Семинарский сад весной*

Он вообще не блестел красотой: в нём росли только тополи. Не было достаточного надзора за ним. Кроны тополей были запущены, и весь сад скорее походил на беспризорника. Весь уход за ним состоял только в том, что убирался мусор с аллей и опавшие осенью листья. Две точки в саду были рассчитаны на внимание посетителей его: беседка у стены, прилегающей к обрыву у Камы и набор кое-каких физкультурных предметов у ректорской квартиры. Весной и та и другая точки заметно оживали: в беседку приходили вечером, когда на Каме зажигались бакены, пристани были освещены, по реке ещё сновали пароходики, лодки, но была уже ночь и приглушённые разговоры прохожих. Картина созвучная тому настроению, которое вызывает баркаролла П. И. Чайковского «Июнь». В этот именно момент хотелось петь, и семинаристы пели. Далеко, далеко разносились их голоса. Но в каком-то году, когда семинаристы вернулись с летних каникул, беседки не оказалось. Её обвинили будто бы в том, что через нее перелезали ищущие «разрядки» у Парфёныча.

Семинаристы спортом не занимались, но весной подходили к физкультурным приборам, чтобы расправить мускулы и весь корпус от сидения за подготовкой к экзамену. Во время экзаменов не приходилось много разгуливать по городским скверам, и в этом случае сад компенсировал то, что в других случаях падало на первых. Кроме того, в саду были места, где можно было уединиться для подготовки к экзамену. Одним словом, семинарский сад весной оживал: после ужина семинаристы гурьбой направлялись в него и расхаживали по аллеям подобно тому, как зимой расхаживали по коридору.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 725. Л. 136 об.-137.

*В «свердловской коллекции» воспоминаний автора отсутствует.

Сезонные традиционные лакомства*

Зимой в коридоре, ведущем из главного корпуса в столовую, производилась бесконкурентная торговля пирожками пирожника Половникова. На пятак два горячих пирожка по выбору или с мясом или с вареньем. Это был придворный поставщик. О нём знал вахтёр у ворот и пропускал через ворота. Позднее, когда Половников поставил дело на широкую ногу, у него был помощник-мальчик, который и являлся на большую перемену во время уроков. Говорили, что Половников со временем купил дом, дал гимназическое образование дочери. Одним словом, «попил семинарской кровушки».

Весной в Перми по городу сновали продавцы мороженного, малиновой или лимонной воды и продавцы пареных груш и яблок. На толкучке и «обжорке» (пельменные ряды у калачей) продавали «кислые щи». Сезонными поставщиками лакомства семинаристам были продавцы мороженного у двери, ведущей с мраморной лестницы внизу во двор. Сюда ежедневно в час, совпадающий с окончанием семинарского обеда, являлся продавец мороженного – лимонного или шоколадного на сливках. Стаканчики были рассчитаны на цены в пять и десять копеек. В разное время дня, но чаще под вечер с улицы, проходящей мимо семинарии, раздавалось пение, которое, вероятно, могло бы поспорить с иерихонской трубой: «Садовые сладкие пареные груши, дули!» Певец выпевал определённую мелодию. Любители выходили и покупали. Какие всё-таки тогда были патриархальные времена!

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 725. Л. 137 об.-138.

*В «свердловской коллекции» воспоминаний автора отсутствует.

Черты семинарского быта*

Ревнители мод.³⁷³ Ещё А. С. Пушкин в эпиграмме на Сперанского указывал на какой-то у него «образ семинарский». Что же мы наблюдали в «образе семинарском» в наши дни? Нужно сказать, что мы были живыми свидетелями эволюции, причём стремительной эволюции «семинарского образа». Традиционный сюртук с жилеткой на наших глазах уступал место визитке и позднее ещё куртке с закрытым воротом. В полных правах сохранялось крахмальное бельё с галстуком при визитке и воротником при закрытом вороте. Сюртук сохранялся для торжественных случаев, например, у распорядителей на вечерах. Наряду с чёрными визитками входили в моду цветные, например – серые. Большие изменения претерпели брюки, а именно пришла мода носить узкие брюки со штрипками, а поверх тужурок широкие ремни. Внедрению этой моды много содействовал перешедший в нашу семинарию сын секретаря консистории Вишневский. Началось соревнование в новой моде, причём сторонником крайностей скоро показал себя Вася Мичков.³⁷⁴ Про него говорили, что брюки он натягивает на себя с мылом, а ширина ремня у него походила на корсет. Из верхней одежды оставались традиционное чёрное пальто с бархатным воротником и фуражка с бархатной шейкой, в летнее время на верх фуражки надевался белый чехол. В моде были башлыки. В зимнее время семинаристы обычно ходили с поднятым у пальто воротником, а поверх него привязывали башлык. Это, так сказать, типичный «образ семинарский». Не обходилось в области мод и без курьёзов. Так, после японской войны как ураган пронеслась мода на папахи, причём поклонники этой моды иногда увлекались через край величиной папахи. Появились на головах кое у кого целые горы меховых шапок. Дело приняло такой оборот, что наш инспектор А. П. Миролюбов стал уже увещевать не злоупотреблять величиной папах.

Особо нужно сказать о моде на шевелюры. Шевелюра – это причёска a la Бетховен или Антон Рубинштейн. Тон всем задавал в этом отношении семинарист Чирков. Небольшого роста, коренастый, с короткой шеей, он сбивал свои волосы в целую копну. Ему подражали все, кому только волосы позволяли это проделывать, хотя бы с не столь большой шапкой волос. Считалось, например, что басы, а особенно октавы, должны обязательно иметь шевелюру. Борьбу с крайним увлечением шевелюрами опять-таки вёл А. П. Миролюбов. Он вышучивал таких «модников».³⁷⁵ В 1906-1909 гг. шевелюра сошла из моды, и когда мы учились в шестом классе и Мавровский ставил в заведённом им журнале оценки за наши прически, то эти оценки больше всего относились к так называемому косому ряду и в редких случаях к «ерошке», но шевелюра уже не значилась в ряду причесок.

Подводя итог движению мод в семинарии, их эволюции, нужно сказать, что движение шло в направлении отмирания специфически «семинарского образа» и к подчинению его определённой форме, которая и была в ближайшее время введена в семинарии.³⁷⁶ Все учебные заведения имели формы, этому же порядку, наконец, были подчинены и семинарии. «Образ семинарский» получил единую узаконенную для него форму. Общество приняло это явление как определённую ступень прогресса.

Меломаны. Кто из семинаристов не был посетителем театра? Кто не побывал за пять копеек на самой вершине зрительной половины театра – в парадизе? Кто не пытался, вручая пятачок капельдинеру («пяташнику») пробраться куда-либо в ложу? Но из отдельных поклонников всегда составлялись группы, во главе которых становился вожак, которые закупали целые ложи. Это были уже организованные зрители, поклонники определённых звёзд преимущественно оперы. Они были зрителями, а потом и сами старались воспроизвести понравившиеся музыкальные вещи. Так, [Александр] Анисимов распевал «Я Вас люблю…»³⁷⁷, Савва Поляков³⁷⁸ «Клевету»³⁷⁹, [Пётр] Иваницкий³⁸⁰ – «О дай мне забвенье, родная»³⁸¹ и т. д. Кто из семинаристов, обладая чем-то вроде баритона, не пробовал свои силы на «Не плачь, дитя»³⁸²? Из оперы же переносились музыкальные вещи на семинарские вечера, например: «Ноченька» из «Демона», «Как во горнице светлице» из «Русалки» и даже хор жрецов из «Аиды».³⁸³ Когда проходили бенефисы любимых артистов, при чествовании «учинённый брат» от студентов зачитывал адрес на сцене (Анисимов). Когда были проводы артистов после окончания сезона, на вокзале среди провожающих были и наши меломаны. Наконец, участие иногда в роли статистов – было и это.³⁸⁴

Одно время драма и опера в пермском театре чередовались по полугодиям. В памяти надолго остались из артистов драмы: Велизарий³⁸⁵, Попова, Лола (женские роли); Хохлов³⁸⁶, Пинский, Тинский, Шорштейн³⁸⁷, Плотников и др. (мужские роли). Из оперных певцов: Девос-Соболева³⁸⁸, Осипова, Позднякова, Калиновская (женские роли); Борисенко³⁸⁹, Хлюстин³⁹⁰, Саянов, Комиссаржевский³⁹¹, Томский, Квашенко и др.³⁹² Надо отдать справедливость начальству семинарии в том, что оно не чинило препятствий для посещения театра и даже содействовало тем, что направляло учащихся в театр, предоставлялись обеды и ужины применительно ко времени посещения театра.

Скрипачи. Одно время для обучения скрипичной игре приглашён был Г. К. Ширман. Он был известный в Перми скрипач и в один сезон дирижировал оркестром оперы. Дело это в связи с забастовкой развалилось, но один из скрипачей всё-таки оставил по себе память. Это – Павел Борчанинов. Он начал обучение скрипичной игре в Камышловском дух[овном] училище у М. М. Щеглова. В Перми он несколько продвинулся вперёд под руководством Ширмана. В ансамбле других семинаристов Борчанинов выступал на вечере в женской гимназии Барбатенко. Там им с успехом была проиграна под аккомпанемент рояля колыбельная песня Годара из оперы «Жоселен».

Декламаторы. Их было мало, и таланты их раскрывались только на семинарских вечерах.³⁹³ Большую память о себе в этом отношении оставил Димитрий Бакалдин. Он поступил в семинарию из екатеринбургского духовного училища и происходил, как говорили, из екатеринбургских разночинцев. Как декламатор он умел импонировать публике, и одно появление его на эстраде вызывало дружные аплодисменты.³⁹⁴ Чем ближе он подходил к окончанию курса в семинарии, тем неохотнее соглашался на выступления. Дело было в том, что он больше и больше втягивался в проповеднический кружок нового инспектора семинарии – Н. И. Знамировского – и сознавал, очевидно, несоответствие между проповедничеством и декламацией, т. к. его декламаторским амплуа были преимущественно комические рассказы. В дальнейшем он поступил в Казанскую дух[овную] академию, постригся в монахи и в скором времени после окончания академии умер от туберкулёза, за год-два перед этим похоронив свою сестру от той же болезни. Вспоминая о нём, хочется сказать, что он пошёл не по той дороге, которая больше соответствовала его природным задаткам, но теперь можно только сказать нашему любимому семинаристу-декламатору: «Sit tibi terra levis!».³⁹⁵

Драматические артисты.³⁹⁶ Их, вероятно, было значительно больше, чем известно автору этих мемуаров; потому что таланты их раскрывались на сценах по месту жительства и преимущественно в течение летних каникул. Вблизи моей родины в б[ывшем] Шадринском уезде на этом поприще с успехом подвизались Андрей Максимов (Верх-Теченское село) и Николай Топорков (Песчанское село).³⁹⁷

Проповедники.³⁹⁸ Они организовывались в кружок около Н. И. Знамировского, а ареной их деятельности была Стефановская часовня, которую Н. И. называл училищем благочестия. Это был кружок семинаристов, которые принимали потом священный сан. Был ещё кружок, организованный о[тцом] Тихоном Андриевским. Этот кружок подвизался в одной из ближайших деревень в специально построенном для этой цели доме часовенного типа.

Мистики.³⁹⁹ Одна история с павшим в мистицизм рассказана была мне старшим братом. Был у него товарищ – Ваня Флёров.