Митя бушевал негодованием, ходил по гостиной взад-вперед, засунув сжатые кулаки в карманы домашних треников. Катя сидела в кресле, виновато опустив голову. И не то чтобы действительно виноватой себя ощущала, а просто пережидала, когда он выкричится, выплеснет из себя первую волну гнева. И даже немного жалела Митю – знала, каково ему это узнать… Сама недавно была огорошена, и тоже хотелось кричать, и злиться хотелось. Да только не на кого было злиться. Не на саму же Лёльку, всю насквозь перепуганную.

– Откуда ты вообще это взяла? Она что, сама тебе сказала? Может, она пошутила просто, а? Неудачно пошутила да забыла, а ты надумала себе черт знает что!

– Она не пошутила, Мить. Разве таким шутят?

– Да они сейчас и не так еще могут приколоться, ты же понимаешь! Насмотрятся всяких там камеди-клубов… Может ведь быть такое, а, Кать?

Боже, как ей не хотелось разрушать эту нотку надежды в голосе Мити… Тем более он остановился напротив, даже нагнулся слегка, пытаясь уловить выражение ее лица. А вдруг она сейчас возьмет и расхохочется от души, захлопает в ладоши, запоет весело – поверил, поверил! Обманули дурака на четыре кулака…

«Не запою, Митенька, не надейся. Придется тебе принять эту новость, никуда ты от нее не денешься. И я не денусь… Вместе нам надо ее принять, на четыре руки. На те же четыре кулака то есть…»

– Мы сегодня утром у врача были, Мить. Она сказала, надо рожать, иначе нельзя. Риск большой, понимаешь? Может потом вообще никогда не родить…

– Постой, не тарахти так, я же не понимаю ни черта! То есть… Врач все подтвердил, что ли? Наша Лёлька беременна?

– Да, Мить, да…

Он поднял голову, с силой вдохнул в себя воздух, даже всхрапнул, как загнанный конь. И снова принялся нарезать круги по гостиной – от двери к окну, от телевизора к дивану… Потом снова остановился около нее, ткнул воздух над головой указующим перстом:

– Это ты виновата во всем, Кать! Только ты! Это ты за Лёлькой не проследила! Ты мать, ты должна была! Это ты носишься с ней как дурень с писаной торбой! Все ей разрешаешь, все приветствуешь! Я давно хотел тебе сказать, что нельзя так, да все руки не доходили! Я ж работаю, мне некогда!

– Я тоже работаю, Мить! – резко подняла Катя голову, понимая, что настал момент защищаться. Дала ему время на первый гнев, и будет с него… Хватит!

– Да, ты тоже работаешь, я знаю! Но ты мать все-таки!

– А ты отец! И что?

– А то! Ты же должна была все увидеть, сердцем почувствовать, как мать, как женщина! А ты…

– Да что я должна была увидеть, что? Ты же знаешь, как Лёлька в этого парня влюбилась! Ты же еще и сам умилялся, и про первую любовь рассуждал… Не помнишь, что ли? И парень этот… Олег… Он же тебе так нравился!

– Да, нравился… Спорить не буду… Но ты, как женщина, должна была дочери объяснить про всякие там женские дела…

– А я объясняла, Мить. Ты же знаешь. Мы с тобой только недавно рассуждали на эту тему – относительно пояснений да объяснений… Или ты думаешь, что я должна была за подол ее держать и из дома не выпускать? Стоять рядом с Лёлькой ежечасно со свечкой в руках? Тут ведь все равно не уследишь, Мить… И вообще, о чем мы сейчас с тобой спорим, а? Ведь мы сейчас машем кулакам после драки, как два дурака…

– Ладно. Согласен с тобой. И впрямь, что толку теперь истерить… Так что там врач сказала, я не понял?

– Она сказала, что в любом случае надо рожать. Других вариантов нет, Мить. Нельзя ей аборт делать. Может бездетной остаться. Ты же представляешь, что это такое, надеюсь?

– Да понял я, понял… Не дурак. Конечно, хотелось бы радикально вопрос опять решить… Но ведь мы же ей всю жизнь таким образом испортим, блин! А с другой стороны… Ну куда она в таком возрасте – с ребенком? Кем она будет, ты подумала? Матерью-одиночкой без образования? Ты этого хочешь, да? Этого?

– Чего ты кричишь на меня, Мить? Ты же понимаешь, что я вовсе этого не хочу…

– Да я не на тебя кричу, прости… Это я от досады… Сам на себя кричу. Что делать-то будем, а? Ты сама-то что думаешь?

– Я думаю, что из любой ситуации всегда есть выход, Мить…

– И какой же у нас выход?

– А пусть рожает, вот какой. И пусть в институт поступает.

– В смысле… На следующий год, что ли?

– Нет, зачем же на следующий год… Сразу пусть поступает, после экзаменов. Как все. Нечего на год учебу откладывать. Я думаю, она сразу после Нового года родит… И дальше будет учиться, вот…

– Хм… Как у тебя все складно получается. А куда она ребеночка денет, по-твоему?

– А с ребеночком я буду сидеть. С работы уволюсь. А Лёлька пусть и дальше живет своей жизнью, учится спокойно. Потом, когда повзрослеет чуток, нам с тобой спасибо скажет…

– Ты думаешь, скажет?

– Надеюсь… Куда ж она денется? Все равно ведь рано или поздно в ней материнство проснется!

– А если не проснется, Кать?

– Да ну… Не говори ерунды. Она сейчас еще ребенок, и всему свое время! И если уж допустить такое, что не проснется… Тоже ведь ничего страшного! Вырастим сами внука, подумаешь! Какие наши годы, Мить… Мы бы и сами еще могли второго ребенка родить, если на то пошло… Ведь так?

Митя взглянул на нее как-то странно, будто оценивал, может она родить второго ребенка или нет. Потом отошел к окну, задумался. Стоял, перекатываясь с пятки на носок, по-прежнему сжимая кулаки в карманах треников. Потом резко развернулся к ней лицом, проговорил деловито:

– Ладно, так и решим. А что делать, если других вариантов нет… Уволишься с работы, будешь с внуком сидеть. Хм… С внуком…

– Что, непривычно звучит, да?

– Ага. Непривычно. Мне до сегодняшнего вечера казалось, что я еще пацан пацаном… Какие такие внуки, о чем вообще речь… А оно вон как все вышло! Такой вот сюрприз…

– Да, Митенька. Такой вот сюрприз, согласна. Но мы ведь справимся, правда?

– Справимся, конечно, куда ж мы денемся. Правда, материально туговато придется, на одну-то зарплату… Это еще дай бог, чтобы Лёлька на бюджетное место поступила, а то вообще семейным финансам хана… Но ничего, я себе подработку найду. Вон как Серега, мой друг… Днем на основной работе вкалывает, а вечерами в частном такси подхалтуривает, домой только ночевать приходит. И мне так же придется… Ничего, справлюсь. Я ж здоровый мужик… И сильный…

– Да, Митенька, да… Ты у меня такой. Я в тебя верю. Молодец, Митенька…

– Да ладно. Проживем как-нибудь. А сама-то Лёлька… Я так и не понял… Хочет рожать или нет?

– Да я ее уговорю, Мить! А еще будет лучше, если мы вместе ее уговорим. Тебя-то она точно послушает, у тебя авторитета больше!

Видимо, последний комплимент пришелся как нельзя кстати. Митя даже улыбнулся слегка и кулаки из карманов вынул, и вообще, расслабился будто… И проговорил почти весело:

– Ладно, ладно… Уговорим как-нибудь. Другие родители бы ремнем за такие дела отстегали, а мы с тобой уговариваем – надо рожать, милая доченька, надо… Вот ведь какие веревки из нас вьет, а?

* * *

Но уговорить Лёльку оказалось не так уж и просто, как они себе представляли. Вернее, как это себе Митя представлял… Только услышал ее «не надо, не хочу», как запсиховал сразу, даже голос на любимую дочь повысил, чего раньше никогда и не делал, в общем…

– Ты разве не понимаешь того, что тебе объясняют? Что ты уперлась как баран? Говорят тебе – нельзя делать аборт, так врач сказал! Или думаешь, ты самая умная здесь, да?

– Ну пап… Ну чего ты, в самом деле… – удивленно проговорила Лёлька, сглатывая слезы. – Да мало ли что эта врачиха сказала… Надо просто пойти к другому врачу, вот и все!

– Ага! Сейчас мы с тобой будем по всем врачам бегать, консилиумы устраивать будем! Да я бы на твоем месте вообще помалкивал, знаешь! Голову бы опустил и помалкивал! Сама же себе проблему создала, разве не так? А нам с матерью теперь эту проблему расхлебывать приходится!

– Ну так не расхлебывайте, кто вас просит? Я сама завтра в больницу пойду… Сама врача найду и обо всем договорюсь!

– Да кто тебя там слушать будет, все равно ж родителей спросят! Еще и полицию привлекут, потому что тебе шестнадцать всего…

– Полицию? Зачем полицию?

– А как ты хотела, моя милая? Думаешь, все так просто, да? Нет, ошибаешься, ничего ты сама не решишь… Так что я бы на твоем месте не капризничал, а слушал, что тебе родители говорят! Будешь рожать, и все! И точка! Поняла?

– Лёлечка, милая… – вступила в их диалог, наконец, Катя. – Все будет хорошо, вот увидишь… Ты сдашь экзамены, спокойно поступишь в институт, первого сентября учиться пойдешь…

– Да как, как я пойду, мам? Ведь все видно уже будет! Я что, с пузом буду на занятия ходить, да? Чтобы на меня все пальцем показывали? Чтобы вопросы всякие унизительные задавали?

– Никто не будет на тебя пальцем показывать, что ты…

– Да ты откуда знаешь, будут или не будут?

– Ну ладно… И пусть показывают. А ты ходи гордо и внимания не обращай. Сейчас вообще трудно удивить кого-то, времена ж другие! Это в мою студенческую бытность пальцем бы показывали, а сейчас такая демократия в обществе царит, что никому дела нет!

– Это ты так думаешь, мам. Вот если б я в школу беременной пришла…

– Так ты же не в школу, ты в институт придешь!

– И все равно… Все равно вопросы всякие посыплются…

– А если вопросы начнут задавать, ты говори, что я замужем, мол… И мы с мужем ребенка ждем… Я даже могу тебе свое колечко обручальное дать, оно тебе как раз будет… Ну так, для видимости… Чтобы не приставали…

Митя, услышав про колечко, фыркнул недовольно, отвернулся. Потом проговорил тихо:

– Носимся тут с тобой, Лёлька, родительские подвиги совершаем… Вон, мать уже и кольцо посулила отдать…

– Да не надо мне никакого кольца, пап! Я ж не прошу! Она сама! – гордо вскинула голову Лёлька.

– …А ты не ценишь, твердишь свое – что да как, да вдруг обо мне плохо подумают… – будто не слыша дочь, проговорил Митя. – Вместо того чтобы спасибо сказать, что мы о тебе заботимся, о будущем твоем думаем! Неблагодарная, ты, Лёлька, вот что я тебе скажу!

– А я вовсе не прошу вас обо мне заботиться! Я и сама могу о себе позаботиться! Вот возьму и завтра пойду в поликлинику… Или куда там ходят, не знаю…

– Вот видишь, ты даже не заешь ничего! Зато выступить перед родителями со своей вредностью надо! Хочешь меня до белого каления довести, да? Этого ты хочешь, что ли? Сказали тебе – будешь рожать, значит, будешь рожать, и точка!

Катя незаметно положила ладонь на Митино колено, сжала его сильно – не надо перебарщивать, мол! И снова заговорила быстро:

– Зато первую сессию сдашь без проблем, Лёлечка! У какого преподавателя рука поднимется беременной женщине неуд поставить? Аккурат после сессии и родишь…

– Ага! И вы скажете – бери академку, бросай институт!

– Да не скажем, Лёлечка, не скажем! Мы с папой все решили уже! Я сразу с работы уйду, как только ты родишь, буду ребеночком заниматься! А ты пойдешь в институт и будешь дальше учиться спокойно…

Лёля нахмурила красивые высокие бровки, смотрела на мать задумчиво. Потом пожала плечами, хмыкнула, опустила вниз уголки губ. Что могло означать только одно – не особо я доверяю твоим словам, дорогая мамочка, не особо…

– Я тебя когда-нибудь обманывала, Лёль, скажи? Когда-нибудь слово свое не держала? – с ноткой обиды в голосе спросила Катя.

– Да нет, мам… Не обманывала… Но как-то это все… Неправильно, мам.

– Ты еще рассуждать будешь, что правильно, а что неправильно? – снова взорвался Митя, скидывая Катину ладонь с колена. – В твоем ли положении рассуждать, а? Надо спасибо родителям сказать, что они так все решили, а ты… Правильно, неправильно… Сказали тебе – будешь рожать, значит, будешь рожать, еще раз повторяю, если ты меня не услышала! И нечего теперь слезы лить, поняла?

Лёля и впрямь уже плакала, закрыв руками лицо, будто отгораживалась от отцовского гнева. Потом прорыдала тихо в ответ:

– По… Поняла, пап… Ладно, я буду… Буду…

– Ну все, Лёлечка, не плачь… – обняла ее за плечи Катя, привлекла к себе. – Все будет хорошо, я тебе обещаю… Пойдем в ванную, умоемся…

Митя смотрел на них сердито и в то же время виновато. Еще и Катя глянула на него с укором – довел все-таки до слез Лёльку! Ведь просила же – будь помягче…

Умывшись и успокоившись, Лёля ушла к себе в комнату, закрыла дверь. Катя заглянула к ней через какое-то время, увидела, что дочь спит, свернувшись калачиком. Закрыла тихонько дверь, вышла на кухню. Митя сидел за столом, сцепив руки, на нее даже глаз не поднял.

– Есть будешь, Мить? Хочешь, я суп разогрею? Там еще пирог с грибами есть. Ты же любишь такой пирог? – спросила миролюбиво, чтобы разрядить обстановку.

– Да какое там… Все равно кусок в горло не полезет, – хмуро ответил Митя. – Пойду-ка я лучше пройдусь… Пивка попью в баре… А может, и покрепче чего. Мне как-то в себя прийти надо, Кать… После всех этих разговоров дурных…

– Да отчего ж дурных, Мить? Ничего страшного не случилось. Давай на все это посмотрим другим взглядом, более оптимистическим, что ли… Ведь это радость в общем и целом, Мить. Внук у нас будет. Или внучка. Ты кого больше хочешь, скажи?

– Да не надо, Кать… Не готов я еще к таким разговорам… Как ты говоришь – оптимистическим. Мне бы к самой мысли привыкнуть для начала… Так я пойду, Кать?

– Иди. Иди, конечно. Хочешь, я с тобой пойду?

– Нет. Мне одному побыть надо. Осознать все, переварить… К новой жизни привыкнуть.

– Да какая новая жизнь, что ты! Все ведь остается по-прежнему… По крайней мере – пока…

– Вот именно – пока! Ладно, пойду я…

– Дверью только не хлопай. Лёлька уснула.

– Может, мне еще на цыпочках по дому ходить прикажешь?

– Мить, ну не начинай, а?

– Да ничего я не начинаю… Мне просто обидно, Кать. Носились с ней, носились, едва дышали… Ах, Лёлечка, милая доченька… А она, смотри-ка, преподнесла сюрприз!

– Ну все, Мить, успокойся уже! Хватит! Ведь решили уже все, чего еще-то? – уже раздраженно произнесла Катя, тихо вздохнув.

– Да ничего! Ладно, пойду я… Приду пьяным – не ругайся.

– Хорошо, не буду. Иди.

Митя ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Что ж, и на том спасибо…

Катя подошла к окну, стала смотреть, как он медленно идет по двору. Так идет, будто несет на спине тяжкий груз. Да и сама спина выглядела оскорбленной…

Бедный, бедный Митя. Жалко его. И Лёльку жалко.

Но ничего, все устроится как-нибудь. И вообще… Надо самой начинать радоваться потихоньку – внук у них будет! Да, надо радоваться… Досада со временем уйдет, а радость будет расти с каждым днем, набирать силу… Ведь это всего лишь жизнь, в конце-то концов! Жизнь, в которой рождаются дети, в которой все когда-нибудь становятся бабушками и дедушками – кто раньше, кто позже…

В дверь позвонили, и Катя вздрогнула – кто это может быть? Митя вернулся? Подружка к Лёльке пришла? Надо бы открыть поскорее, а то снова начнут звонить, Лёльку разбудят…

За дверью стояла сестра Наташа, и Катя улыбнулась ей, одновременно прижав палец к губам.

– Что? Митя спит, что ли? – недовольно пробурчала Наташа, переступая через порог. – А ты, стало быть, на цыпочках по квартире ходишь, пока он спит?

– Да нет Мити дома, Наташ… Только что ушел. Не выдержал напряжения, решил напиться. Это Лёлька спит у себя в комнате…

– А какого напряжения он не выдержал?

– Да мы с Лёлькой только что поговорили… Вернее, уговорили ее не делать аборт…

– Да, мне Аня звонила вчера, обсудили мы с ней вашу проблему. Я потому и зашла, чтобы узнать, как у вас тут дела… А вы, стало быть, уже все и решили.

– Да, Наташ, решили. Будем рожать.

– И твоя Лёлька согласилась на это?

– Представь себе, согласилась.

– Да неужели?

– Ну, не сразу, конечно… Просто мы ее уговорили. Пообещали, что все возьмем на себя. Что она родит и будет учиться и дальше, и вообще… Будет жить своей молодой жизнью… А я с ребенком буду сидеть.

– То есть это ты все возьмешь на себя, правильно? А Митя твой…

– А Мите придется работать на двух работах, чтобы нас всех содержать. Он сам так сказал – будет трудно, мол, но ничего, я справлюсь. Такие вот дела, Наташ… Такой вот мы нашли выход из положения…

Наташа сидела за кухонным столом, и по лицу ее было непонятно, как она отнеслась ко всему сказанному. Судя по долгому молчанию, Катя решила, что не очень хорошо отнеслась. И, чтобы прервать это молчание, спросила тихо:

– Чаю хочешь, Наташ? У меня пирог есть… С грибами… По новому рецепту пекла…

– А кофе есть? – сухо спросила Наташа.

– Есть… Сейчас сварю.

– Давай. И пирог тоже давай. Я, когда нервничаю, всегда есть хочу.

– А чего ты нервничаешь, Наташ?

Вот зря она это спросила, надо было вообще на другую тему разговор перевести. А теперь уж поздно…

– Как это – чего нервничаю? Ты думаешь, у меня нет причин, да? У тебя в семье черт-те что происходит, и я должна быть спокойна, по-твоему?

– Но ведь это у меня в семье происходит, Наташ… Я уж сама как-нибудь разберусь…

– Да? А ты о маме подумала? Что с ней будет, когда она узнает… Когда внученьку свою Лёлечку с пузом увидит… Подумала, что с ней будет, а?

– Ну… Мама поймет, я надеюсь.

– И зря надеешься! Ты же знаешь, что мама другими понятиями живет… Она старый человек, ей уже не перейти порог той свободы, когда беременность юной незамужней девушки воспринимается как что-то само собой разумеющееся! Да я вообще не знаю, что с ней будет… Инфаркт, инсульт… Все что угодно может быть…

– Ну, Наташ… Не перегибай палку. Я потом сама с мамой поговорю, заранее ее подготовлю.

– Ну ладно, с мамой… А сама-то ты, Кать? Ты уверена, что все правильно делаешь?

– А у меня есть какой-то другой выход, по-твоему?

– Не знаю, Кать. Не знаю. С одной стороны, вроде все правильно ты решила, пусть рожает. А с другой? Это ведь на словах все легко… А на самом деле, как будет, и не знаешь… Нельзя ведь все рассчитать заранее, Кать!

– Ну, лучше уж рассчитать, чем в опасный самотек пуститься…

– Не знаю я, что лучше. Сомневаюсь я очень. Ты думаешь, твой Митя готов нести на себе такую нагрузку?

– Да. Готов. Он сам так сказал.

– Ну… Мало ли что он сказал… Ты ведь его с одного бока только видишь, потому что любишь без памяти. А любовь, она же слепой женщину делает!

– Наташ, ну что ты говоришь такое, честное слово! Ну чем тебе мой Митя не угодил?

– А я не претендую на то, чтобы он мне угождал! Просто… Я со стороны больше вижу, Кать. Он вовсе не такой, каким ты себе его представляешь! И не важно, что вы уже столько лет вместе… Я все равно больше тебя вижу! У меня глаз не замыленный любовью, в отличие от тебя!

– И что ты видишь такое ужасное, Наташ?

– А то! Он у тебя безответственный, вот что!

– Это Митя – безответственный?! Ну, ты даешь… С чего ты взяла?

– А ты вспомни сама, вспомни! Как он жениться на тебе не хотел, вспомни! Ты уже глубоко беременная была, а он все медлил, предложение тебе не делал… А как мама за тебя переживала тогда, помнишь? Это хорошо еще, что она с Митиной мамой была знакома, что поговорила с ней откровенно… Я думаю, Митина мать и заставила его жениться тогда. А так бы…

– Наташ… Ну зачем ты мне все это говоришь, а? Зачем? Сама же знаешь, что мы тогда молодые были, на втором курсе учились… Да столько лет с тех пор прошло, Наташ! Зато сейчас мы живем хорошо и любим друг друга… Нет, я верю своему мужу, Наташ. Зря ты так про него говоришь, правда.

– Ну что ж… – вздохнула Наташа, усмехнувшись. – Как говорится – блажен, кто верует… А если б он тогда на тебе не женился, Кать? Ты бы стала Лёльку рожать, а? Или аборт бы сделала?

– Конечно бы стала рожать, ты что! И вообще, Наташ… Не нравится мне этот разговор, слышишь? Не понимаю я, к чему ты сейчас его завела!

– Да просто я боюсь за тебя, дурочка! Переживаю по-сестрински! Ведь неизвестно, куда вас эти решения заведут…

– Куда надо, туда и заведут. И все, Наташ, хватит… Мы с Митей уже все решили…

– Ну-ну… Не говори потом, что я тебя не предупреждала.

– Хорошо, не скажу. Слова не вымолвлю. Обещаю.

Видимо, последние ее слова прозвучали очень сердито и резко. Наташа лишь глянула быстро, поджав губы, и замолчала. Потом снова губы ее поползли в усмешке…