С неба обрушилась стена воды.
Должно быть, Обитель выглядела будто замок, стоящий во рву. Река Демерари могла разлиться. В прошлом году Барбадос сильно пострадал во время сезона дождей. И Невис тоже.
Несколько раз Келлс уезжал проверить свои владения, но возвращался, горя желанием увидеть меня. Так казалось из-за его долгих взглядов.
На вдове он не женился, но мне следовало перестать надеяться увидеть в его глазах любовь.
Позади послышались шаги. Келлс. Неужто он мне померещился?
Хозяин Обители вышел на крыльцо с фонарем в руке.
– Так и думал, что ты здесь.
Он был в ночной сорочке. Длинной и развевающейся на ветру. Вид у Келлса был напряженный, возможно, даже взволнованный, а лицо розовело, будто у него жар.
Затаив дыхание, я ждала, пока он расскажет мне новости о своей помолвке.
– Ты успокоила Шарлотту, Долли? Она боится бури.
Моя двухлетняя дочь бегала по здешним коридорам так, словно они ей принадлежали, словно она была дочерью Келлса. Если бы я могла накопить денег, дитя никогда бы не узнало, что родилось в рабстве.
– Долли, она успокоилась?
– Простите. Да. Они с Китти укутались в одеяло и спят у меня в кровати.
Келлс опустил фонарь и потер подбородок.
Его безупречные усы завивались, но на коже виднелись порезы от тщательного бритья. Время от времени я их замечала. Вот и теперь заметила.
– Разве вам не пора спать, мистер Келлс? Завтра вас ждет много дел.
Он устремил взгляд в ночь, в сторону реки.
– Если бы не дождь, можно было бы увидеть танец светлячков, мерцающих огоньками на пушечных деревьях[30].
На этих деревьях росли крупные розовые цветы и большие гроздья коричневых плодов, похожих на пушечные ядра – ядра, стянутые сетью на борту фрегата.
– Светлячки? Их огни смахивают на угольки от взрыва. Помню те большие корабли у берегов Монтсеррата, которые далеко стреляли.
– Скучаешь по дому, Долли?
Стиснув руками локти, я кивнула:
– По мами и Лиззи.
– Здесь тебе лучше. Здесь нечего бояться. А еще больше светлячков. Их свет как твои глаза – яркие, живые.
Тревожная энергия, что витала меж нами в воздухе, была столь же густой, как туман. Я сдернула с себя тяжелый фартук. Нужно было чем-то занять руки, чем угодно, не то я схватила бы Келлса за ворот и потрясла. Зачем он разрушает нашу семью?
– Долли, мне нужно тебе что-то сказать.
Скрутив фартук так, что тот едва не порвался, я его уронила.
– Не тревожьтесь за меня. Я буду работать на мистера Фодена. Он сказал, что позволит нам с Китти и Шарлоттой жить с ним.
– Ты уходишь?
– Буду работать на вас, если новая миссис разрешит.
Лицо его прояснилось.
– Я не женюсь еще раз. Первый брак был катастрофой.
– А вдова об этом знает?
– Уже знает.
Я пристально посмотрела на фонарь, который он поставил у своих босых ног.
– Но она была влюблена в вас больше года…
– Она – да, а я нет.
– Это жестоко, Келлс, завлечь ее и бросить.
– И в самом деле. Ты и впрямь так думаешь? Ты тоже несчастлива со мной. Или старик Фоден с помощью своих денег перетянул тебя к себе?
Голова моя поплыла, словно он кружил меня в аллеманде.
– Он добрый хозяин, совсем как вы, только и всего.
– В том и дело, Долли. – Келлс коснулся моей щеки. – Я хочу большего. Я не перестаю об этом мечтать. Я думаю о тебе всегда.
Знаю, первой пошевелилась я. Потянулась к его плечу. Встала на цыпочки и прильнула губами к его рту. Он обнял меня, прижимая к себе. Его объятия, в которых я всегда находила утешение, теперь обжигали. Он медленно поцеловал меня, пробуя губы на вкус.
А потом отодвинулся.
– Об этом вы боялись сказать мне, Келлс, что хотите меня? Боялись, что я не хочу того же?
– Нет. Я знаю, что тебя влечет ко мне. Но я старше, а значит, мудрее. Не стоит портить дружбу, неважно, как сильно влечет тебя к женщине.
– Что ж, вы хотя бы видите во мне женщину.
– Боже. Да. Твоя красота несравненна. Но дух и упорство в тебе сильны как пламя. Я мучился, желая сгореть.
Я обвила Келлса руками за шею, пытаясь дотянуться до него, до его сердца, но он убрал мои руки.
– То, чего я жажду, не приведет ни к чему хорошему. У тебя есть мечты. Но и у меня тоже. Я могу стать во главе этой колонии. Мне нужна власть, соизмеримая с моим состоянием.
– Нельзя получить все это и меня одновременно?
– Мужчины, которые обзаводятся черными женами или наложницами, не имеют власти. Черные не имеют власти. Они становятся мишенью. Вот почему проваливаются все мятежи. Британцы, голландцы, французы – все считают так же.
– Значит, быть со мной – это расстаться со своей мечтой? Сомневаюсь, что я влиятельнее вас.
Он прикусил губу и отвел взгляд, будто дождь привлекал его сильнее, чем страсть в моих глазах.
– Нужно смотреть в будущее, Долли. Какая от этих отношений польза мне… или тебе.
– То есть, чтобы поддаться желанию, вам нужно знать наперед? Недостаток сна на вас плохо действует.
– Я мыслю совершенно ясно. – Со вздохом он взял мои руки и положил себе на талию. – Мне нужно, чтобы ты поняла. Я вовсе не хочу тебя отталкивать.
Нет. Тогда бы он просто ушел.
– Мне одиноко, на улице льет, и по ночам мне мерещится, как я касаюсь тебя. Клагарнах[31] по-ирландски означает грохот дождя, который бьет по крыше. Это очень тоскливый звук, если слушать его в одиночестве. – Он обвел пальцем обтянутые тканью пуговицы своей сорочки. – Я себя знаю. Моя жена говорила, что я самолюбив, что не думаю о том, как ей больно. Я не хочу, чтобы с тобой произошло подобное, Долли. Во всей этой тьме лишь ты – лучик света. Привезти тебя сюда было моим единственно верным решением. Мы очень давно дружим. Страсть все разрушит. Иногда дружба гораздо лучше.
Слишком много слов, чтобы рассказать, как он меня хочет, как он меня не хочет, что он белый, а я – нет.
Все это я и так знала.
Знала с самого начала. Он принадлежал к другому миру, и пока я не сколочу свой ортун, путь туда мне заказан. Я всегда буду хлопотать и прислуживать. Не об этом я мечтала.
Невзирая на все его доводы, в животе завязался тугой узел. И все же я не могла отойти от Келлса. Сделаю шаг – и смогу его коснуться. И сразу полетят искры – будто тряхнули горящее бревно или выстрелили из пушки.
– Я уезжаю. У меня дела.
– Что? Куда?!
– В Англию и Шотландию. Я вернусь через год.
– Целый год без вас.
Он взял меня за руку, поцеловал ладонь, потом костяшки. Губы у него были мягкие и теплые, и узел внутри меня затянулся сильнее. Что-то должно было взорваться. Надеюсь, не моя душа.
– И по возвращении, если я буду по-прежнему так же сильно желать тебя, желать насладиться тобой, пошлю политику к черту.
– Выходит, и я должна по-прежнему желать вас?
– Это эгоистично. Знаю. Но на карту поставлено многое.
– Что?
Он открыл было рот, но потом сжал губы. Что-то, какой-то секрет едва не сорвался с его губ. Келлс бросил взгляд на дождь и схватился за свой воротник.
– Мне нужно убедиться. И тебе тоже. Тебе семнадцать, ты через многое прошла и все же слишком молода.
А если нам будет восемнадцать и тридцать, то что-то изменится?
– Плантаторы выдают своих девственных дочерей замуж в пятнадцать лет. А цветным девушкам нужно ждать доброго любовника? Похоже, вы испытываете мои чувства.
– Я испытываю себя, Долли. Потребовалось много расчетов, много жертв, чтобы обеспечить свое положение, нельзя перечеркнуть все это, выбрав одну худосочную мисс.
– Я не худосочная. А вы расчетливы, но не сухарь. И хорошо танцуете, когда не занимаетесь своим политиканством.
Что-то его ранило. Это было видно по глазам Келлса. Это был шанс помочь ему, показать, что я могу избавить его от этого бремени. Я погладила пуговицы на его ночной сорочке.
– У вас все получится. Вы сделали себе имя в Демераре. Сможете стать советником управляющих колонией или тех, кто ее возглавит.
Он взял меня за руку и прижал ее к своей груди.
– Почему ты так в этом уверена?
– Я подслушала, как они говорят о вас на вашем приеме. А мистер Фоден о вас высокого мнения.
Улыбка Келлса угасла.
– Фоден высокого мнения о тебе. Он в тебя влюблен.
– Надеюсь, не только он.
Келлс хохотнул, но я уже стала осознавать свою власть. Мужчины, все мужчины, видели во мне нечто такое, чем желали обладать. Я лишь начинала учиться тому, что мне было нужно.
– Фоден – милый старик, старше моего отца, однако он хотя бы рядом.
– Фоден женится на тебе и заплатит сколько нужно, чтобы освободить твою семью. Я тоже могу дать тебе денег.
– Я должна заработать их, иначе буду просто посредницей. А посредники не свободны. Я служу вам и Фодену и могу сама зарабатывать. Вы должны знать, что нужны мне не ради денег.
– Ты могла бы быть с капитаном Оуэном. Он не скрывает, что желает тебя.
– Я уже не та девчонка, с которой вы дружили. Я – взрослая женщина. Коль захочу близких отношений, то заведу их.
Он притянул меня ближе. Сердце его быстро стучало. Напряжение между нами снова выросло.
– Но не завела.
– Я не хотела никого, кроме вас. Я буду сама по себе, независимой от вас. Вы не всегда будете зарабатывать на роме!
– Прикуси язык, Долли.
Я не сдавалась; если уж он уезжает, пусть помнит, почему должен вернуться.
Приподнявшись, я коснулась губ Келлса, погладила пальцем верхнюю и нижнюю. Нежная плоть порозовела, затем заалела, будто роза, когда мой мизинец на ней задержался.
Он резко прижался ко мне, коснулся поцелуем моей ладони, потом запястья.
– Идет дождь, Козевельд. Дети спят. Мы – двое взрослых, кто бодрствует и кому нет покоя.
Я притянула его голову к себе и вкусила губы, которые дразнила.
Я желала его целиком и не хотела отдавать никакой другой женщине, ни его мечтам, поэтому обвила руками его плечи. Он приподнял меня выше, скользнул ладонями по бедрам, раздвигая слои нижних юбок, отыскивая ляжки и все потаенные изгибы.
Мне понравился его вкус, вкус рома и патоки. Поцелуй был чудесен. Объятия – крепкими, совершенными.
Задыхаясь, Келлс поставил меня на пол.
– Нет, Долли, нет.
Он вытер лицо. Кожа покраснела от моей страсти.
– Долли, мне нужно кое о чем позаботиться. Затем, если… когда я вернусь, мы сможем отдаться чувствам.
– Долли? – раздался голос моей сестры. Китти стояла у порога.
– Сестричка, не бойся.
Келлс принял такой вид, будто ничего не произошло, будто ничего не изменилось.
– Я уезжаю утром, Долли. Полк отвезет меня на пристань.
Я обняла Китти и уткнулась в ее волосы. Макушка сестры пахла кокосовым маслом.
– Я пробуду здесь год, не больше.
Очень смело с моей стороны такое заявлять, но он должен знать, что я не из тех женщин, кто ждет вечно. И не мами, которая вынуждена была пускать па в свою постель.
– Береги себя, Долли. – И его босые ноги зашлепали прочь.
Частичка его сердца осталась со мной. Я это знала. Я держала ее в руке. Неизвестно, придется ли мне с ней расстаться.
О проекте
О подписке