Полк играл на скрипке на заднем дворе кухни. Последние лучи заходящего солнца осветили сумрачное небо; посиживая на ступеньках, я любовалась обширными землями Обители Келлса. На полях колыхался тростник, прекрасные зеленые побеги росли гуще, чем на всем Монтсеррате. Красная почва, богатая минералами, подходила ему больше, что пепельно-серый грунт дома.
Из тростника Келлс производил ром, а не сахар. Выбор казался правильным, на католическом Монтсеррате с этим возникли бы сложности.
«Добрый тростник не должен служить дьявольскому пойлу», – сказали бы там.
Я тосковала по густым рощам и холмам, по молебнам Господу. По гимнам. Келлс напевал моей дочке Шарлотте гимн, который пела мне и Китти мами.
Rop tú mo baile…
Не знаю, что это означает, но, заслышав его, я понимала, что наше пребывание в Обители правильно и благочестиво.
– Пойдем-ка спляшем, мисс Долли. – Полк снял черный как смоль камзол, что носил в доме, и остался в белоснежной рубашке.
Приятный мужчина. Полон жизни, его гладкая лысая голова потела от зноя; он трогал струны смычком конского волоса. В его музыке сквозила печаль, потом торжество – что-то далекое и радостное.
Мелодия была мне незнакома, она будто вгрызалась в мое нутро, но одной лишь радости я не хотела. Я хотела всего.
Теперь, когда стало ясно, что Шарлотта выживет, я снова начала мечтать. Мое здоровое дитя любило музыку. Она улыбалась, когда мы с Китти напевали ей, склонившись над чудесной колыбелью красного дерева с резными бортиками, которую подарил Келлс.
Китти всегда оберегала Шарлотту.
Сестренка стала выше, но разум ее больше не предавался мечтам, подобно моему. Она все еще оставалась маленькой девочкой, что застряла во вчерашнем дне – дне перед свершившимся на рыночной площади ужасом.
Моя маленькая ласточка начала выздоравливать. Даже внешне держалась немного увереннее, но я сомневалась, что вновь увижу в ней ту храбрость, с какой она напала на Николаса. Ее сияние погасили. И я не знала, как его вернуть.
– Ну же, мисс Долли, – позвал Полк. – Спляшем!
Из кухни выглянула миссис Рэндольф.
– А ну, не приставай к ней. От прыжков на жаре она зачахнет.
– Я не такая неженка, мэм, но музыка и правда хороша.
Домоправительница – причудливое слово, обозначающее кухарку, прачку и любую другую прислугу, необходимую, чтобы содержать дом в порядке, – была высокой женщиной с коротко стриженными курчавыми волосами. Со мной держалась настороже, все время следила, когда я относила Келлсу ужин. Ей не нравились наши долгие беседы о политике Демерары. Она вообще не хотела видеть меня здесь.
Несколько рабов и один из молодых управляющих подошли к открытой площадке. Полк все играл и играл.
Вскоре к остальным присоединилась толпа, вернувшаяся с поля и собственных наделов. Все танцевали.
Келлс не скупился на одежду. Женщины носили платья из ткани подороже, чем холстина. Никто не разгуливал босым.
Некоторые из работников Келлса были свободны, но большинство – нет. Однако и рабы, и свободные держались за руки, скакали вместе и смеялись. Келлс был хорошим хозяином, если человека, владеющего другими людьми, вообще можно назвать хорошим.
Разве эти люди не желали свободы? Многие проводили часы отдыха на рыбалке у ручья за полями и не пытались заработать больше денег.
Притопывая ногой, Полк продолжал играть, его музыка звучала громко, горделиво и радостно. Если я топаю в такт, хотя знаю правду, – я предатель? Стоит смениться хозяину или надсмотрщику, и вся эта мнимая радость исчезнет.
Разве я сама не была бы по-прежнему счастливой дурехой, которая проводит дни в ожидании па, если б не похоть Николаса?
Миссис Рэндольф подняла упавший с моих кос шарф и подала мне.
– Коли так головой трясешь, может, спляшешь? Не дурно ли тебе?
– Нет, мэм, все хорошо. – Я вздохнула, поправляя волосы. – Все такие счастливые.
Вероятно, это не мое дело – расспрашивать, сеять семена раздора, быть источником неприятностей, пока я сама не свободна, пока не могу прокормить Китти и Шарлотту без протекции Келлса.
Он не был моим хозяином. Но стоит Николасу подняться по реке Демерари…
– Давай, девчушка!
Она потрогала меня за плечо, я подпрыгнула и едва не свалилась со ступенек.
– Ох, миссис Рэндольф, вы меня напугали.
– Больно ты задумчивая. Уже больше спишь, когда малышка не просыпается ночью?
– Немного больше, но все равно не хватает.
Она похлопывала себя по бедрам в такт мелодии, белый фартук с оборками поверх длинной пышной юбки серого цвета колыхался из стороны в сторону.
– Не торчи тут, как сучок на бревне. – Миссис Рэндольф протянула ко мне бронзовые руки. – Полк вон как ладно играет. Хорошо потрудилась, так хорошенько попляши.
Мы соединили ладони и стали кружиться. Круг за кругом, пока легкие не наполнились воздухом, а голова не поплыла.
Мне нравилась музыка.
Кроме того раза, когда я двигала бедрами, рожая Шарлотту египетским способом, я делала это не часто.
Казалось, так неправильно, ведь этим я занималась в борделях.
Я закрыла глаза и позволила мелодии собой овладеть. Музыка медленно и нежно скользила по моей коже, пробегая по груди, стекая к бедрам. Мы закружились быстрее. Тонкие пряди моих волос снова выбились из-под шарфа, хлестали меня и щекотали нос.
Но это была радость.
Кто знал, что моему телу это необходимо? Чтобы стать счастливой, мне нужно было чувствовать мелодию от макушки до пальцев ног. Ритм был таким целительным.
И тут посреди танца мелодия оборвалась.
Раздались вздохи.
Все взгляды обратились на дверь кухни.
Миссис Рэндольф отпустила меня, и я едва не упала.
– Мистер Келлс… – сказала она, разглаживая передник. – Не ждали мы вас так рано.
Из рукавов кафтана цвета кокосового ореха торчали белые рюши сорочки, длинный камзол был такого же орехового оттенка. Аккуратные белые штаны безукоризненно заправлены в чулки. Он выглядел очень изысканно, изысканно и чопорно.
– Встреча прошла ужасно, мэм. Я принес извинения и отправился домой, не дожидаясь обеда.
Он постучал по полу ногой. Гладкие туфли черного шелка украшали серебряные пряжки. В таких только и танцевать!
Он приложил руку ко лбу, осмотрелся и покачал головой, глядя на Полка.
– Как у вас весело. А там меня не соблазнило даже контрабандное шампанское.
Шампанское? Я слыхала, плантаторы его очень ценят. И все же Келлс вернулся к нам. Медленно спустившись по ступенькам, он прижал пальцы к губам.
– Так вот чем вы тут занимаетесь, пока меня нет?
Повисла тишина, но потом раздался смех Полка.
– Масса, уж вы-то помните, каким были в молодости! – Он снова начал пощипывать струны скрипки. – Необузданным и веселым!
Необузданный Келлс? О нет.
Полк заиграл еще одну зажигательную мелодию, еще быстрее, чем прежде. Но потом остановился и опустил смычок.
– Но, может, вам больше эта по нраву…
Он стал проворно пощипывать струны пальцами, инструмент замурлыкал. Ритма у мелодии не было. Возможно, это гимн. Да, определенно церковная музыка.
Полк поклонился и принялся кружиться, как марионетка, подвешенная на нитках. Из штанов выбился хвост сорочки. Он смахивал на петуха.
Келлс невозмутимо смотрел, потом рассмеялся.
– Прекрасный менуэт, сэр. Кажется, это твое призвание. Ты мог бы стать виртуозным скрипачом! – Он захлопал – сначала медленно и негромко, потом все быстрее. – Давай заново. Я не из тех, кто портит веселье.
Полк усмехнулся, и в его черных глазах, кажется, мелькнул озорной блеск.
– Покажите нам тот чудной менуэт, масса.
– Мне нужна для него пара.
Он смотрел на меня, но все же повернулся к миссис Рэндольф.
– Вы помните менуэт, мэм?
– Да, сэр, но это танец для молодых. Лучше спляшите с мисс Долли.
Он изящно поклонился домоправительнице, потом скользнул ко мне.
– Станцуем, Долли? Полк, в конце ускорь немного, до аллеманды.
Келлс бросил свой кафтан миссис Рэндольф, жестом велел мне следовать за ним, а потом вышел в центр площадки.
– Готова ли ты? Танцевать на всеобщем обозрении?
В его голосе звучал вызов, и это было необычно. Уже второй раз он признал, что видел, как я танцую у него в кабинете.
– Так что же, Долли?
Я не упускала ничего, что могло бы доставить ему радость. С утра он хмурился, читая письма за завтраком.
– Да, я спляшу с вами.
– Хорошо. Повторяй за мной, но в другую сторону. Будто мы зеркало, половинки одного целого. И когда я приближаюсь к тебе – делай то же самое.
Я с легкостью подчинилась. Нас связали жизнь и смерть. Мы видели застывшее в смерти лицо миссис Бен, он принимал мою Шарлотту, вытаскивал пальцем слизь у нее изо рта, чтоб она смогла дышать, и был так горд, словно он ее отец, – это неразрывно нас связывало.
– Подождите.
– Что? – склонился он ко мне.
Я потянула за черную ленту в его темных волосах и распустила их, чтобы они ниспадали свободно, как мои косы.
– Теперь мы и правда будто зеркало.
Локоны у него длиной доставали до плеч.
– Начинай, Полк!
Зазвучала музыка, но от ее ритма и взгляда ореховых глаз Келлса мое сердце пустилось вскачь.
Он шагнул назад:
– Смотри и отражай.
Мне не нужно было этого говорить: его щеки порозовели, взгляд горел огнем. Может, в нем отражались мои мысли о нас с ним в объятиях друг друга? Тогда нас бы не разделяли шесть футов.
– Покажите мне, Келлс…
– Ты… ты стой там. Следи за моими ногами и повторяй.
Он поставил одну ногу перед другой, скрестив в коленях, и пошел, будто по тонкой веточке.
Я сделала то же самое.
– Я протяну к тебе руку, Долли. Возьмись за нее, но медленно.
Я послушалась.
Наши пальцы соприкоснулись, и мы закружились.
– А теперь, Долли, аллеманда!
Полк заиграл быстрее.
Келлс склонился ко мне, уцепился за пальцы и принялся кружить меня, держа за руки, будто описывая восьмерки.
Музыка звучала в такт биению моего колотящегося сердца. Оторвав взгляд от пылающего жаром мужчины, я увидела, что все вокруг пляшут. Келлс сжал мою руку крепче, и я снова посмотрела на него.
Он понял, что я отвлеклась, но не догадывался: для нас обоих будет лучше, если я перестану думать о нем, о прикосновении его губ.
Все танцевали и кружились. Голубое небо окрасилось лиловым и красным. Уже совсем смеркалось, но я не хотела, чтобы это заканчивалось.
Пальцы сплелись с его пальцами, меня влекло к нему… Я хотела Келлса, но ради Китти и Шарлотты не могла себе позволить потянуться к этой далекой звезде и упустить ее.
– Ты хорошо танцуешь, Долли. Надо будет потом показать тебе другие фигуры.
– Там нужно больше держаться за руки, как в аллеманде?
Он слегка улыбнулся и отпустил мою ладонь.
– Возможно. Я буду у себя в кабинете. Когда закончишь тут, принеси мне туда чай.
Он поклонился и вытер шею. Взял свою ленту и кафтан у миссис Рэндольф и пошел в дом.
Домоправительница прищелкнула языком.
– Я сама отнесу ему чай, Долли. Иди к своей малышке. Знай свое место да не пытайся скакнуть выше головы.
Она зыркнула так, будто хотела проглотить меня целиком. Я замерла.
– Да, мэм.
Но предательские ноги повторяли фигуры нового танца, который я только что выучила.
Миссис Рэндольф видела разгорающееся во мне пламя. А я гадала, заметил ли его Келлс.
О проекте
О подписке