Вторая глава

Приехав домой, отправилась в больницу, где недавно лежала. Зашла к врачу, которая её лечила.

– Как хорошо, что я вас застала, – зайдя в кабинет, обратилась она к доктору. Даже не знаю, к кому идти, поэтому пришла к вам. Помогите, очень вас прошу.

– Здравствуйте. Что это вы, опять заболели? Давайте, садитесь, а то прямо лица на вас нет. Что-то случилось?

– Да. Случилось. Случилось. Просьба у меня к вам. Помогите, пожалуйста, информацию добыть.

– Вы, главное, успокойтесь. Какую информацию? Плохо себя чувствуете? Расскажите по порядку, – откладывая больничные карты, которые заполняла, сказала врач.

– Нет. Здорова я. У меня совсем другой вопрос, личный. Вы точно можете помочь, если не вы, то я не знаю, к кому…

– Успокойтесь, прошу вас. Говорите, в чем дело.

– Подскажите, как мне найти интернат для слепых детей, хочу туда на работу устроиться нянечкой, а может, и воспитателем возьмут. Очень я хочу там работать. Только не знаю, как адрес раздобыть, – быстро проговорила Надежда, удивляясь самой себе. Она никогда так быстро не говорила.

Врач, высокая полноватая женщина лет тридцати пяти, с умными глазами и волосами, собранными в хвост, заинтересованно смотрела на бывшую пациентку и видела перед собой целеустремлённую, уверенную женщину, теперь кардинально отличавшуюся от той вялой и растерянной Семёновны, которую она выписывала месяц назад.

– Удивили так удивили. Знаете что? Приходите завтра, а то у меня столько писанины сегодня накопилось, никак не смогу отложить. Сможете? Вечером обязательно вашим вопросом займусь, в интернете поищу информацию для вас. Признаться, так неожиданно, Надежда Семёновна. Ваш порыв настолько необычен и искренен, что невозможно отказать и отмахнуться от такой просьбы. Жду вас завтра в два часа.

– Спасибо вам, а я так волновалась, что рассердитесь и выгоните. У меня ведь и знакомых раз, два и обчёлся, а интернет для меня – словно Луна. Кроме вас, никто на ум не пришёл. Соседка моя только с собаками и кошками общается, в приюте для брошенных животных работает. Есть, правда, ещё одна знакомая, та, с которой мы вместе лежали здесь в больнице.

– Да, бойкая старушка-веселушка. Каждый квартал, почитай, лечит то одно, то другое. У нас её уже вся больница знает, она во всех отделениях побывала.

– Понимаете, что-то непонятное произошло со мной, когда увидела троих слепых молодых людей, – продолжала Семёновна. Она рассказала доктору, как стояла на улице, прося милостыню, и что её внимание привлёк юношеский весёлый громкий смех, после чего ей стало стыдно, очень плохо и пусто, а потом откуда ни возьмись появилась нежность, которая заполнила собой всю её. И теперь никакой Семёновны, только Надежда Семёновна, любящая жизнь во всех её проявлениях.

– Кто же вас надоумил на побирушничество, дорогая вы моя? И потом это помимо всего прочего ещё и опасно.

– Одна дальняя знакомая, – уклончиво ответила Надежда Семёновна, не выдавая бабульку, о которой врач и рассказывала, а ведь именно та женщина фактически и подтолкнула её круто изменить свою никчёмную, никому не нужную жизнь, дав по меньшей мере странный совет.

По дороге домой она набрала номер новой приятельницы.

– Ну что, удалось подзаработать, Семёновна? Рада тебя слышать. Как сама?

– Меня ведь зовут Надеждой.

– Да ладно. Вот это да. Ну ничего себе. Что же ты, забыла о своей Надежде?

– Выходит, вспомнила, благодаря вам. Спасибо и будьте здоровы.

На следующий день Надежда Семёновна снова зашла в больницу. Получив координаты интерната для слепых детей в городе Л., она сразу отправилась за билетом на поезд, и через несколько дней уже ехала в тот самый город с определённой целью – встретиться с директором и устроиться туда на работу. Какая-то неведомая ранее сила прямо тянула её туда.

И вот Надежда зашла в кабинет директора интерната. Высокая женщина крепкого телосложения, с очень строгим лицом, встала из-за стола, пожала ей руку, представилась и предложила сесть. Возможно, суровым лицо директора было из-за глубокой складки между бровей, которые поэтому выглядели возмущённо сдвинутыми. Её седые волосы, заплетённые в косу, были аккуратно закручены в элегантный пучок. Голос оказался низким и приятным. Когда начался разговор, стало понятно, что бояться нечего, потому что Маргарита Игоревна приняла незваную гостью радушно, хотя и с удивлением. Улыбка делала её лицо не таким суперсерьёзным. В тот момент Помогаевой Надежде вспомнились слова бабульки про улыбку, и она тоже улыбнулась.

– Понимаете, заведение наше необычное, – говорила директор, – и не совсем ясно, как это вы, живя в Москве, вдруг решили работать у нас. Скажу прямо, таких, как вы, энтузиастов найти – большая удача для обычного интерната, а для нашего… так просто редкость. И самое странное то, что вас не интересует материальная сторона. Обычно с этого все начинают разговор. А вы, видно, что женщина порядочная, уж я, поверьте, в людях разбираюсь.

– Есть загвоздка. Видите ли, моё образование… Оно среднее специальное, педагогическое, но я работала в детском садике, саду. Недавно поняла, что именно в таком интернате хочу работать, со слепыми детьми, и раз мне удалось узнать именно о вашем интернате, то получается, что здесь и есть моё место. Вот я и приехала. Могу быть нянечкой для начала, а затем – может, и воспитателем получится.

– Где учились? – говорила директор, будто бы с самой собой, просматривая документы Семёновны, – так, среднее специальное, питерское, специальность «дошкольное воспитание». Ну что же, это как раз подходит. А если будет желание, то и подучитесь, можно же без отрыва. Почему нет? Вполне. Только мало кто хочет почему-то.

– А я думала, что поздно уже. Я… ещё читать очень люблю, классику в основном предпочитаю, много сказок знаю, – зачем-то добавила она.

– Это хорошо, это очень хорошо. Книги многим помогли в жизни. Учиться никогда не поздно, было бы желание. Ладно, Надежда Семёновна. Через неделю вы готовы приступить к работе?

– Да, да. Только домой съезжу, и обратно. Вещи у меня все там, в Москве. Нянечкой?

– Думаю, можно воспитателем, у нас есть дошкольная группа слабовидящих детишек. И с испытательным сроком в три месяца. С оплатой у нас не густо, но будут льготы. Жить можно в интернате. Это вас устраивает? Через неделю как раз освободится комната.

– Ещё как. Боже. Надо же, – сказала она и заплакала.

– Надежда Семёновна, должна предупредить, что слёзы не помогают в работе, особенно в нашей.

– Вы извините меня, я вообще-то не плакса, и всё понимаю, я сильная. Просто морально готовилась к нашему разговору. А вы так быстро меня приняли, несмотря на недостаток образования и возраст, не задавая никаких лишних вопросов.

– Возраст у вас вполне подходящий, главное, что вы здоровы и энергичны, да и образование у вас профильное, и ещё раз повторю, образование – дело наживное. Знаете, я в жизни многое испытала и разных людей встречала. В любом случае, будет испытательный срок, три месяца, вы ж понимаете. И у нас будет время узнать друг друга и поговорить. А сейчас… Вы уже купили обратный билет?

– Ой. Что-то я не подумала об этом.

Директор взяла телефон.

– Вадим Карпович, зайдите ко мне, пожалуйста, – и уже обращаясь к Семёновне, – мой заместитель, сейчас вас познакомлю, он у нас заведует малышами и младшими школьниками, завуч младшей школы, если быть точной.

Вошел седой мужчина, усы, закрывающие верхнюю губу, соединялись с аккуратно постриженной бородой, в которой седины было значительно меньше. Он был невысок и коренаст. Но главное в лице его – разноцветные глаза, один зелёный, другой – карий.

– Вызывали, Маргарита Игоревна?

– Знакомьтесь, наш новый сотрудник. Надежда Семёновна, Вадим Карпович, – они пожали друг другу руки. – Обо всём мы договорились, дальше вы уже сами вводите в курс дела, Надежда Семёновна будет воспитателем в вашем подразделении у дошкольников слабовидящих, а там посмотрим. Да. И ещё помогите купить билет в Москву, желательно на сегодня.

– На сегодня уже вряд ли, а вот на завтра точно.

– Я согласна на любой вариант.

– Хорошо. Пойдёмте, покажу интернат наш. И где вы будете жить. Как раз через неделю комната освободится. Вы с такими детьми работали раньше, в смысле со слепыми и слабовидящими?

– Нет. Работала со зрячими. А что, они прямо все слепые? И без родителей?

– Есть слепые и слабовидящие, у кого родители живы, но прав их лишили, есть сироты. У всех разные ситуации.

– А вы тоже здесь живёте?

– Я в своем доме живу, отсюда недалеко. Пойдёмте, я вам вашу группу покажу.

– Скажите, а почему комната освобождается, уволили кого-то?

– По собственному желанию воспитатель увольняется – замуж выходит, жених в другом городе живёт. Вот и дорабатывает последние дни. Жаль. Хороший работник. Вы на её место аккурат и приехали, будто знали.

Билет удалось купить только на завтра. И завуч предложил переночевать у него.

– Да вы не беспокойтесь. Приставать не буду. Я мужчина спокойный.

– Что ко мне приставать-то? Я женщина ста… взрослая, – сказала Семёновна и покраснела. Она удивлялась, что это вдруг, ведь такого с ней вообще никогда не случалось, ни разу в жизни она из-за мужчины не краснела и, не смущаясь, называла себя старой. Вроде и не было ничего особенного в этом бородатом Вадиме Карповиче. Или было? Надо же. Зря, видно, говорят, что после пятидесяти баба не баба уже. Баба, ещё какая.

Вот такие мысли неожиданно посетили женщину, пока они молча шли к дому завуча.

– Пришли. Здесь я и живу.

– А жена ваша не будет возражать?

– Что это вы, Надежда Семёновна, только сейчас про жену спросили?

– Думала, сами скажете, а теперь вижу, что надо было раньше спросить.

– Жена… Ушла от меня в прошлом году. Теперь выплачиваю ей по решению суда её долю от имущества, совместно нажитого. Двенадцать лет мы с ней прожили. В позапрошлом году дочка её замуж за болгарина вышла и уехала к нему.

Когда мы поженились, я в обычной школе работал, затем стал завучем начальной школы. Думаю, для жены то, что произошло, было лишь поводом, она всё равно от меня рано или поздно ушла бы. Вижу, утомил вас. Вы издалека ехали, небось, и не обедали. Надо вас покормить.

– Когда было обедать-то? С поезда – сразу в интернат, опасалась, не застану директора. Разговора страшно боялась… Она на вид строгая, и голос у неё низкий, грудной, на мужской похож. И курит папиросы.

– Что, при вас курила? Она только при своих…

– Нет. Я пачку у неё на столе видела. Мой муж такие курил.

– Это да. На вид строгая. А с курением… Никак не бросит дурную привычку. Это у неё с детства.