Глава II. В столице завелся маньяк

Осмотрев вновь прибывшего сослуживца, Киров оценил произошедшие изменения; он изобразил довольное выражение и выдал позитивное заключение:

– Ого, вот это другое дело! Если небольшую щетину отпустишь, то вообще затеряешься в преступной среде.

– Я бы с радостью, – ответил Никита, немного смущаясь, – но плохо растёт, какими-то жиденькими «ляпками»… получается и гадко и некрасиво.

В ходе краткого диалога Роман обратил внимание, что разноцветные глаза приобрели вполне обычный оттенок: оба зрачка, как им и полагается, выглядели чёрными, окружёнными серо-зелёной радужкой. «Наверное, показалось?» – засомневавшись, подумал старший оперативник; он вспомнил дивную разницу, чуть ранее привлёкшую сосредоточенное внимание. Как только исполнительный новобранец устроился на пассажирское место, майор ввёл его в намеченный курс, в основные мероприятия, необходимых для неуклонного исполнения:

– Нам поступил ответственный вызов. Совершено то ли жуткое убийство, то ли страшное изнасилование, то ли всё сразу вместе – пока неизвестно. Требуется срочно проследовать к кровавому происшествию, всё подробно там разузнать, как полагается выяснить, и незамедлительно включиться в основную работу.

– Я готов, – послушно отвечал молоденький полицейский.

Едва автомобильное средство тронулось, Киров снова заговорил, но на более отвлечённую тему:

– Послушай, лейтенант, – акцентировать дополнительное внимание, уточняя «младший», между ближними сослуживцами было непринято, – хотелось бы получше с тобой познакомиться, поэтому я задам тебе несколько личных вопросов – ты случайно не против?

– Да нет, – бесхитростно отвечал Бирюков, – отчего ж… задавайте. На какие смогу – отвечу.

– Хорошо, – промолвил опытный полицейский, нисколько не сомневаясь, что получит ответ положительный, а не какой-то иной, – тогда скажи: служишь давно?

– Пять лет… подходит шестой. В 2009-м, сразу после армейской повинности, я зачислился в полк патрульной службы, где прошёл первоначальную подготовку и где попутно закончил четырёхлетнюю «вышку». Почти два месяца назад я получил диплом квалифицированного юриста, а затем, по истечении недолгого времени, перевёлся к вам, сюда, в центральное управление. Я слышал, попасть в МУР сравнительно трудно – похоже, мне попросту повезло?

– Можно сказать и так, – согласился заправский оперативник с мнением, не слишком далёким от истины, – чтобы пробиться в «убойный отдел», надо либо пахать днём и ночью, как проклятый, либо заручиться «высоким прихва́том», либо чисто «вылизывать задницу», чтобы тебя непременно тащили везде за собой.

– Ни один из перечисленных случаев ко мне не подходит, – не без печальной грусти заулыбался сыскной новобранец, – просто, находясь ещё в ППС-е, я успешно раскрыл несколько странных, если и не загадочных преступлений – вот «верхнее» начальство и посчитало вполне возможным, чтобы направить меня служить в профессиональное отделение московского розыска.

«Что-то он явно не договаривает? И улыбка у него какая-то неестественная – как будто безрадостная, какая-то недовольная? Ну, да ладно, по ходу дела всё прояснится», – обнадёжился старший оперативник, всё ещё считая, что хитрого юнца приставили специально, дабы в ближайшее время «слить» его самого. Роман был «воробей стрелянный», а потому на незначительных мелочах особенно не зацикливался; он предпочитал делать одно из двух: либо выводить на чистую воду, либо делать сопричастным подельником (в сомнительном дельце поставить в зависимые условия). Нездоровые мысли, словно грозная молния, промелькнули у майора полиции, но он тут же от них избавился, продолжая допытывать новоиспеченного товарища и выспрашивая у него о будничной жизни:

– Ты, Никита, женат?

– Да нет, покамест не довелось, – отвечал доверчивый собеседник, непроизвольно, чуть заметно, поморщившись.

– Что, – поинтересовался зрелый оперативник, придавая себе сострадательный вид, – неразделенная, посетила любовь?

– Типа того, – нехотя признался тому Бирюков, говоря чуть более жёстко, чем разговаривал ранее [по-видимому, он давал достаточно оснований предполагать, что горемычная душа, от жгучих страданий, пока ещё не избавилась (по крайней мере, неприятная тема в настоящее время являлась закрытой)].

– Ладно, понял, – уловил Киров суровую интонацию и мгновенно сменил направление ведомого разговора: – Больше личная жизнь подниматься не будет. Но… продолжим дальше. Ответь мне, пожалуйста, на самый обычный вопрос: ты где, Никита, изволишь селиться – далеко ли от основной работы? Я к тому говорю – вдруг срочно понадобишься? – а зная конкретный адрес, можно взять да и запросто к тебе завалиться.

– Живу я за городом, – приобретая беспристрастное выражение, спокойно разъяснял бесхитростный новобранец, – совершенно один. Снимаю махонький домик и всегда нахожусь на мобильной связи, то есть незачем зря мотаться, а звоните в любое время – обещаю приехать, куда не скажете, и явлюсь по первому вызову.

За приватными разговорами ни тот ни другой не заметили, как подъехали к окончательной точке маршрута; нужно было срочно включаться в сыскную работу. По ориентировке, полученной от дежурного, прибыли в Царицынский заповедник, расположенный в южной черте огромного мегаполиса, – там вовсю трудилась оперативная группа, направленная (говоря профессиональным сленгом) «земельным» отделом полиции. Выбравшись из неброской машины, разново́зрастные напарники молчаливо направились к скоплению профессиональных специалистов, находившихся в присвоенной амуниции. И́здали узрев эксперта-криминалиста (им оказалась молодая симпатичная девушка), первым делом Роман направился к ней. Она занималась упаковкой обнаруженных следов кошмарного преступления, изъятых в результате сосредоточенного осмотра.

Поравнявшись, учтивый оперативник представился, а затем озадачился закономерным вопросом:

– Что тут у нас?

– Труп полноватой женщины, изуродованной до полной неузнаваемости… сами подойдите да воочию рассмотрите.

Махнув понятным жестом, приглашавшим идти за собой, вдвоём с молодым напарником Киров направился к невзрачному возвышению, видневшемуся среди примятой травы и расположенному от полицейского штаба на расстоянии пятнадцати метров. Едва они различили ужасные очертания, возмущённым взорам представился вид, не поддававшийся никакому нормальному восприятию. Бирюков, не достигнув убиенного трупа, почувствовал себя плохо и отбежал подальше в сторонку – очищать неокрепший желудок, не привычный к отвратному созерцанию. «Молокосос неокрепший», – подумал заносчивый сослуживец.

Справившись с неуправляемыми эмоциями, незазорными и естественными, Никита кое-как привёл себя в надлежащую форму, подошёл к бывалому сыщику и присоединился к детальному изучению мёртвого тела, чудовищно кем-то растерзанного. Им оказалась молодая особа женского пола, едва ли достигшая тридцатилетнего возраста. При жизни она, по-видимому, любила и много, и сытно покушать, потому как выделялась излишне избыточным весом – для невысокого роста общая масса практически доходила до центнера. Непривлекательное туловище всё, не исключая лица, безжалостно располосовывалось остроконечным предметом, превратившим кожную поверхность в сплошную страшную рану. Но и это ещё не всё! Для того чтобы она не кричала, пухлый рот зашивался тоненькой медной проволокой, а любое сопротивление исключалось клеящей лентой, плотно скреплявшей мясистые руки (свободными оставались лишь ноги, хотя и отмечались обрезками липкого скотча).

Они ещё не закончили, а к ним уже приближалась экспертная сослуживица; она поделилась основными мы́слями, профессиональными наблюдениями, и попыталась поточнее выстроить произошедшую в парковой зоне драматическую картину.

– Труп неизвестной женщины, – начала она обличительный монолог, – смерть наступила предположительно между одиннадцатью и одним часом ночи. Судя по многочисленным ранам, пытали не меньше часа – хотя, возможно, и больше? Неглубокие порезы причиняли сильные телесные муки, но не провоцировали наступление смертельных последствий. Основываясь на изъятых, тщательно изученных, доказательствах, объективно предположу, что нечеловеческие страдания пришлось претерпеть, когда она находилась в абсолютном понима́нии, полном сознании.

– Почему такая уверенность? – подняв озадаченные брови, удивился Роман.

– Потому что за последние пять лет это уже третье похожее преступление, совершённое в пределах вверенной территории. В первых двух случаях осатанелый преступник вводил ей дополнительный стимулятор, а именно гормон адреналина, не позволявший по-быстрому «отключаться» и подразумевавший, чтобы во время мучительной пытки рассудок был полностью ясным. Кино американского насмотрелся поганый «ублюдок»! Он провёл здесь точно такую же процедуру, какой безответственно обучают именитые голливудские режиссёры.

– Третий случай?! – с удивлением вскрикнул Киров. – Но почему в таком случае нас ставят в известность только сегодня?

– Наверное, потому, – не без злорадного ехидства предположила подкованная особа, – что наше досточтимое руководство привыкло тянуть «до последнего»; первые два убийства не объединялись в единое расследование, дабы не обозначать особо тяжкую серию. Сейчас, надо понимать, утаить прискорбный факт никак не получится… Я абсолютно уверена – мы будем соединять три уголовных дела в одно и, скомпонованное, передавать его на «Петровку».

– Ясно, – недовольно оскалился старший оперативник, предполагая, что снова на МУР «возляжет» неприятная череда нераскрытых серийных убийств, опускающих добытую раскрываемость до самого низу.

Словоохотливая специалистка тем временем продолжала:

– Бездушный маньяк наслаждался невыносимым страданиям вплоть до тех пор, пока она в какой-то момент не осталась без чувств. Именно тогда он нанёс ей смертельный удар, резко полоснув заточенным лезвием по мягкому горлу и разрезав его – как принято говорить – от уха до уха. Но и тогда он не остановил и страшных, и изощрённых глумлений…

– Как? – не понял растерянный сыщик. – Он что, продолжил тиранить покойную «толстуху» даже после того, как она умерла?

– Да, – убеждённо заявила экспертная девушка, не выражая ни эмоциональных волнений, ни личных переживаний (что после третьего похожего случая, в общем, неудивительно), – как только она скончалась, он – в неслыханном, безумном садизме! – дошёл до отвратительной точки… вступил с со скончавшейся женщиной в половое соитие.