Глава 4 Мужчины

Все хлопоты, связанные с похоронами свекрови, Анне пришлось взять на себя. Павел, конечно, пытался ей помочь, но толку от него никакого не было. Зато Сергей стал главной опорой матери в эти печальные дни. Ассоль он оставил на жену и тещу, взял на работе отгулы и несколько дней пожил с отцом, потому что тот не мог оставаться в квартире один. На девятый день, как положено, посетили кладбище, накрыли стол, помянули покойницу. Когда все было убрано и помыто, Сергей с матерью стали собираться домой.

– А ты-то куда? – удивилась Анна, увидев, что Павел тоже надевает куртку.

– Домой, – ответил тот. – Не могу же я теперь тут оставаться!

Немой вопрос в глазах жены заставил его смутиться.

– А разве не здесь твой дом? – уточнила она.

– Это мамин дом, – промямлил муж, потупившись. – И мой, конечно, тоже. Но я не могу здесь. Без нее. Мне плохо одному. Все напоминает о маме. Сережа ведь не может больше жить со мной, ему на работу выходить пора. А как же я? Ты ведь тоже одна… Мы могли бы вместе…

Как же ей хотелось сказать что-нибудь хлесткое, обидное, но, посмотрев в его несчастное лицо, Анна лишь кивнула и вышла из квартиры. Сергей помог отцу донести до машины сумку с вещами, которую тот собрал заранее. Надо же! Он все предусмотрел. Не предупредил ее, не спросил разрешения. Он просто решил вернуться домой. Просто в гости к мамочке сходил. Погостил там три десятка лет, а теперь вернулся. Возрадуйся, жена! И что ей теперь делать?

– Ты зачем его пустила?! – возмущалась на следующий день Марина, заскочив к подруге, пока Павел был на работе.

Несмотря на пенсионный возраст, он по-прежнему преподавал в своем институте, хоть и ездил туда всего пару раз в неделю.

– Он, можно сказать, бросил тебя с маленьким ребенком, сбежал от трудностей, всю жизнь прожил в свое удовольствие у мамкиной титьки, а сейчас решил повесить на тебя заботы о себе любимом. И не наглость ли это? – продолжала возмущаться подруга.

Анна вздохнула. Марина была права. Безусловно, права. Но не выгонять же его теперь! Формально Павел по-прежнему ее муж, отец ее сына, в общем, не чужой человек, и она просто обязана поддержать его в трудную минуту.

– Ничем ты ему не обязана! Разве что погубленной жизнью! Но решать в любом случае тебе.

Анна долго потом прокручивала в голове это разговор. Она ни в коем случае не считала свою жизнь погубленной. Павел просто освободил ее от своего присутствия, дал возможность жить своей жизнью, без оглядки на него. Да, ей было непросто, но она полностью сосредоточилась на сыне, растила его в любви и заботе, воспитала в нем мужчину, что едва ли было бы возможным, присутствуй в их жизни Павел. А уж если кто и погубил ее, так это ловелас по прозвищу Курагин. Это он вынудил ее навеки отключить в себе живые человеческие эмоции, запретить влюбляться, чтобы больше никогда не страдать из-за мужчин. И даже хорошо, что потом на ее пути встретился именно Павел, которому не нужны были ни страсть, ни всепоглощающая любовь, ни сама Анна.

Из глубин прошлого всплыла история ее единственной любви, которую она всячески старалась забыть. Было это на третьем курсе. Девушка влюбилась в молодого доцента с кафедры математического анализа. Щеголеватый красавец был слаб до женского пола, и практически на каждом новом потоке у него появлялась юная любовница. Но Аннушка-то этого не знала! Да и не было у нее опыта в амурных делах. Охочие до меткого словца студенты дали ему прозвище Курагин. То ли по аналогии с именем (звали его Анатолий Васильевич), то ли по неисчислимому количеству Наташ Ростовых на его счету, наивных дурочек с разбитыми сердцами. В него и в самом деле невозможно было не влюбиться. Лекции обаятельного преподавателя были искрометны и приправлены ироничными замечаниями, улыбка – обезоруживающей, а озорной блеск в его жгучих, цвета горького шоколада, глазах, казалось, никогда не исчезал. Началось все с банальной просьбы Анатолия Васильевича помочь ему составить тематическую картотеку по учебной литературе, и Анна вызвалась в числе прочих, тем более что за это был обещан зачет по одной из сложных тем. Несколько дней четыре студентки после занятий разбирали всевозможные учебники и пособия, заносили их в отдельную канцелярскую книгу, и на каждый экземпляр заводили карточку. Задерживались допоздна. Нудная работа постепенно охлаждала пыл добровольных рабынь, каковыми они себя ощущали, и к концу недели студентки отсеялись одна за другой, махнув рукой и на зачет, и на красивые глаза преподавателя. Осталась лишь Анна. И вот однажды поздним вечером, когда она уже собиралась пойти домой, Анатолий Васильевич и угостил ее чаем, разлитым в изящные фарфоровые чашки, в которые тут же добавил по ложечке коньяка. Самое время немного расслабиться. Анна не смогла отказаться. А он так интересно рассказывал ей про свою научную работу, смотрел таким томным взглядом, что уходить совсем не хотелось, и Аннушка не заметила, как оказалась в его теплых объятиях. Долгий поцелуй совершенно лишил ее почвы под ногами. И разума тоже. Все произошло неожиданно и довольно стремительно, прямо на канцелярском столе, древнем, массивном, обтянутом поношенным зеленым сукном. И откуда только он тут взялся, динозавроподобный раритет позапрошлого века? Это потом, по прошествии времени, она с иронией подумает, сколько же упругих ягодиц годами полировали старое сукно стола, а тогда лишь краснела от смущения и счастья. Она влюбилась! Она любима! Ей достался самый умный, самый красивый и самый лучший из мужчин. Жена? Так он же с ней разводится, остались пустые формальности. Да-да, скоро он будет свободен и вот тогда, тогда…

Их связь длилась примерно полгода. Анна с нетерпением ждала заветных слов, мечтала о свадьбе, о детях, о счастливой жизни. Про развод они больше не говорили. Ей неудобно было спрашивать, а он молчал. Но однажды в воскресенье, случайно забредя в незнакомое кафе в чужом районе в расчете на чашку горячего кофе, она обнаружила там Анатолия Васильевича с вызывающе яркой девицей. Они сидели за небольшим круглым столиком, он держал ладони девушки в своих и смотрел ей в глаза именно так, как обычно смотрит на нее, Анну, когда они остаются наедине. Неужели это его жена? Не может быть. Злые языки утверждали, что она значительно старше его, а эта молода и хороша собой. Анна села в укромном уголке, заказала кофе и стала наблюдать. Ее била дрожь, она едва сдерживала себя, хотелось вскочить и подойти, или нет, лучше поскорее убежать отсюда. А может, все-таки подойти и поздороваться как ни в чем не бывало? Но едва ли у нее хватит сил, да и смелости тоже. Он что-то говорил, девушка внимательно слушала. Слов было не разобрать, но интонация! Интонация была знакома до боли. Анатоль Курагин собственной персоной! Слезы появились неожиданно, и мир вокруг покрылся расплывчатыми пятнами. Анна неловко взялась за кофейную чашку, та выскользнула и упала на пол. Осколки звонко разлетелись по влажной плитке. На звук обернулись все посетители кофейни, подбежал юркий официант. Последнее, что Анна увидела, прежде чем уйти, это взгляд любимых глаз, недоуменный и слегка растерянный. Больше она не заходила на кафедру, на лекциях Анатолия Васильевича сидела, потупив глаза, и вообще, старалась обходить его стороной. Никто не знает, чего ей это стоило. Да и он не делал никаких попыток объясниться, что терзало бедняжку еще сильнее. Тогда она решила для себя, что никогда ни в кого не станет больше влюбляться. Просто не позволит себе этого. И замуж вышла, уповая на тихую, спокойную жизнь, без лишних страстей и треволнений и твердо зная, что страдать из-за Павла ей не придется.

С того момента, как Анна окончила институт, с Анатолием они больше ни разу не встретились. До недавних пор, когда она его не сразу и узнала. Дело было в зоопарке жарким летним днем. Они с Асей стояли у вольера с обезьянами, и внучка, громко обсуждая поведение забавных животных, заливисто смеялась. Вопросы, которые она то и дело задавала бабушке, были не лишены детской непосредственности и часто ставили Анну в тупик или вводили в смущение. Внучку интересовало все, что она видела: и почему у обезьян попы голые (вот в цирке, например, им штанишки надевают), и с чего вдруг вот та черненькая дразнится, язык высовывает (совсем не воспитанная, да?) и зачем им такие длинные руки, даже длиннее ног, это ведь неудобно. Стоящий неподалеку мальчик, подхватывал Асины вопросы и переадресовывал их своему деду. Дед с улыбкой поглядывал на Анну и молчал. Благородный профиль, седая «профессорская» бородка, белая бейсболка, скрывающая часть лица. Но когда он заговорил, внутри нее все сжалось в комок. Она узнала этот голос! Бархатистый, с мягкой хрипотцой, он звучал так же молодо, как и много лет назад.

– Бабуль, смотри, они целуются! – громко воскликнула Ассоль.

– Они целуются! – повторил мальчишка.

– У них любовь, да? – уточнила внучка. – Я знаю, когда целуются, это любовь!

– Это любофффь! – радостно провозгласил малыш.

– А почему бы и нет? – отозвался дед. – Всем в этом мире правит любовь. Правда, Аннушка? – повернулся он, и сердце ухнуло с небывалой силой – глаза цвета горького шоколада смотрели на нее в упор.

Господи! Да что же это такое? Почему она так разволновалась? Все в прошлом, все забыто. Или нет? Не хватало еще, чтобы давление подскочило. Она легонько кивнула, сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, пытаясь восстановить душевное равновесие.

– Пойдем к слону, – потянула она за собой Асю, инстинктивно спеша скрыться из вида, убежать, спрятаться, затеряться в толпе. Но внучке совсем не хотелось уходить из обезьянника.

– А хочешь к бегемоту? – продолжала бабуля тянуть Асю за руку.

На бегемота малышка согласилась, бросила взгляд на паренька и послушно пошла с бабушкой. Но мальчик не собирался отставать, он тут же потянул за ними деда. Тот лишь развел руками, словно говоря, что он не виноват, уж не обессудьте. Так и перемещались они по зоопарку от одного вольера к другому. Дети быстро нашли общий язык и уже весело щебетали. Анна немного успокоилась, завязался разговор, непринужденный, тихий, не касающийся прошлого. Говорили о погоде, о внуках, о животных, на которых любовались в тот момент. Потом все вместе лакомились мороженым в летнем кафе возле фонтана под крики обезьян и хлопанье голубиных крыльев. Расстались тепло, почти по-дружески. Долго потом Анна перебирала в голове детали той неожиданной встречи, корила себя за выказанное волнение, которое, конечно же, было подмечено Анатолием, в этом она ничуть не сомневалась, а ей не хотелось, чтобы он думал, будто что-то значит для нее до сих пор. Он был по-прежнему хорош, подтянут и строен, возраст отнюдь не портил его, а скорее, наоборот, добавлял какого-то едва уловимого шарма. Рядом с ним ей почему-то было неуютно, тревожило ощущение собственной ущербности. И долго потом Анну съедала неловкость за раздавшуюся с годами фигуру, за это простенькое ситцевое платье, совершенно старушечье, как будто у нее и надеть-то больше нечего, за собственное смущение и растерянность. Да чего вдруг она занялась самоедством? Она и есть старушка, уже перевалившая за шестой десяток. Это сколько же тогда сейчас Анатолию Васильевичу? Семьдесят? Да, где-то около того. Павел значительно моложе, он ее ровесник, но выглядит, пожалуй, наравне с Анатолием. С той лишь разницей, что ни шарма, ни харизмы у него и в помине нет, зато есть знатная лысина на полголовы и отвисшее брюшко.