Глава 3

Солнце покинуло наконец танцзал, жалюзи были подняты, и в окна беспрепятственно хлынул свет. Шла репетиция балетного спектакля. Танцоры (в тех же обтягивающих трико) жмурились сидя вдоль стены, за исключением пары, занятой в очередной сцене. Синеглазая девушка с черными стрижеными волосами и остроносый парень с волосами, стянутыми в хвост, расположились рядышком на стульях в центре зала. Они терпеливо ждали, пока прервавший репетицию балетмейстер закончит разговор по мобильнику. Отойдя в сторонку, Макаров спокойным ровным голосом пытался поставить точку в диалоге:

– Никто не обгорел, Кать. Даже не ушибся. Хочешь, поклянусь?.. Алины там вообще не было… Как скажешь. Когда загорится, помчусь звонить тебе.

Вскочив со стула, синеглазая девушка подбежала к нему.

– Скажи ей: у нас репетиция! Сколько можно жилы тянуть!

– Ну-ка, брысь, – столь же спокойно осадил ее Макаров. И, дождавшись, пока дочь вернулась на место, проговорил в телефон: – Слыхала? Жива-здорова. Извини, меня сейчас тут порвут. – Дав отбой, он отложил мобильник.

В наступившей тишине прозвучала насмешка Ольги:

– Надо же, какая заботливость. Материнская прямо.

– Хватит! – отозвалась со стула девушка-синеглазка. – Без комментариев обойдемся!

– Или до ночи тут промаемся, – ввернул ее остроносый партнер.

Макаров взглянул на него, склонив голову набок.

– И сколько же, Леха, тебе положено маяться? Если по контракту.

Парень поднял руки.

– Сколько скажете. До потери пульса.

– Правильный ответ. – Макаров подошел к сидящей на скамье Ольге. – Ну?

Ольга выдержала его взгляд.

– Баранки гну.

– Отправила, говоришь, мента на кудыкину гору?

– Ничего другого на ум не пришло.

Макаров извлек из ее волос красную ленту. Ольга не шевельнулась. И труппа с интересом наблюдала, как балетмейстер повязывает ленту на Ольгиной шее бантиком.

– В наказание. – Макаров расправил бант. – Будешь носить, не снимая. Пока гнев мой не остынет.

Раздались смешки.

Ольга сверкнула на худрука глазами.

– Ага, щас! – Но к ленте не прикоснулась.

Макаров меж тем повернулся к сидящей на стульях паре.

– Сцена у телевизора – поехали!

Прижавшись плечами, парень и девушка уставились в пространство. Затем задергались и принялись пихаться. Вновь послышались смешки. Симпатичный парень постарше (как и утром, массирующий колено) небрежно обронил:

– Высокое искусство. Новаторское, главное.

Макаров бросил через плечо:

– Петя, заткнись. – И воззрился на сидящих в центре зала. – Совсем сбрендили? Мы же это проходили.

Щеки девушки вспыхнули.

– Пап, может, с музыкой?

Балетмейстер мотнул вихрастой головой.

– Музыка из телевизора не звучит. В смысле содержательном. Когда пульт в руках Леши, слышны только выстрелы из боевика. А когда пультом завладевает Алина, музыка – лишь фон для страстей из мексиканского сериала. Все это еще не смонтировано, так что обойдетесь. При том главное требование: музыка должна звучать в ваших головах, и танцевать под нее вы обязаны даже в абсолютной тишине. Кто не справится – выгоню. И никаких «пап», ясно?

Немолодой танцор брякнул:

– Детоубийца. – И насмешливо уставился в потолок.

Мужчина и женщина лет под сорок, с аристократической отрешенностью наблюдавшие за происходящим, обменялись взглядами.

– Думаю, Миша Ласкин схлопочет, – предположил мужчина, теребя чахлую бородку. – С утра, бедолага, нарывается.

Женщина с бледным лицом, заплетая волосы в косичку, искривила тонкие губы.

– Схлопочет как пить дать.

Миша Ласкин буравил взглядом потолок.

– Елецкие, хотите пари? Ставлю десять баксов: инквизитор не посмеет.

– Принимаем, – отозвалась женщина.

– И удваиваем, – подхватил мужчина с бородкой.

Балетмейстер предостерегающе поднял руку.

– Елецкие, воздержитесь. Если удалю Мишу с репетиции – он обвинит меня в холокосте. Оно мне надо?

Все рассмеялись. И Миша Ласкин похвалил:

– Тертый ты калач, Макаров.

– А то! – подмигнул Сергей. – Работы у нас навалом, а времени в обрез. Так что никаких «пап». – Он хлопнул в ладоши. – Алина, Леша – вы у телевизора, пытаетесь завладеть пультом.

Сидящие на стульях парень с девушкой опять принялись пихаться. Макаров снова их прервал:

– Выпороть вас, что ли?

– Что мы делаем не так? – буркнул парень.

– Если ты сидишь, Леша, это не значит, что ты не танцуешь. Надоело напоминать.

Алина растерянно смотрела на отца. А парень упрямо тряхнул «хвостом» на затылке.

– Сергей Петрович, что мы делаем не так?

– Нет пластики? – предположила девушка.

Макаров вздохнул.

– Ни пластики, ни характеров. Петрушка, отбирая пульт у невесты, трогательно деликатен. Он опасается ее обидеть, нечаянно сделать больно. Представь его движения, Леша. – Балетмейстер прошелся по залу. – Юлия же, напротив, ведет себя, точно капризный ребенок, у которого отнимают игрушку.

– Я так и делаю, – ввернула Алина.

Макаров покачал головой.

– Ты похожа на воришку, цапнувшего с прилавка банан. – Когда стих смех, Сергей подытожил: – Зачем столько мусолить эту незначительную, вроде, сцену? Затем, что в спектакле ничего незначительного не бывает. К тому же, с этой сценки начинается действие и задается тон всему шоу.

– Великий педагог, – не удержался Миша Ласкин. – Помесь Фокина с Голейзовским.

Макаров и ухом не повел.

– Врубайтесь в образ, – сказал он Алине и Леше. – Поехали.

На сей раз получилось лучше. Движения сидящих на стуле действительно обрели пластику и, главное, наполнились смыслом. Борьба за обладание телевизионным пультом походила теперь на игру, в которой худо-бедно обозначились характеры. Огрехов было еще полно, однако никто из коллег уже не хихикал.

Тут послышалось постороннее покашливание. С папкой под мышкой в дверях зала стоял капитан Хомяков.

– Почему без музыки? – осведомился он смущенно.

– Простите, если можете.

Раздражения в голосе балетмейстер явно не прозвучало, но капитан ОВД оказался чутким.

– Я здесь по службе, – произнес он с вызовом. – Не то, ей-богу, нашел бы, чем заняться.

Труппа смотрела на худрука.

Худрук взирал на милиционера.

– И что теперь? Вы намерены срывать репетиции?

Хомяков расправил сутулые плечи.

– Без нужды не намерен. Сергей Петрович, не я все это закрутил.

Макаров признал в душе его правоту.

– Ладно. Что я должен?

– Выйдем на две минуты, – потребовал капитан, скрываясь за дверью.

Ольга расправила на шее бант.

– Может, я?

– Непременно, – обронил Макаров у входа. – Ты мой кролик в шляпе.

Хомяков тем временем, устроясь в одном из кресел, раскрыл папку.

– Присаживайтесь, – пригласил он.

Макаров качнул головой.

– Вы обещали на две минуты.

– Как хотите. – Капитан достал из папки полиэтиленовый пакет с лоскутом обгоревшей материи. – Гляньте-ка: здесь инициалы «С. М.». Ваш платок?

Сергей протянул руку.

– Позвольте…

Хомяков, пристально за ним наблюдавший, переместил пакет подальше.

– Не трогайте. Просто посмотрите.

– Где вы его нашли? Ах да… на месте пожара, очевидно?

– В нем была пакля, смоченная бензином.

Макаров опустился в кресло напротив.

– Какой же я разиня, – сказал он. – Мой платок. Жена мне его вышила. Бывшая то есть.

Кивнув, Хомяков убрал пакет в папку.

– На разиню, Сергей Петрович, вы не похожи. Тем более, вы физик: захотели бы поджечь, изобрели бы что-то понадежней.

Взгляд Макарова выразил удивление.

– Поджигателем, значит, вы меня не считаете?

Хомяков усмехнулся.

– Менты не так тупы, как в анекдотах.

– Нынче утром, однако, вы были уверены…

– Ну, блин, вы даете! Может, я исповедываться перед вами должен?

– В принципе, блин, не должны, – согласился Макаров.

Капитан невольно улыбнулся.

– То-то и оно. Буду гнуть эту линию: типа вы под подозрением. Я рассчитываю на ваше содействие. Кто-то ведь поджег, Сергей Петрович, козе понятно.

Макаров напрягся.

– Я должен был сам с этим разобраться.

– Вот и разбирались бы! – в досаде отреагировал Хомяков. – Нечего было в прокуратуру капать! На мне ограбление ювелирного, а балетная ваша хренотень… – Капитан похлопал себя по загривку. – Как ваш платок там оказался? Догадки имеются?

Макаров чуть подумал.

– Ни единой. Катя… бывшая жена, два платка мне вышила. Один исчез из кармана брюк, затем – вскоре и другой. Почти полгода прошло.

Хомяков сделал пометку в блокноте.

– Вы огорчились? – осведомился он.

– К делу не относится.

– Относится, Сергей Петрович. Может, кто-то сильно хотел вам досадить. Тот, кто хорошо вас знает.

– Огорчился, – сказал Макаров. – И что это нам дает?

Капитан задумчиво покусывал авторучку.

– Другие платки не пропадали? Не вышитые Екатериной Васильевной.

Макаров взглянул на него с интересом.

– Ход ваших мыслей ясен. Не пропадали. Но, опять же, что это дает?

Хомяков снял фуражку и шмякнул на стол.

– А пес его знает! Но за эту ниточку… С вами пока все, Сергей Петрович. Не могли бы вы пригласить сюда Олю… э-э… Ольгу Николаевну?

Сергей с облегчением поднялся.

– Запросто. И Олю, и Ольгу Николаевну – пришлю обеих.

Хохотнув, капитан пригладил волосы.

Балетмейстер вернулся в зал, и оттуда танцующей походкой вышла, можно сказать, старая знакомая. Она села в кресло и, положив ногу на ногу, проворковала:

– Наконец-то, Виталик. Заставляешь скучать.

Хомяков не сдержал улыбки.

– Почему у тебя лента на шее?

– Сползла. – Ольга расправила бант. – Как успехи, напарник? Расколол королеву бифштексов?

Улыбка на лице капитана погасла.

– Влегкую, – ответил он. – Приковал наручниками к трубе и дубинкой по почкам. Во всем призналась.

– Зачем же так?

– А как ты хотела? Ты ж нас, ментов, знаешь.

Ольга взглянула сердито. И несколько мгновений они, что называется, играли в гляделки.

– За кого, Виталик, ты меня держишь? – спросила Ольга.

– За крутого напарника. В милицию служить пойдешь?

Послышалась мелодия из «Лебединого озера», и голос Макарова скомандовал: «Держи спину, Алина! В корсет упакую!» Заинтересованный Хомяков проследовал к дверям зала.

Синеглазая девушка с черными стрижеными волосами, волнообразно двигая руками, танцевала на пуантах. «До чего ж они похожи! – восхищенно подумал Хомяков. Как я сразу не допер?» Тут остроносый паренек с «хвостом» на затылке (таких причесок у мужиков капитан на дух не переносил) поколдовал с магнитофоном. Из динамиков хлынуло что-то забойно-ритмичное, и парень пластично задергался под эту музыку. Синеглазая Алина, подбоченясь, за ним наблюдала. Затем, как бы в досаде, нажала на магнитофонную клавишу. И вновь полилась тема из «Лебединого озера». Девушка возобновила танец на пуантах, а парень в досаде топтался рядом. Хомяков зачарованно замер.

– Работать будем или глазеть? – произнесла Ольга. – Закрой-ка дверь, сыщик.

Капитан неохотно вернулся в кресло.

– Как они успевают музыку менять? Даже без перемотки.

– Монтаж, Виталик, запиши в блокнот. Какого черта ты на меня взъелся?

Хомяков взглянул на нее в упор.

– Почему не сказала, что она жена Макарова?

– Бывшая! – сверкнула глазами Ольга. – Уже четыре года как бывшая!

– Ты сказала: брошенная женщина.

– Одно другого не исключает!

– Разве Макаров ее бросил?

– Какая на хрен разница?! Они собачились перед пожаром! Она, что ли, это отрицает?!

– Не отрицает.

– Еще бы ей отрицать: свидетелей вагон!

Хомяков не сводил глаз с пылающего лица балерины.

– Успокойся, Оль: вдохни и выдохни. У нее же дочь здесь танцует.

– И что с того?! К чему ты дочь сюда приплел?!

– Ну, блин, ты даешь! Мы говорим про Екатерину Митину… не Митину, кстати, а Макарову. Зачем ей поджигать? Насолить бывшему супругу и дочери заодно? Так, по-твоему?

Забравшись в кресло с ногами, Ольга теребила красный бант на шее. Хомяков не торопил ее с ответом, лишь продолжал изучающе смотреть. Ольга вздохнула с улыбкой.

– Кто знает? – пожала она плечами. – Не хочу возводить напраслину, однако… Кто знает, на что способна танцовщица-неудачница с завышенной самооценкой? Женская психология, Виталик, вещь настолько своеобразная…

Возникла пауза. Хомяков терпеливо ждал продолжения.

                                      * * *

Мусоля задачку по геометрии, Ольга искоса наблюдала за старшим братом. Валентин тщательно вывязывал перед зеркалом галстук. Ветерок из форточки шевелил его густые волосы и страничку Олиной тетради. Сентябрь шел к концу, но после дня рождения погода сохранялась теплая и сухая.

– Задачку решишь? – подала голос Ольга. – Или собой никак не налюбуешься?

Валентин полюбопытствовал:

– О чем там речь?

– Треугольник, вписанный в окружность.

– Сама решай. Или позвони Макарову.

– Звонила, – в досаде призналась девочка. – Нет его. Шлёндает где-то.

Валентин справился наконец с галстуком.

– «Шлёндает?» – нахмурился он, подходя к сестре. – Откуда ты словечки эти берешь?

– Из народной среды. – Продвинутая семиклассница ткнула авторучкой в тетрадь. – Вот чертеж, вот условие. Выручай, братан, тащи меня к знанию.