учила относиться друг к другу с заботой и любовью. Не представляю, как тяжело ей дается то, что творится с Джилл. Она объявляется через десять лет молчания, просто отсыпается здесь, не потрудившись объяснить, в чем дело, а затем снова сбегает, прихватив семейные драгоценности. Вряд ли она взяла их на память.

А раньше Джилл даже книгу чужую старалась вернуть как можно скорее. Если находила на улице какую-то вещь, все силы бросала на то, чтобы найти владельца. А теперь она украла у собственных родителей. Это просто не укладывается в голове.

– Мам, все будет хорошо. – Я тепло обнимаю родного человека, пытаясь этим объятием донести ей свою любовь, свою заботу, пытаясь донести ей, что я всегда рядом. Пытаясь заменить одной собой обеих ее дочерей. – Мы найдем ее. Обещаю. Если она попала в беду, я помогу ей, ты ведь знаешь.

Мама кивает, не отпуская меня. И впервые в жизни понимаю, что уже давно поменялась местами со своими родителями. Теперь я их утешаю, доказывая, что все переживания – ерунда. Теперь я о них забочусь, помогаю им во всем, справляюсь об их здоровье и ругаю за мелкие глупости, например, за то, что папа скупает лотерейные билеты, надеясь выиграть миллион.

Меня грызет обида на сестру. За родителей и за себя. Что с ней случилось, почему она так себя ведет? Почему не обращается за помощью к родным?

***

К вечеру папа и Патрик возвращаются с рыбалки. Мой лучший друг буквально раздувается от гордости, потому что поймал огромную щуку. Папа же недоволен тем, что наловил всего одно целое ведро рыбы.

– Смотри, Сэл, я добытчик! Иди и обними меня скорее, потому что твой отец отказался со мной обниматься! А мне нужна похвала, скорее! – с этими словами он бьет одной рукой себя в грудь, во второй руке держит свой улов.

Смеясь, обнимаю его за шею.

– Ты просто как первобытный мужик! Смотри, еще чего доброго станешь натуралом. Надеюсь, по пути ты никому не хвастался своей добычей?

– А в чем дело?

– В это время года не поймает щуку разве что безрукий. Я ловила их в десять лет. Все мальчишки засмеяли бы тебя.

На пару секунд его лицо меняется с радостного на обиженно-недоуменное. Но Патрик оптимистичен до безобразия.

– Так вы родились и росли здесь! Здесь еду надо добыть – вырастить, поймать, застрелить, или выжать из коровы. А я – дитя города, я привык, что рыба лежит на прилавке магазина и ждет меня. Так что для меня это победа!

Я снова смеюсь.

– Ладно, хорошо. Ты молодец! Если честно, она очень большая. Таких здоровых я не видела.

***

Вечером мама показывает Патрику, как почистить и разделать рыбу, и, уже в сумерках, мы выходим с ним во двор, чтобы пожарить ее на мангале. Родители ждут в доме и накрывают стол для ужина.

Пока мужчина возится с барбекю, я смотрю, как Севен и Булка носятся друг за дружкой по саду.

– Ты чего такая молчаливая? – Вопрос вырывает меня из раздумий.

– Да так, думаю обо всем.

– Поделишься?

– Может быть, позже. Пока нужно самой переварить.

– Как хочешь. Ты знаешь, я всегда открыт для тебя.

– Знаю, милый, – мы с нежностью улыбаемся друг другу.

Вот в такие моменты мне не достает рядом именно мужчины, моего мужчины. Хотя Патрик заменяет мне, наверное, сотню людей. Мы с ним нужны друг другу. У каждого из нас есть то, чего так не хватает другому. Патрик каждый день дарит мне поддержку, внимание, заботу, делится со мной своим жизнелюбием и жизнерадостностью. А я, в свою очередь, делюсь с ним своей семьей, семейным теплом и уютом. Я знаю, что, если потребуется, Патрик будет драться за меня, сделает все возможное и невозможное, чтобы мне помочь. И это абсолютно взаимно.

– Скажи, вы с братом были близки?

– Ты же знаешь, он не общается со мной уже много лет. – Я киваю, его 38–летний брат презирает ориентацию Патрика, и из-за этого прервал с ним общение.

– А до ссоры. В детстве, в школьные годы – вы были близки?

– Да. Очень. Мы всем делились, во всем поддерживали, прикрывали друг друга, даже ссорились редко. Дрались лишь в шутку. Помогали друг другу кадрить девчонок. Много чего было. Я так гордился тем, что у меня есть брат. Я поддержал его перед родителями, когда он отказался идти в колледж, когда собрался жениться на той, кого наши родители терпеть не могли. Я делал это не ради благодарности. Но все равно не ожидал, что он в свою очередь, когда придет время поддержать меня…

Я знаю эту историю. Когда Патрик решил рассказать своей семье о том, что предпочитает парней, то первым делом обратился к брату. Надеялся, что сможет заручиться его поддержкой. Но брат устроил скандал, а родителям наговорил разного, в духе того, что Патрика нужно лечить, и что он требует выбирать между сыновьями. Родители выбрали того, у кого уже была «нормальная» семья и ребенок. Это ужасно. Как можно выбирать между двумя детьми? Когда он рассказал эту историю моим родителям, мама расплакалась, а папа долго хмурился, после чего кричал и ругался на «остолопов, которые могут отказаться от своего ребенка».

– Почему ты вдруг вспомнила о моем брате? – Он долго изучает меня взглядом. – Твоя сестра? Она объявилась?

– Порой ты пугаешь меня своей проницательностью. Да, мама сегодня рассказала. Она была здесь несколько дней назад.

– Судя по всему, новости не очень хорошие.

Я качаю головой.

– Не очень.

Видя, что я не горю желанием развивать эту тему, Патрик берет меня за руку.

– Давай так. Я сейчас не буду задавать вопросов, а ты ничего не будешь рассказывать. Ты все обдумаешь, и, если захочешь, мы это обсудим. Идет?

– Идет. – Улыбаюсь ему. – Я не перестаю радоваться тому, что мы с тобой познакомились.

– Я тоже, Сэл. Я редко это говорю, но твой переезд в наш дом – лучшее, что со мной случалось с тех пор, как я поссорился с родными.

Мы обнимаемся, но из-за больших теплых курток получается нелепо, и мы начинаем смеяться.

– Люблю ночные разговоры. Ночью люди другие. Настоящие.

– Какой же ты болтун, – я опять смеюсь. – Мало того, что мы общаемся в основном по ночам. Так еще с тобой я самая что ни на есть настоящая. Ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо. Больше, чем родители. Что там говорить. Больше, чем я сама.

– Черт, уйди отсюда, ты меня растрогала. Иди и помоги родителям накрыть на стол. Рыба почти готова.

За семейным ужином отбрасываю плохие мысли. Рядом мои самые родные. И не только люди, еще и собаки. Я в родном доме. Я словно подзаряжаюсь жизненной энергией для того, чтобы, вернувшись, с новыми силами броситься в бой с нарушителями закона.