Глава 2

Айрис плохо помнила, как провела остаток ночи. Долгая тряска в карете в компании полицейских и незнакомой строгой женщины закончилась припортовой таверной, куда ее втащили, накинув на голову платок. Данир скакал рядом. К чему была эта секретность, если и так весь город знал уже о невестах для колдунов Саадула, Айрис не понимала. Она давно не находилась к морю так близко, и грохот разбивающихся о причалы волн пугал и тревожил больше, чем неизвестность, ждавшая в будущем. От влажного морского воздуха волосы закурчавились, покрыв голову непривычными мелкими волнами и кудряшками. Айрис успела разглядеть, что к легкому облаку присоединились уже солидные тучи, которые покрыли небо рваными лоскутами. Луна выглядывала робко, словно извиняясь, что ничем помочь не может. Больше ничего увидеть ей не дали, втолкнув в пахнущее пивом и рыбой заведение.

На втором этаже, в такой же просоленной комнате, как и зал внизу, их ждали. Две служанки наливали горячую воду в большой чан, а заспанная и недовольная женщина явно благородного происхождения перебирала разбросанные по кровати платья.

– Наконец-то! – воскликнула она. – Данир, о чем ты думаешь? Сам же сказал, что снимаетесь с якоря через час, а мне еще надо ее вымыть, сделать прическу и нарядить. Донна Этвелл, конечно, ничего ей не дала, верно?

– Наша Айрис бедна, как крыса на моем корабле, – сказал капитан, обнимая девушку сзади за плечи. – Как у меня им ни зернышка лишнего не найти, так и у Айрис за душой ни монетки. Но ничего, Гленна, городской совет окупит любые расходы. Собери ей сундучок в дорогу, и чтобы там все нужные юбки-платья имелись. Я тебе в подмогу свою экономку привел, мадам Ковальски, она точно знает, как придать девушке товарный вид. Наша Айрис должна выглядеть лучше всех. И сделайте что-нибудь с ее лицом. Нос, как клубника, глаза распухли – на себя не похожа.

Прежде чем Айрис сообразила, Гленна подкатилась к ней и, зажав девушке нос, влила ей в горло пузырек терпкой жидкости, пахнущей валерьяной. Данир любезно придержал ее за руки, не позволив сопротивляться. Успокоительное подействовало быстро, и все, что произошло дальше, Айрис было уже безразлично.

Под внимательным взглядом Данира, обе мадам и служанки быстро ее раздели, помыли, натерли благовониями и маслами, сделали прическу, как у Донны Этвелл, и нарядили так, что Айрис едва могла дышать под тугим корсетом и обилием украшений на шее. Пышные юбки и вовсе сделали ее неповоротливой.

– Это искусственный жемчуг, – призналась мадам Ковальски, поправляя нитки ожерелья на груди Айрис, – но нам же нужен лишь вид, верно? Я наряжаю ее так, как она должна будет предстать перед… э… женихом по прибытии на Саадул.

Женщина недаром сделала паузу перед словом «жених». Никто не знал, как выглядели знаменитые колдуны. Саадульские маги жили замкнуто, с другими островами не торговали, в политике не участвовали, общались с миром редко, да и то через посредников и доверенных лиц, которых нанимали в случае необходимости. Такое, вот, доверенное лицо с некоторых пор появилось и на Домнике. Капитан Маурсон почти год вел переговоры с Саадулом, мотаясь туда и обратно по Лунному морю. То, о чем он с ними договорился, стало для Айрис и других выбранных девушек, трагедией и катастрофой. Айрис хотела было спросить, почему Данира, а не Маурсона назначили командиром экспедиции, но успокоительное уже настолько глубоко проникло в сердце и голову, что в какой-то момент ей стало все безразлично. И то, что Данир смотрел, как ее, голую, моют и наряжают, и то, что женщины бесцеремонно вертели ее, как куклу, грубо дергая за волосы, и то, что колдуны Саадула, по слухам, выглядели, как прямоходящие рептилии с двумя ногами, хвостами и щупальцами.

Слухи эти распускали Маурсон и его команда, которые ни разу на Саадул с корабля не сходили. Вход в гавань охраняла густая полоса никогда не рассеивающегося тумана, и только боги ведали, что под ним скрывалось. Дерзкие арвадские фрегаты и корабли, которые, как болтали моряки, заплывали даже в сам Ад, не так давно еще пытались проникнуть на акваторию Саадула, но после исчезновения целой армады, посланной на разведку в Туманную гавань, Арвада переключила свое внимание на острова поближе – Дийск, и вот теперь, Домнику. Пираты же, обладая более мистическим и суеверным мировоззрением, чем военные Арвадской империи, в Саадул давно не совались. И не только слухи о разумном драконе Мараохе были тому причиной. Даже произносить слово «Саадул», особенно в море, считалось у них дурным предзнаменованием. Или шторм корабль утопит, или мертвый дрейф, а вслед за ним болезни и голод, отправят всех на дно.

Мадам Донна, которая тщательно собирала слухи на женских собраниях, рассказывала, что саадульцы никогда не показывали лиц, являясь на корабль Маурсона на рассвете – все с ног до головы закутанные в черные, непроницаемые мантии с капюшонами. Но кому-то из команды нет-нет, да и удавалось разглядеть то хвост ящера, выглядывающий из-под плаща, то хищный блеск желтых глаз с узкими зрачками. Говорили саадульцы четко и грамотно на общем архипелагском, но казалось, что все их голоса – одинаковые. Эх, если бы Айрис только знала, о чем там Маурсон с этими гадами договаривается, давно сбежала.

«Правда, ли?» – спросил слышимый только ей ехидный голос, и девушка понуро повесила голову. Ничего бы не изменилась. Разве что Донна заперла бы ее до самого дня отплытия, чтобы не потерять обещанную награду.

Почувствовав, что ее дергают за руку, Айрис тупо посмотрела на свои пальцы, сжимающие шнур с камнем Руяны. Экономки пытались выдернуть украшение у нее из рук.

– Нет, пожалуйста, оставьте! – на миг к сознанию вернулась прежняя острота, и Айрис покрепче ухватилась за подвеску. – Это все, что у меня осталось от дома, не отбирайте.

И это, действительно, было так. Сейчас, вспоминая о том, что произошло в комнате Руяны, девушка уже не сомневалась, что застала приступ старческого безумия, накрывший всегда робкую и ласковую старушку. Руяна не была похожа на себя, как Данир никогда не был похож на того, кого она могла бы полюбить. В последнее время Айрис не так часто навещала Руяну, возможно, пропустив начало неизбежной болезни, которая накрывает всех стариков перед уходом.

– Вот еще что надумала, – пробурчала Гленна, пытаясь выдернуть шнурок, но за Айрис неожиданно вступилась мадам Ковальски.

– Пусть оставит, нам-то что. Утешение должно быть у каждого.

Они еще немного поспорили о том, что утешение человека – в вере, которая в сердце и в душе, и разные там обереги и амулеты – язычество, которое должно пресекаться, но тут вмешался Арбел, заявив, что у них осталось две минуты, и про камень забыли.

Айрис спрятала его за кружевную перчатку, и крепко сжав вдруг ставший родным предмет в кулаке, со всей решимостью, на какую была способна, пошла вслед за капитаном.

По правде, не больно-то много у нее этой решительности осталось. До причала шли пешком, кутаясь в плащи и накидки и глотая влажный морской воздух, до того густо пропитанный солью, что казалось, она оседала кристалликами прямо на языке. Айрис догадывалась, что дышать таким воздухом предстоит долго.

Край неба, где должен был начаться рассвет, посерел, но до восхода было еще далеко. Данир спешил, ветер крепчал, и капитан боялся пропустить отлив. Айрис прищурилась, пытаясь разглядеть, какой из кораблей, стоящих на рейде в бухте, повезет ее навстречу страшной судьбе, но в полутьме виднелись лишь призрачные силуэты мачт. Ночь по-прежнему была светлой, море блестело, как стекло, звезды затмевались лунным сиянием, однако набежавшие облака закрыли часть светила, отчего одна половина бухты освещалась луной, а другая притаилась в тени. Корабли находились там, где тень, и Айрис усмотрела в этом зловещий знак. Впрочем, дурные знаки мерещились во всем. Даже в том, что на причале у шлюпки с угрюмыми матросами, стояла Донна Этвелл и протягивала к ней руки.

– Девочка моя, – всхлипнула приемная мать, – Данир разрешил мне с тобой попрощаться. Дай я тебя обниму, ластонька.

Примерно такие слова Айрис готова была услышать от Руяны, однако все сегодня было наизнанку. Донна называла ее «ластонькой» крайне редко, обычно в церкви, когда их могли услышать. И хотя успокоительное приглушало все чувства, что-то в сердце Айрис дрогнуло, растопилось и уже не могло стать льдом снова. Ничто не заставляло Донну вставать в такую рань и приезжать на пристань. Награду за Айрис она получила бы и без этого. Значит, то был не показательный поступок. Донна была строга, но не жестока, и где-то в глубине души любила ее, хотя, возможно, не всегда показывала, что у нее на сердце.

Айрис бросилась ей в объятия и уже в какой раз за вечер дала слезам волю. Она никогда так много не плакала, от слез уже болели глаза, но девушка их не сдерживала. Знала – они останутся здесь, на Домнике, морю же она не подарит ни слезинки.

– Скушай печеньку, дорогая, Марта для тебя всю ночь пекла, – прошептала Донна, суя в рот Айрис еще теплую завитушку, покрытую сахаром. – Чтобы дом никогда не забывала. Говорят, вкус того, что съешь перед дальней дорогой, на всю жизнь запоминается.

Айрис не смогла бы забыть знаменитое печенье их кухарки, даже если потеряла бы всю остальную память. Во рту растекся медовый луг, напоенный ароматами лаванды, васильков и теплыми нотами яблок. Что именно Марта добавляла в тесто, оставалось секретом, потому что рецепт кухарка не доверяла никому.

– Держи, – мадам Этвелл вложила ей в ладонь еще теплую картонную коробку, так знакомо пахнущую домом. – И не держи на меня зла. Если будет девочка, назову ее Айрис.

Она положила ладонь на округлившийся животик и опустила вуалетку со шляпы, прикрыв верхнюю часть лица. Может, и плакала, но Айрис этого так и не узнала. Данир нетерпеливо потянул ее за руку, а Донна осталась стоять на причале.

Айрис долго не могла избавиться от этой картины, когда позже думала о Домнике. Многое можно было вспомнить о родном острове – апельсиновые рощи, белые каменные мостовые, виллы с разноцветными крышами, закаты, от которых щемило сердце и пела душа, но перед глазами всегда появлялась она – неподвижная фигура женщины, над головой которой печально кружили утренние чайки.

«Это души тех, кто не вернулся на берег, – скрипел старый голос Руяны. – Погибшие в море всегда превращаются в птиц».

Фосфорный блеск воды был так силен, что казалось, будто весла моряков черпают ее, как растопленное серебро. Айрис не бывала у моря лет десять, всегда любовалась им издали, мечтая дотронуться рукой, опустить в ласковые волны ступни. Мечты имеют свойство сбываться весьма необычным способом. Как правило, самым неудобным, а иногда даже и жестоким.

Сейчас вокруг нее было только одно море, и оно не казалось заманчивым и притягательным, как раньше, когда она наблюдала за ним издалека. Волны нещадно качали лодку, брызгая пеной в сидящие в ней фигуры, ветер надувал парусами одежду, словно репетируя перед отплытием корабля, вода, хоть и сверкала зеркальными бликами, выглядела опасной, прожорливой, совсем не походя на те ласковые волны, что в далеком детстве лизали ступни маленькой Айрис.

Пристань превратилась в крошечный коробок, дорога к порту – в едва виднеющуюся нить, а фигуры на причале – в черные точки. Стояла ли еще Донна не берегу, или отправилась домой досыпать, было неясно, но мысль о том, что кто-то пришел с ней проститься, грела Айрис сердце. Прожив в доме Этвеллов почти десять лет, она редко выходила в город, так и не заведя подруг. Среди прислуги были девушки ее возраста, но Айрис они сторонились, предпочитая общаться со своим кругом. Те же дочери купцов, с которыми она порой встречалась в церкви, тоже ее избегали, помня о прошлом Айрис. Так она и росла – ни в том круге, и ни в этом. Ни там, ни тут. Может, поэтому ей так легко удавалось ладить с детьми, которым пока было все равно, какие корни у человека?

Матросы молча налегали на весла, Данир думал о чем-то своем, глядя на приближающийся корабль, Айрис же тщетно уговаривала себя поверить, что все это сон, однако свежие морские брызги, попадающие в лицо, бесцеремонно возвращали в лодку, к человеку, о котором она не знала ничего, кроме того, что он был лжецом. Сейчас все в Данире казалось фальшивым, даже его капитанский китель.

Когда огромный борт корвета навис над шлюпкой, неизбежность происходящего стала очевидной. Никогда ничего не будет прежним. В одной руке Айрис сжимала камень от Руяны, в другой – коробку с печеньем от Донны. И если бы ее сейчас спросили, какая из женщин была ей дороже, выбрать бы она не смогла. Над головой Айрис проплыла огромная фигура тучной русалки, держащей в руках полумесяц. «Гальюнная дама» – вспомнила она название из книжки про корабли, которую как-то читала старшим детям Донны Этвелл. Русалка скосила глаза и пристально наблюдала за приближающейся шлюпкой, но это, конечно, была игра воображения. Немудрено, учитывая, что Айрис не спала всю ночь, да и предыдущие ночи выдавались бессонными.

Русалка исчезла в соленых брызгах, уступив место огромным белым буквам – «Улыбка луны». Название корабля казалось издевательским, но Айрис уже совсем плохо соображала. Матросы в шлюпке подхватили сброшенный трап, по которому стал ловко карабкаться Данир, ее же усадили в люльку, напоминающую качели, и потащили наверх, будто куль с зерном. Впоследствии она не раз наблюдала, как таким способом на борт поднимали габаритные грузы – мешки, бочки, коробки. Окинув сонным взглядом болтающийся трап, шпагат которого потемнел от воды и человеческих рук, Айрис подумала, что она не смогла бы проползти и ступеньки. Или как там у них эти веревочки назывались. Лучше сразу в воду.

Она хоть и спала с открытыми глазами, но с изумлением разглядывала выщербленные, убеленные солью борта корабля, обвитого снастями и канатами, будто мумия лентами. Вот проплыл мимо задраенный люк орудийного порта, и Айрис невольно принялась считать – один, три, двенадцать… Она успела досчитать до пятнадцати, прежде чем орудийный ряд исчез из взора. «Тридцати пушечный корвет», – вспомнились в голове хвастливые слова капитана.

Когда качели достигли фальшборта, и Данир лично перенес ее на палубу, Айрис зажмурилась. Каким бы плохим ни был капитан Арбэл, но в этом новом, чужом мире, пахнущим просоленным деревом, джутом, маслом, металлом, человеческим потом и тысячью других враждебных ей запахов, он был единственным понятным элементом.

– Дальше сама, – грубовато буркнул Данир, отпуская ее. – Рэндалл проводит тебя в каюту к остальным. Располагайся, к обеду загляну. И запомни – с юта ни ногой. У вас, девочек, там есть балкон, по нему и гуляйте, у меня и так экипаж на взводе, что столько баб на борт взяли.

Пока Айрис в изумлении таращилась на мачту, возвышавшуюся у нее перед глазами, – по крайней мере, она думала, что этот гигантский столб с поперечными палками, оплетенный веревками и сетками, именно так и называется, зычный голос капитана Арбэла послышался уже совсем с другой стороны. Данир передвигался по кораблю с удивительной скоростью. Да она и не смогла бы уследить за ним среди столь разношерстных людей, которых здесь собралось больше, чем горожан на ярмарочной площади в воскресенье. Команда двигалась ловко, быстро и даже как-то ритмично, будто исполняя одним морякам ведомый древний танец.

– Все наверх паруса ставить! – кричал откуда-то сверху Данир. – Пошевеливайтесь, гниды соленые! Боцман, правый и левый якоря к отдаче готовь! Убрать трап!

И будто эхом тут же по всему судну стали раздаваться другие, не менее зычные голоса:

– Фок к постановке готов! Марсовые к вантам! По реям! Отдать сезни! Кливера к постановке изготовить!