Глава 5
Про свадьбы-женитьбы

Конечно же, сейчас Павел внес в ее жизнь массу неудобств. Привыкшая жить одна, Анна то и дело ощущала напряжение от присутствия рядом другого человека, хоть и поселила его в отдельную комнату. По утрам теперь ей приходилось готовить для мужа плотный завтрак, к которому его приучила заботливая мамочка, к возвращению его из института на плите должен был стоять горячий обед. А совместные ужины и прогулки перед сном вовсе выбивали ее из колеи – изображать дружную семью не было никакого желания, к тому же беседы на исторические темы, которые Павел мог вести часами, ее уже утомили. Те дни, когда он не ездил в институт, стали для Анны сущим адом. Он постоянно находился рядом, и она всякий раз придумывала себе повод улизнуть из дома, то в магазин за продуктами, то внучку навестить. Но Павел тут же увязывался за ней, чем еще сильнее выводил из себя. К тому же, он был совершенно беспомощен в бытовых вопросах и постоянно обращался к ней с мелкими просьбами. И Анне приходилось их исполнять: чинить разошедшиеся по шву брюки, гладить рубашки, стирать его белье. Вся ее жизнь теперь вертелась вокруг него. Раздражение, которое муж в ней вызывал, все нарастало, и она терзалась в сомнениях, как ей поступить. Выгнать его не позволяли элементарные нормы приличия, но и чувствовать себя ущемленной совсем не хотелось. Она так хорошо жила одна, зачем ей все это?

– А давай его женим! – пошутила однажды Марина, даже не предполагая, что попала в самую точку.

Примерно через месяц совместной жизни Павел, смущаясь и краснея, словно боялся обидеть Анну, сообщил, что возвращается домой. И добавил, почти заикаясь, что хотел бы получить развод. Оказывается, он решил жениться. От неожиданности Анна плюхнулась на диван и попросила подробностей, она ведь должна знать, в какие руки отдает своего пока что мужа. В конце концов, она чувствует ответственность за него перед Нинелью Васильевной, царствие ей небесное. И Павел рассказал, что у него давно был вялотекущий роман с одной из аспиранток, которая младше жениха почти на тридцать лет. Но мама ничего не хотела слышать об этом, памятуя историю с предыдущей аспиранткой. Хотя, если уж по совести, то та трагедия произошла из-за нее же самой. Было это лет двадцать назад, Павел был еще мужчиной хоть куда, и студентки продолжали в него влюбляться. Роман с молодой аспиранткой был внезапным и стремительным. Звали ее Соней. Однажды девушка пригласила Павла познакомиться с родителями. Виктор Степанович, отец Сони, встретил его с распростертыми объятиями, засиделась дочь в девках, чего уж там, давно пора ее замуж отдать. А мать, Елена Ильинична, как стояла, так и застыла в первый же момент, едва взглянув на Павла, даже слегка напугала его. Все разъяснилось потом, когда она показала портрет своего мужа, снятый много лет назад. Сходство между Павлом и молодым Сониным отцом было просто поразительным: изгиб губ, форма носа и бровей, открытый взгляд голубых глаз – все было абсолютно одинаковым.

– Ого, видать, покуролесил кто-то из моих предков, – посмеялся Виктор Степанович. – А фамилия-то у тебя какая, женишок? Как теперь моя дочь именоваться будет?

– Лулукян, – с улыбкой ответил Павел. – Софья Лулукян она будет.

Мужчина спал с лица и повторил по слогам:

– Лу-лу-кян?

В первый момент Павел подумал, что тот каким-то образом знаком с Анной, и теперь понял, что женишок-то женатый. Он уже готов был заверить Сонину семью, что скоро оформит развод, но Виктор Степанович вдруг спросил:

– Мать твою как зовут?

– Нинель Васильевна Лулукян, – растерянно ответил Павел.

– А родился ты когда? – вскинул брови мужчина, а услыхав ответ, стукнул кулаком по столу и злобно проговорил:

– Вот ведь зараза Нинка! С дитем от меня сбежала!

Все притихли в недоумении, и в наступившей тишине нервно прозвучало:

– Ты, Павлуха, похоже, мой сынок, и Сонькин, стало быть, брат! А потому не бывать вашей свадьбе!

– Этого не может быть, – попытался возразить Павел, – мой отец – Сетрак Лулукян. Он умер еще до моего рождения.

– Конечно! Года за три до твоего рождения! – снова ударил тот по столу – Ты у мамаши своей документик о смерти ее мужа попроси, пусть покажет.

Соня, бледная и растерянная, едва сдерживала слезы. Павел молча смотрел на нее, не зная, что сказать, а отец громыхнул в сторону дочери:

– А ты не беременна ли?

Та отрицательно замотала головой.

– Ну и слава богу! А то невесть до чего могло дойти! – выдохнул он. – Инцеста нам только не хватало!

Павлу ничего не оставалось, как откланяться в полном смятении.

Зато с мамой он поговорил очень даже серьезно. Гнев его плескал через край, и смущенная Нинель Васильевна вынуждена была открыть сыну тайну его рождения.

Спустя пару лет после смерти горячо любимого мужа, когда боль утраты слегка притупилась, Нинель, поддавшись уговорам подруги, согласилась поехать на воды. Как же это звучало! Поехать на воды! И не какие-нибудь, а Кавказские минеральные. От этих слов веяло неким дворянским шиком. Собирая чемодан, Нинель ощущала себя чуть ли не аристократкой в седьмом поколении. На самом же деле отдых был самый что ни на есть пролетарский. Курсовки в город Железноводск, выбитые подругой в профкоме, давали им право лишь на оздоровительные процедуры и питание. А вот жить пришлось на частной квартире, находившейся довольно далеко от бювета, воду которого им обеим прописала нервная молодая докторица в день их приезда. Ванны, грязи, массаж – все это было у Нинель впервые и воспринималось, как нечто невероятное и к ней, молодой женщине, совсем не относящееся. Вот, например, старички и старушки, что, шаркая ногами, передвигались по тенистым дорожкам терренкура, они да, они заслуживали такого отдыха и лечения. Но Нинель! Она чувствовала себя немного не в своей тарелке, и подруга постоянно тормошила ее, не давая зацикливаться на таких, как она считала, мелочах. Они много гуляли, исследуя местность, ездили на экскурсии в горы и в соседние городки. Ущелья, горные тропы, серпантинные дороги, сочная майская зелень и многовековые каменные пласты. Что может быть лучше этого? Невольно вспоминалась Армения и их неспешные прогулки с Сетраком. Но уже без надрыва и боли, а лишь с легкой грустью. И даже смутное желание перемен шевельнулось в душе. Пожалуй, впервые со дня смерти мужа. Тогда-то и встретился ей Виктор, рабочий парень из далекого уральского города, комсомольский активист, шутник и балагур. На одной из экскурсий завязалась непринужденная беседа, а вскоре подруги уже знали, что парень холост, что живет с мамой в Свердловске. Его интерес к Нинель был очевиден. И вот они уже гуляют вдвоем, потому что заботливая подруга каждый день придумывает новый повод куда-нибудь ускользнуть. Уезжая, Виктор предложил Нинель стать его женой. Она растерялась, не хотелось обижать хорошего человека отказом, но и сделать такой шаг она не была готова, а потому попросила немного времени на раздумья. Три месяца активной переписки и настойчивые предложения переехать к Виктору все-таки возымели свое действие. Да еще и неизменные советы подруги. Как можно упускать такой шанс? Сама она ни за что не отказалась бы. И Нинель решилась. Но прежде необходимо съездить в Армению на могилу первого мужа. Подруга ворчала, уж не за благословением ли покойника она собралась? А хоть бы и так. Хоть бы и за благословением.

И вот молодая вдова уже стоит у могильной плиты. Долго стоит, погрузившись в свои воспоминания. Перебирает в памяти ускользающие моменты прошлой жизни и мысленно разговаривает с Сетраком. По сути, лишь тогда она и жила, когда он был рядом. Даже когда боролась с его смертельной болезнью, когда в изнеможении склонялась к его подушке, когда прислушивалась к его дыханию во сне – жив ли еще? Это все равно были лучшие ее дни. Все остальное и жизнью-то назвать нельзя. Тихие шаги за спиной заставили вздрогнуть и обернуться. Подошел бывший свекор. Нинель растерялась. Она ведь так и не простила его за отказ дать сыну почку и никак не ожидала его тут увидеть. А он как будто даже не удивился ей. Кивнул и молча остановился рядом.

– Ты прости меня, дочка, – неожиданно произнес мужчина голосом, так похожим на голос ее покойного мужа, – непростое это дело – выбирать между близкими людьми. Думаешь, легко мне дался тот страшный выбор? А теперь вот и Мария в больнице, в тяжелом состоянии.

Она промолчала в ответ, просто не знала, что сказать. И тогда услышала невероятную историю, поверить в которую было очень сложно. Но она верила, что все именно так и было.

Саркис родился в начале двадцатого века в небогатой армянской семье на окраине Константинополя. В ту пору в Османской империи проживало немало армян. Когда ему было лет пять, притеснения со стороны турок стали особо ощутимы, и многие соплеменники мечтали вернуться в Россию. Армения в их представлении была чуть ли не землей обетованной. Но это ведь так непросто – стать беженцами, пуститься в дальний путь со всей многочисленной семьей. Но беженцами стать все-таки пришлось, правда, не всем, а лишь тем, кто сумел выжить в страшной резне, прокатившейся по всей стране. Саркис хорошо помнит тот вечер, когда в их дом ворвались турецкие головорезы. Сам он волею случая оказался в это время во дворе и, увидев вооруженных саблями турок, притаился в темноте. Крики его родителей, братьев и сестер, доносившиеся из дома, внезапно обрывались один за другим, и он понял, что никогда больше не увидит свою семью. Подгоняемый ужасом, парнишка бросился прочь, не разбирая дороги, а вскоре примкнул к группе таких же беженцев и несколько дней продвигался в сторону границы. Тогда-то он и познакомился с Марией. После долгих скитаний они оказались в Сирии и попали в приют дядюшки Сурена, богатого армянина из старинного рода. Это было что-то вроде частного детского дома. Дружба с Марией переросла в крепкую привязанность. Теперь они вместе мечтали, как однажды отправятся в Армению и будут там счастливы. Сурен, заметив отличные успехи Саркиса в учебе, решил помочь сироте встать на ноги и отправил его в Кембридж. Но мечта о земле предков так и не оставила парня, и потому, получив диплом, он с молодой женой отправился в советскую Армению. Это был опрометчивый шаг, о котором они не раз потом пожалели, потому что действительность сильно расходилась с их мечтами. Но светлая голова, знание нескольких языков, хорошее образование и организаторские способности помогли Саркису быстро завоевать авторитет. Он шел вперед уверенно и твердо. Конечно же, все это он делал ради своей Марии, единственного человека, связывавшего его с прошлым, с воспоминаниями о семье. И всю свою жизнь он трепетно любил ее и оберегал. А теперь она угасает, и он ничем не может ей помочь. И сына не спас, и ее теряет. Саркис печально вздохнул. Нинель расчувствовалась и робко обняла бывшего свекра. Она его простила. И приняла решение.

Свердловск встретил ее бесприютной октябрьской хмарью и удручающей серостью. Да и Виктор, ожидавший невесту на перроне, теперь показался ей другим. Прежний курортный лоск исчез, а может, его никогда и не было, просто на фоне кавказских красот парень воспринимался иначе. Небольшая квартирка, в которую она вошла с опаской, тоже отличалась неприглядностью. Мать Виктора, невысокая седеющая женщина с перманентом, приняла ее радушно, хоть с этим повезло. Так началась новая жизнь. Нинель быстро нашла работу в местном архиве, а вот дойти до загса они с Виктором так и не успели. Примерно через месяц он стал задерживаться после смен, пропадать на каких-то ночных дежурствах, пока она не поняла, что жених ей не верен. Без лишних разборок и скандалов Нинель съехала в общежитие, с которым ей помогли на работе. И выдохнула свободно. Что за помрачение на нее нашло? Зачем она сюда приехала? И вчерашняя невеста стала строить планы возвращения в столицу. Вот только денег заработает на дорогу и на первое время жизни в Москве, пока работу не найдет. А еще через месяц она поняла, что беременна, и отъезд отменился сам собой. Виктору она решила не сообщать о ребенке, не хотелось иметь с ним ничего общего. А следующим летом родился Павлуша, русоволосый голубоглазый мальчик с армянской фамилией и отчеством Сетракович.

Павел подавленно смотрел на мать и вертел в руках свидетельство о смерти ее первого мужа, которого он всегда считал своим отцом. Нинель вынуждена была рассказать ему все, что помнила об его биологическом отце Викторе Петрове. Но не попыталась даже оправдаться, не попросила у сына прощения за то, что из-за нее он оказался в такой нелепой ситуации. Сам виноват! Прежде чем свататься, мог бы и с мамой посоветоваться. Больше он Виктора Степановича никогда не видел и даже не знает, жив ли он. Нинель Васильевна запретила ему всякие контакты с отцом, да и тот не стремился к новым встречам с сыном. Соня забросила науку, ушла из института и устроилась учителем истории в ближайшую к дому школу. Больше Павел ничего о ней не знает. С той поры он не делал никаких попыток завести новую семью, и вот теперь, когда указующий перст его маменьки уже не был властен над сыном, вновь решился на важный шаг.

Историю своего рождения Павел поведал Анне и сыну в день похорон матери, размазывая по лицу пьяные слезы и стуча по столу кулаком:

– Я не Лулукян! Я Петров! И ты, Серега, тоже Петров!