Глава III. Встреча со стукачом

Грязный наркоторговец обитал на третьем этаже старенькой кирпичной постройки. Ранее она являлась производственным общежитием, принадлежавшим некоей частной компании; та занималась крупномасштабным строительством, но давно уже разорилась. Принадлежавшее ей жилое хозяйство не осталось длительно пустовать и почти сразу же заселилось всякого рода сомнительными прохвостами, плохо пахнувшими бездомными, а заодно и криминальным лицом, очень заинтересовавшим обоих оперативников. Без труда найдя конспиративную явку, занимаемую и тайным агентом, и гнусным преступником, Роман (хотя он и не давал здорового повода усомниться, что находится здесь не впервые) изначально наткнулся на некоторую долю тупого непонимания. В чём оно выразилось? На продолжительные, если не громовые стуки не последовало никакой нормальной реакции. После того как ему посмели не открывать более трёх минут, злой полицейский совсем уж собрался хлипкую преграду сломать (и даже выбрал короткий разбег); но именно в критический момент она широко распахнулась, и на пороге возник улыбчивый хозяин, носивший имя Укорина Павла Прокопьевича (в определённых кругах более известный как «наркодилер» Корян).

Представший мужчина выделялся высоким ростом и выглядел лет эдак на пятьдесят, возможно, чуть больше (тем не менее по бравому виду можно было судить, что, вопреки достигнутым го́дам, чувствует он себя вполне превосходно); сухопарое, словно бы высохшее, телосложение полноценно указывало, что длинное туловище давненько не подвергалось ни изнурительным испытаниям, ни физическому труду, ни излишним чревоугодиям (по возбуждённому состоянию создавалось неотвратимое впечатление, что ведению здорового образа жизни он предпочитает тешиться эйфорическими наркотиками); худое, но мужественное лицо не имело той былой привлекательности, какой, очевидно, обладало в далёкой (видимо, бурной?) юности. Оно выделялось неприятной продолговатой формой и неестественно выпученными глазами, имевшими голубоватый, почти небесный, оттенок (они выражали если и не аналитический ум, то сообразительную хитрость – это уж непременно); длинный нос виделся идеально прямым, невероятно огромным и придавал невзрачному обладателю немалую схожесть с известным мультяшным дятлом; яркие белокурые волосы казались (для представителя сильного пола) воистину странными и отображались равномерной коротенькой стрижкой. Перед незваными сыщиками представитель розничных сетей незаконного бизнеса предстал в серой, изрядно застиранной, спальной пижаме и синих домашних сланцах.

Отворяя дверную створку, владелец наркотического притона не успел произнести ни краткого слова, а Киров, сравниваясь с бушующем ураганом, стремительно врывался в просторную, отнюдь не маленькую, квартиру и по ходу грубо ему выговаривал:

– Чего, Корян, так долго не открывал – опять наркоту кому-нибудь «впаривал»?

Не дожидаясь ответа, любознательный оперативник пробежал через жилое пристанище, занимаемое презренным дилером; он намеревался застать в ней кого-нибудь из постоянных клиентов. Как он впоследствии объяснил: «Чтобы обстоятельно с ним побеседовать». Опытный сыщик, он прекрасно знал, что в пагубной каморке имеется потайная дверка, предназначенная, для того чтобы беспрепятственно уходить при нежданных визитах, похожих либо на такой, либо ему подобный (раньше, когда строительная фирма ещё функционировала, выход считался запасным, хотя, скорее, пожарным). Похоже, неспроста мерзопакостный бизнесмен за́нял апартаменты, оснащённые «путями отхода» – он рассчитывал иметь под рукой удобную лестницу, способную предоставить резервный выход (что при его роде деятельности было неудивительно и вовсе не глупо). Между прочим, Роман уже не первый раз поступал нахальным манером и, убежденный, неплохо знал, что подспудная дверца фиксируется хитрым запорным устройством; оно несведущему человеку в глаза и не бросится – это небольшая верёвочка, которая одним концом закрепляется за накладку, а вторым едва виднеется над верхним бруском (если за неё потянуть, то потайная створка, как в той известной сказке, сразу и открывается).

Любой другой (точно такой же неожиданный) посетитель, не осведомлённый о хитроумном секрете, позволявшим незаметно покинуть сомнительное жилище, потратил бы на разгадку слишком долгое время. Оно давало вероятному беглецу особое преимущество – значительно увеличить разделявшее расстояние. Непрояснённое положение ничуть не распространялось на боевого сотрудника, отлично знавшего все маленькие нюансы, какие существовали у подведомственного на́ркопритона. Вероятно, неторопливый хозяин, ведший гнусную деятельность, был прекрасно осведомлен о немаловажной особенности прожжённого сыщика; тем-то, наверно, и выразилось его небыстрая расторопность, проявленная при выходе к нежелательным посетителям, не принёсшим с собой ни доброго, ни хорошего. Как неприятный результат, оперативному завсегдатаю, единственно, что удалось уличить, – это худощавый силуэт, ненадолго мелькнувший вверху и перебиравшийся с уличной лестницы на крышу пятиэтажного здания. Сыщик не считался тупым дураком и без особого труда догадался, что преследование проворного беглеца явилось бы делом неплодотворным, всецело бессмысленным. Неутешительный вывод напрашивался из-за множества запасных вариантов, существовавших у наркозависимых прохиндеев и предпринимаемых ими для благополучного отступления. Гоняться за ними по многочисленным закоулкам – необъективной задачи благоразумный оперативник не ставил. Зачем же он тогда ринулся? Воочию убедиться, что незаконное предприятие, ведомое преступным торговцем, пока не хиреет и что у неблагополучного населения, проживающего в столице, доступные наркотики продолжают пользоваться всё тем же широким спросом. Успев зафиксировать убегавшего наркомана, Роман злорадно заулыбался, повернулся к беспечному новобранцу, последовавшему прямо за ним, и назидательно отчитал:

– Ты чего, Никита, за мной побежал? А кто за первым будет смотреть? Что, если ему вздумается тупо «свалить» или нашпиговать наши сильные спины горячим свинцом? Кто пору́чится, что подобного не случится?

– Виноват, – признался Бирюков в допущенной досадной ошибке, – но, я думал, тебе нужна будет помощь.

– Запомни, – поучительно заметил бойкий майор, не пожелавший «нагружать» того больше положенного, – главная задача ближайших напарников – это прикрывать впередиидущего сотрудника и не позволить застигнуть его врасплох. Допустим, мне выпала честь двигаться первым – ты должен позаботиться о безопасности незащищённой «задницы», заняться организацией надёжного тыла.

За познавательным разговором они продвинулись к главной комнате, где несуетливый наркоторговец принимал и контролирующих, и страждущих посетителей. Укорин уже осознал, кто конкретно изволил пожаловать; он развалился в кожаном кресле и спокойненько дожидался, когда незваные визитёры вернутся и когда они объявят истинную цель заранее неоговоренной явки. По его невозмутимому виду более чем ясно предполагалось, что он давно привык к показным сценариям, похожим спектаклям, и ничему «по жизни» не удивляется.

Приличная квартирка обставлялась неплохо (да что там?), для трущобного захолустья попросту изумительно (наверное, то омерзительное дело, коим гнусный пройдоха предпочитал заниматься, приносило приличные дивиденды?). Не стоит осматривать криминальное жильё досконально, достаточно остановиться на описании «приёмного» помещения, заставленного всевозможной дорогостоящей мебелью: красивой стенкой, широким современным комодом, раскладны́м трельяжем и многим чем другим, имеющим принадлежность к бытовым приборам и хозяйственной утвари. Сам паскудный хозяин (когда заявились бравые сыщики) расположился в одном из пары кожаных кресел, имевших коричневую окраску; вместе с комплектованным диваном они устанавливались возле невысокого столика – всё искомое постаивало ровно посередине.

Бесцеремонно развалившись напротив безнравственного хозяина, Киров кивнул стеснительному коллеге, что можно расслабиться и располагаться, где он не пожелает. Далее, он обратился с предупредительным вопросом и, как и обычно, начал издалека:

– Здорово, Корян, или лучше называть тебя Павлом Прокопьевичем?

– Чего уж там?..– невесело отвечал сообразительный дилер, прекрасно осознавая, что, как ни крути, с добром полицейские никогда не приходят. – Вроде бы не чужие… чем могу быть обязан?

– Правильный интерес, но несколько преждевременный, – заметил скользкий оперативник, заговорщицки подмигнув и эффектно прищёлкнув двумя пальца́ми, – я, не поверишь, захотел поинтересоваться: как твоё поганенькое здоровье, как наркотический бизнес – не несёшь ли большие убытки?

– Плохо… всё очень плохо, – запричитал лукавый барыга, делая морщинистое лицо столь опечаленным, что становилось странно, как же он это до сих пор не расплакался, – народец нынче пошёл не тот, какой был нескольким раньше. Все глядят, как бы жить на халяву и как бы, ничего не делая, проводить время в нескончаемой праздности и бесконечных увеселениях.

– Ты что, скажешь, в долг, что ли, начал давать? – выпучил удивлённые глаза язвительный полицейский.

– Нет! Конечно же, нет, – запротестовал лукавый Павел Прокопьевич, махая двумя руками, словно отгоняя назойливых мух. – Ты же знаешь, насущный «товар» достаётся с одними проблемами, и моя прямая выручка составляет не больше трёх процентов от изначальной закупки. Словом, позволить себе милосердную роскошь я просто не в состоянии.

– Всё правильно, но ты всегда так вроде «работал» – в чём истинная причина угнетённого состояния, удручённого настроения, оказалась сейчас? – не унимался дотошный майор; он продолжал придерживаться наработанной тактики, связанной с проведением подробных, занудно детальных, расспросов.

– Трудно стало сбывать, – объяснял печальную ситуацию кокаиновый бизнесмен, – «поганый наркоконтроль» изрядно поддавливает: либо вот-вот «сольют», либо – нисколько не лучше! – возьмут да и разом «накроют». С другой стороны, состоятельной клиентуры – не пойму почему? – вдруг сделалось мало; наверно, боятся люди… Похожая картина обстоит и с опто́вой закупкой.

– То есть?.. – удивился недоумённый оперативник, имея в виду сокращение основных покупателей и перебойную поставку наркотиков.

– Всё очень просто: наркоманы, видно, не полные идиоты и, наблюдая, как каждый день ко мне заходит полиция… Как думаешь: способствует ваши частые посещения процветанию благополучного бизнеса? – прагматичный хозяин закидывал словесные удочки, пытаясь выяснить, что именно привело пытливого сыщика.

Неопытный новобранец (во время дружеской беседы) всё больше помалкивал; он справедливо порассудил, что пока не следует ввязываться в непонятное хитросплетение вертля́вых умозаключений, настороженных слов. Никита целиком положился на старшего о́пера – предоставил самому разбираться с завербованным секретным агентом (тем более что неумелый парень всё равно не мог осмыслить замысловатой игры, какую вёл хитрющий напарник, гораздо более подкованный и разработавший стандартную тактику). В то же время Киров, закончив вступительный трёп, не имевший определённого смысла (верно?) подумал, что игровую прелюдию пора завершать; он перешёл к основному делу:

– Согласен, Корян, ситуация неприятная, но ты ведь не думаешь, что я побеспокоил тебя по пустому, совсем ничтожному, поводу?

– Конечно же, нет, – немедленно согласился насторожившийся собеседник, ожидая, что сейчас прольётся свет, разъясняющий и внезапное, и неприятное посещение.

– Первым делом я хотел бы спросить: остался ли у тебя в наличии тот синтезированный «товар», что я «пользовал» в давешний раз? – озадачился полицейский спросом, не ставшим для незаконного дилера каким-нибудь удивительным.

Павел Прокопьевич замолчал, искоса поглядывая на второго человека, хотя и пришедшего с давним знакомым, но бывшего ему неизвестным. Перехватив подозрительный взгляд, предупредительный сыщик подбадривающе заверил:

– Можешь говорить свободно: он свой.

– Нет, ничего не осталось, – стараясь быть твёрдым, подытожил Укорин, едва убедился, что незнакомый новобранец серьёзной опасности пока не несёт, – разве только «сухая трава»?

– Ты что, «проезжаешь мне по ушам», будто у тебя совсем не осталось чудесного «кокса», знаменитого на всю большую столицу? – не поверил бывалый о́пер отчаянному вруну.

– Я же говорю: необычайная трудность с безопасной поставкой, – лживый наркоторговец попытался придать лисиной физиономии правдивое выражение, – одна «трава».

– Ладно, «хрен» с ним, давай конопляной марихуаны, – нехотя согласился Киров (он сильно спешил, а потому допустил, что некоторая техническая накладка вовсе не исключается).

Исполняя странную просьбу, услужливый хозяин вышел в другую комнату; через пару минут вернулся, неся в левой руке крохотный прозрачный пакетик, до краев наполненный зеленоватой растительной массой. Едва он передал психоактивное вещество, а сам уселся в удобное кресло, матёрый оперативник, припрятав преступное зелье (положил в грудной карман неизменной кожаной куртки), перешёл к искомой цели недружественного визита:

– Скажи, Корян, ты не слыхал случайно про жуткое смертоубийство, происшедшее в вашем районе нынешней ночью?

– Как не слыхать? – не без облегчения выдохнул Павел Прокопьевич, плохо скрывая внутренние волнение. – Конечно ж, проведал; говорят, третье… точно такое же.

– Неужели? – бравый оперуполномоченный попытался изобразить откровенное удивление, что получилось нисколько не плохо. – И что – говорят! – ещё?

– Маньяк завелся, судачат, – незамысловато ответил Укорин.

– И разумеется, никто про него ничего ни слыхом не слыхивал, ни видом не видывал? – у недоверчивого Романа, приведшего известную приговорку, возникли естественные сомнения.

– Ты же сам, Костолом, прекрасно должен всё понимать, – заговорил убеждённый наркоторговец тоном, позволявшим надеяться, что он говорит сейчас одну лишь голую истину, – эти кровожадные звери – а по-другому не назовёшь – действуют всегда в одиночку… навряд ли они с кем-нибудь делятся ужасными «подвигами»? Бывают разве редкие исключения, но – этот! – я почему-то думаю, окажется не из них.

– Ну, а ежели хорошенько подумать? – усердно настаивал Киров, озлобленно хмурясь и водя железными желваками. – Может, кто в «обнюханной» памяти и всплывёт, отличающийся неадекватным, загадочно подозрительным, поведением? Возможно, какой наркоман, у которого во время жестокой «ломки» напрочь «сносится крыша», или кто освободился с долголетней тюряги, с пережитками тяжёлого прошлого, пока ещё неизжи́того. В последнем случае, полагаю, следует заглядывать в пятилетний период, потому как маниакальные наклонности могут проявиться не сразу. В общем, ты тут пока подумай, настороженно посмотри, основательно послушай и как следует поразмысли. Если неожиданно проявится чего интересное, то сразу мне спехо́м сигнализируй – всё ли, Корян, понятно? По моему разумению, вопрос несложный – повторять не потребуется?!

– Нет, – заверил Павел Прокопьевич, – я услышал тебя отчётливо – не в первый же раз?

– Тогда, ладно, – провозгласил профессиональный оперативник, вставая с насиженного места и направляясь к основному, входному отверстию, – надеюсь, мы друг друга отлично уразумели, и мне не придётся разочаровываться в нашей взаимовыгодной дружбе.

Младший лейтенант, соответственно, сразу направился следом, резво поднявшись с дивана и поспешно засеменив за зрелым наставником. Как только они оказались на улице, сели в служебную машину, припаркованную неподалёку, а она потихоньку тронулась, Бирюков не выдержал и, растерянный, нетерпеливо спросил:

– Я, естественно, всё понимаю: оперативная деятельность, добросовестные стукачи и прочее, прочее, прочее… Одно мне стало неясно: зачем нам понадобились растительные наркотики?

– Марихуана, что ли? – пробормотал Роман, словно бы и не слушая, а оставаясь погружённым в сокровенные мысли. – Скоро узнаешь. Я тебе, как и всегда, посоветую: побольше смотри, повнимательней слушай, поменьше говори, а главное, ни разу не умничай. Со временем придут и опыт и знания; ты на собственной шкуре изведаешь мельчайшие тонкости и понемногу начнёшь понимать главную розыскную задачу.

Наблюдая, с какой неохотой задумчивый напарник ответствует на обыденные вопросы, Никита обиженно замолчал; он отвернулся к окошку, изобразил на унылой физиономии крайнее недовольство и полную отрешённость. «Переварив» чего-то в продуманной голове, Киров заметил надутое состояние, охватившее угрюмого новобранца. Он от всей души рассмеялся, да так искренне, что разом вызвал непроизвольную смену настроя – с угнетённого на глубоко́ удивлённое. «Уж не спятил ли он? Вот, как всегда… мне достался полоумный наставник», – поразмыслил про себя Бирюков.

Роман резко прижал к ближайшей обочине, свернул из «экспроприированной» марихуаны изо́гнутый «косячок» и, подпалив его спичкой, небрежно покрутил в промежутке между́ пальца́ми – средним и указательным. Через минуту, заметив, что очумевший воспитанник смотрит безумным взглядом (глазами, широко открытыми и яснее-ясного говорящими, что он вот-вот уже готовится выпрыгнуть и бежать докладывать о чрезвычайном событии, случившимся на работе), опытный сыщик недвусмысленно усмехнулся:

– Хочешь сказать, у вас там, в полковом ППС-е, «сухую травку» совсем «не пользуют»? Да я ни в жизни в ту полную «херню» не поверю! На, Никита, «пыхни» разочек, да немного расслабься.

Он протянул отвратную самокрутку младшему лейтенанту, но тот замахал настолько активно, насколько чуть-чуть не сломал пагубную отраву, скрученную из одного из самых доступных представителей наркотического семейства. Киров хотя и отдёрнул протянутую конечность, но произвёл машинальное движение бережно, как будто не самую губительную цигарку спасал, а сохранял нечто невиданно ценное.

– Ты, что ли, «офанарел»?! – «наехал» он на молодого сотрудника, поднимая тон грозного голоса почти до громкого крика. – Не хочешь сам – так и другим не мешай. Надеюсь, вышестоящему руководству стучать не отправишься?

– Нет, – твёрдо заверил Никита, отчётливо давая понять, что на него возможно надеяться, – делай чего пожелаешь, лишь бы твои убогие предпочтения не шли в ущерб для основного расследования.

– Вот и ладненько, вот и «отличненько», – продолжал старший товарищ сохранять и язвительный, и недовольный, и недоверчивый вид, – я, если честно, хотел тебя немного проверить и совсем не собирался всерьёз предлагать курить ту мерзкую гадость. Молодец! Испытание нелёгкое, но прошёл ты его на «отлично».

Засим неприятную беседу закончили. Старший оперативник, обозначившись презрительным выражением, ожесточённо смял скру́ченный «косячок», а следом безжалостно вышвырнул в водительское окошко; после чего поехали дальше.