Крамов освободился от рыбьего хвоста и обратился к Лерану:

– Твой шеф убедил меня. Индивид Майкл Крамов начинает менять координаты. Потому прошу оставить рыбу с пивом на столе и покинуть меня, чтобы вернуться завтра утром. Днём у меня самолёт. Мне нельзя опаздывать, ждёт обитель очищения от опасных знакомств и дурных влияний.

* * *

Реакция на выпуск тележурнала, сделанный Лераном Крониным, превзошла все ожидания. Рейтинг канала «Планета сегодня» значительно превысил ранее достигнутые рекорды. Директор телекомпании Габриэль Уоррен пригласил к себе Барта и Лерана, в тёплой застольной обстановке поздравил с успехом, объявил о повышении обоим зарплаты и о присвоении Лерану статуса самостоятельного работника, и предложил начать выпуск собственной передачи. Леран отказался, выразив желание остаться в журнале «Мир и наука». Барт Эриксон, мгновенно взвесив цену минуты, тут же привёл массу аргументов для передачи своего тележурнала в руки Лерана Кронина и добился быстрого утверждения нового ведущего. Себе же выхлопотал статус свободного журналиста с правом официального кураторства над тематикой бывшего «родного детища».

Леран вынужден был согласиться. И он, и Барт понимали, что успех пришёл с лёгкой руки Майкла Крамова. Видеоряды, созданные компьютером на базе фантазии Майкла, придали в общем–то сугубо научной гипотезе о Фаэтоне понимаемую и близкую обычному человеку форму. Обыватель увидел и пережил трагедию цивилизации, похожей на земную.

Портрет Лерана, стилизованный Майклом, потеснил на городском рекламном пространстве лица старых, прежних звёзд и кумиров. Леран едва успевал подписывать контракты с рекламными фирмами, издательствами, телекомпаниями на право воспроизведения отдельных кадров из последнего выпуска тележурнала «Мир и наука». На счета телекомпании Уоррена, Крамова и Лерана потекли зелёно-золотые ручейки. Посыпались приглашения на различные шоу, фотокорреспонденты осаждали студию и новую квартиру Барта.

Поток писем через почтовые отделения и интернет требовал: продолжить тему Фаэтона. Еженедельник «Мир и наука», выпускавшийся по субботам в дневное время, стал ежедневной вечерней программой. Работы прибавилось, пришлось увеличить штат.

Государство, объединив усилия с международным сообществом, приступило к финансированию свежего проекта «Астероид», готовило открытие постоянно обитаемой научно–исследовательской станции на Палладе.

Маленький камешек, запущенный Лераном Крониным в фантастическое небо погибших фаэтов, упал на Землю людей и спровоцировал, хоть и временное, но потрясение умов и бюджетов.

Кульминацией первого успеха явилась встреча в Нью-Прайсе в очередной уик-энд. Лерана и Барта встретили как героев. У дома Крониных их ожидала толпа рыбаков, их жён и детей, одетых празднично и торжественно. Вспыхнувшая в Сент-Себастьяне слава телезвёзды, бывшей недавно просто сыном Ирвина Кронина, расцветила однокрасочную обыденность жизни посёлка.

Один Ирвин сохранял прежнее спокойствие. Мария светилась такой яркой радостью, что Ирвин старался не смотреть на жену, чтобы самому не потерять надлежащий главе семьи непотрясаемый вид.

Но реакция Леды превзошла всё! Она бросилась на шею Лерану, едва он успел ступить на песок у дома, и не отпускала его от себя ни на секунду, крепко держа за руку. Лицо её сияло таким восторгом, словно исполнилась главная мечта её жизни.

Эриксон наблюдал за Лераном, пытаясь увидеть, каким боком коснулась его талантливого воспитанника звёздная болезнь. Но вместо ожидаемого заметил, что Кронин-младший преобразился в ином направлении. Леран нескрываемо тяготился вниманием соседей и хотел одного: оказаться в доме среди своих близких.

Никогда не замечавший до того крайних эмоциональных выражений внутреннего состояния Лерана, Барт с изумлением отметил влажный блеск в золотых глазах телезвёзды, когда тот смотрел на мать, отца и сестру. Вместо того, чтобы отдалить от ближайшего окружения, известность приблизила Лерана к семье.

Через столько лет общения с Крониными впервые Барт Эриксон мог себе сказать с полным основанием: он видит возвращение сына к родителям. Только теперь семья Крониных обретает глубинное, неразрушимое единство. И он, Барт Эриксон, вместе с ними становится полноправной единицей маленького сплочённого множества. Окончательно прояснилось: любые действия Лерана приводят к неожиданным результатам и для него самого, и для близких к нему людей. Барт уяснил также, – роль опекуна для него кончается, Леран выходит на свой путь, места на котором для Эриксона может и не найтись. Роль руководителя меняется на роль старшего брата, способного влиять только мягким советом или авторитетом опыта. А причиной тому, как это ни парадоксально, – скрытая за юношеской незрелостью Лерана неизвестно откуда взявшаяся, возможно даже коренящаяся в генах мудрость.

Возвращение в Сент-Себастьян окончательно убедило Эриксона в том, что в Леране свершился глубокий перелом. Ещё в дороге, услышав льющуюся из автомагнитолы популярную песенку о фаэтах, потерявших свою планету, Леран заметил:

– Зачем столько лишнего шума? Ведь мы только хотели изменить восприятие людьми собственного мира.

– Чужие уроки никогда не шли на пользу людям, – угрюмо сказал Барт; ему тоже не нравилась сенсационная волна, поднятая вокруг Лерана, – Придётся привыкать. Бизнес превратил кости Фаэтона в золотую жилу. Пока не выкачают из темы последний цент, они не успокоятся.

После прощания с семьёй Леран вернул внешнюю непроницаемость, непробиваемую невозмутимость. Барт подозревал, что он раскаивается в осуществлении собственной идеи о Фаэтоне. Но работа над серией выпусков тележурнала продолжалась, накопленного материала вполне могло хватить на год успеха. И всё-таки уже через два дня Леран явился в комнату-кабинет Эриксона с новым предложением.

– Барт, я тебе не помешал? Ты говорил, что занимался золотым дождём. Меня он тоже привлекает. Не знаю, в чём дело, но не меньше, чем Фаэтон. Нет, я не собираюсь выпускать тему в эфир. Но проблема земная, близкая, и безусловно за ней скрывается что-то важное для людей.

Эриксон снова ощутил неприятный холодок в спине. Он уже думал над тем, что получится, если Леран обратится к золотому дождю. Ничего хорошего не получится. Будет хуже, чем с Фаэтоном. К тому же можно нанести удар по Ирвину Кронину, чего Леран не понимает. Впечатления от обсуждения темы с Ирвином говорили: лучше золотой дождь не трогать.

Прав Ирвин, – есть для людей запретные зоны, куда их любознательность не должна заходить. Но объяснить Лерану то, что находилось за пределами рационального, основываясь на чистых эмоциях, он бы не смог. Да и не было в том смысла, Леран сам принимал решения о том, чем ему заниматься. И если он пришёл к нему с вопросом, то, без сомнения, успел основательно разобраться в проблеме и имел собственное мнение.

– Какие-то трудности?

– Я чего-то не понимаю. За последние полвека в мире зарегистрировано не более десятка случаев падения золотого дождя. Думаю, – около половины – фальсификация. Но несколько, подобных дождю у Нью-Прайса, точно было. И их видели живые люди. Но никого из свидетелей обнаружить не удаётся. Не могут же они прятаться? Бессмыслица какая-то.

– А Джимми Козловски?

– Козловски месяц или два назад переехал в столицу. Там его имени не удалось найти ни в телефонных, ни в других справочниках. Полицейское расследование ведь нет оснований начинать.

– Да… Такое бывает, Леран, – успокоил его Барт, – Без личных встреч со свидетелями можно обойтись? Объективных данных должно быть достаточно.

– С ними тоже непросто. Столько накручено, что я не могу отделить действительное от надуманного. А без этого, сам понимаешь…

– И много накручено? – Эриксону было любопытно, что нового о золотом дожде отыскал Леран; сам он отошёл от легендарной проблемы и не собирался возвращаться к ней после памятного разговора с Ирвином Крониным.

– Какие-то русалки… Фотографии явно поддельные. Чудовище, напоминающее драконов… Рисунки очевидцев. Самих очевидцев нет, многих никогда не было. Вот, послушай…

Леран раскрыл папку, достал один листок.

– В заливе Свежести, где-то в районе моря Дьявола, пять лет назад прошёл золотой дождь. В это же время со стороны моря слышался трубный звук, похожий на сирену лихтеровоза. И туман над водой. Жители прибрежной деревни услышали вечером голос, трижды повторивший одно слово на неизвестном языке. Голос моря привёл людей в ужас, они покинули дома и ушли в горы. Вернувшись через месяц, они застали свои дома полуразрушенными и разграбленными. Распространились слухи о трёхголовом драконе, выползшем из моря. На берегу трёхголовое чудовище разделилось на трёх одноголовых. Видимо, ценности далеко не богатых рыбацких семей унёс с собой кто-то из этих трёх. На троих маловато. Подобных рассказов – изобилие.

– Думаю, кто-то договорился с морским драконом, дал ему повеселиться на берегу, а сам под шумок ограбил соотечественников, – пошутил Эриксон.

– А вот ещё, – не понял шутки Леран, – Близ Гонконга видели говорящую царь-рыбу, размером со средний китобойный траулер. Она возвещала о конце света. В том же Гонконге, – почему там? – прошла научная конференция по золотому дождю и другим загадкам моря. Я нашёл протокол. Выдвинули несколько гипотез и разошлись. Ни трезвых оценок, ни планов на будущее. Впечатление: собрались не учёные, а писатели-фантасты.

– Какие же гипотезы? – спросил Эриксон.

Он всем существом предвидел появление новой сенсации, идущей на смену Фаэтону, пока продолжавшему будоражить общественное мнение.

– Очень уважаемый академик утверждает, что золотой дождь, – результат действия гуляющей вокруг планеты специфической озоновой дыры. Из-за неё и другие «зашить» не удаётся. А чудовища, по его мнению, – иллюзии, рождённые той же дырой в атмосфере. Другой учёный доктор считает, что монстров творят сгустки социальной напряжённости, отделившиеся от народных масс. Оказывается, всплески отрицательно заряженной общественно организованной психической энергии оказывают прямое влияние на состояние окружающей среды. Он составил карту социальных взрывов и соотнёс их с местами появления чудовищ. Получилось убедительное совпадение. Правда, золотой дождь к этой гипотезе трудновато присоединить.

– С полицейской хроникой знакомился?

– Да. Мелкие подробности, опросы, допросы… Они ничего не добавляют по существу. Необъяснимые случаи используются, чтобы пристегнуть к ним нераскрытые преступления. Есть и среди полицейских люди с больным воображением. А вот компьютер утверждает однозначно: никакой системы в выпадении золотых дождей нет. К метеорным потокам отнести его нельзя.

– Послушай меня, – после минутного раздумья сказал Эриксон, – За годы работы на телевидении среди прочих я извлёк такой урок: если проблема не даётся, надо её бросить. На какое-то время. Не созрела она ещё. Пройдут дни или недели, она повернётся другой стороной и ларчик откроется. А если брать приступом – только измучишься, изведёшься, но ничего приличного не получишь.

– Уехать в Нью-Прайс?

– Не думаю. Нет, наверное. Не надо нам беспокоить их частыми визитами. Люди должны жить в определённом ритме.

– Я понимаю. Это так.

– Прими совет. Отвлекись от всего, отдохни вдали от людей. Южнее порта, – пустынный берег. Ни селений, ни рыбаков, никого. Дня два у тебя есть. Работа налажена, я присмотрю…

Два дня Леран не появлялся в студии, две ночи Барт провёл на рабочем диване. Он был убеждён: Лерану нужен отдых. Но не такой отдых как ему самому или другим людям: новые встречи, сон или пьянка. Лерану требовалось остаться наедине с собой, чтобы отсечь всё то лишнее, что напластовалось в его сознании за месяцы упорного продвижения к неизвестной пока цели.

На третье утро телефонный звонок из полицейского участка порта заставил Эриксона бросить все дела. Через час он увидел Лерана сидящим на деревянной скамейке за металлической решёткой, спокойно-отрешённого. При появлении Барта он не изменил ни позы, ни выражения лица, но встретил его взгляд чистыми прозрачными глазами.

Дежурный сержант с серым усталым лицом пригласил в свой кабинет, где Эриксон расписался в документах и тут же попросил рассказать обстоятельства задержания Лерана.

– Мы взяли его вчера, на исходе дня, в восемнадцать ноль-ноль, – сержант не удержался и зевнул, прикрыв рот маленькой ухоженной ладошкой; видно, сказывалась бессонная ночь, – Патрульные на машине зафиксировали на прилегающей к порту улице Конгресса потасовку…

В голосе сержанта сквозило равнодушие и усталость.

– Они видели всё с самого начала, но пока сообразили и подъехали, участники инцидента успели скрыться. На месте происшествия остался один. Так кто он?

– Леран Кронин, ведущий программы в телекомпании «Независимость и прогресс». У него, точнее, – у нас, – квартира на улице Конгресса. Я думаю, он возвращался домой.

Барт удивился, что сержант не смог идентифицировать личность Лерана. Видимо, полиции Сент-Себастьяна не до телевидения и научно-популярных сенсаций.

– Итак, Леран Кронин был задержан на улице Конгресса. Рядом с домом, где он живёт. На мостовой, без документов, в наручниках.

– В наручниках? У него на руках были браслеты ещё до задержания?

– Совершенно верно. Это не наши браслеты. В протоколе обстоятельства описаны точно и подробно. Кратко суть дела такова. Кронин пересекал улицу со стороны порта. К нему подъехала машина, из неё вышли двое в масках, один выстрелил в лицо Кронину из газового пистолета, другой надел наручники. После этого они попытались запихнуть Кронина в машину. В машине, кроме водителя, находился ещё один. Но произошло непредвиденное. Несмотря на шок от газового заряда, Кронин начал сопротивляться. Думаю, если бы не наручники, тем двоим бы не поздоровилось. Заметив патрульную машину, похитители бросили Кронина, сели в машину, и она исчезла в направлении порта. Лицо задержанного показалось патрульным знакомым. Мы проверили все базы данных, но там он не обнаружен. Так что ваш Кронин вне подозрений, и может быть свободен. Если он понадобится, мы его пригласим.

– Расследование не будет продолжено? – поинтересовался Эриксон.

– Даже если бы я захотел, то не смог бы. Криминала не произошло, а людей у меня не хватает, чтобы разобраться с настоящими слезами и кровью. К сожалению.

Эриксон со сочувствием посмотрел на сержанта, измученного долгой бессонницей, выпрямился над столом и рассмеялся.

– Лицо показалось знакомым? – он указал рукой за спину сержанта, – А вы посмотрите на эту стену, у которой сидите ежедневно.

Сержант повернулся и присвистнул: с плаката-анонса телепередачи на него смотрело лицо человека, который в данную минуту находился в камере для задержанных. Творчество Майкла Крамова стало столь модным, что украсило и полицейские участки. Наверное, Майкл будет рад, когда узнает.

– Если бы вы помнили, что делается за пределами вашей территории, – сказал Эриксон с показным осуждением, – то вам было бы меньше хлопот, а известному журналисту не пришлось бы провести ночь за решёткой.

– Теперь понятно. Можно и мотивы сформулировать, – без тени смущения заметил сержант, – Но ведь он до утра и слова не произнёс. Как немой просидел. А на рассвете назвал ваше имя и телефон. И снова замолчал.

Сержант снова повернулся к плакату и покачал головой.

– Интересный парень… В полицейские бы ему. Смог выстоять после выстрела против двоих! А он на телевидении устроился.

– Так что же, вы отпускаете Кронина? – Эриксон почувствовал вину за то, что они с Лераном не полицейские, а журналисты–бездельники, – Или есть ещё проблемы?

– Никаких проблем, – отозвался сержант, и протянул листок бумаги, – Вот мой телефон. И просьба: как узнаете от него что-нибудь новое, сообщите мне. Если захотите узнать личности тех, кто хотел его похитить.

– Непременно, сержант, – сказал Эриксон, – Но уверен, что он о них ничего не знает. Кроме того, что он мой коллега, он мне ещё и брат. Вся его жизнь прошла на моих глазах, под контролем, если хотите. Он чист перед законом, как младенец. Да разве этого не видно сразу?

Сержант криво улыбнулся словам о чистоте перед законом, взял ключи и они прошли к камере.

– Реквизированные наручники мы оставим, если не возражаете, – сказал он, – Или у вас есть основания считать их собственностью задержанного?

– Как хотите, они нам не нужны, – раздражённо сказал Эриксон; его начал злить дух полицейского заведения, – Открывайте ваш каземат.

Подойдя к Лерану, он положил руку ему на плечо и мягко сказал:

– Ну, поехали?

С тем же отсутствующе–равнодушным видом Леран поднялся со скамьи и, не глядя на сержанта, прошёл на выход. Пешком до их дома они добрались бы за десять минут, но час пик на улицах оторвал полчаса. Барт заварил крепкий чай с мёдом, единственный из крепких напитков, употребляемый Лераном. Себе налил полстакана виски и устроился напротив за столиком. Леран сделал три глотка и отставил чашку, будто провёл ночь не в заключении, а только что вернулся от застолья.

– Рассказывай! – потребовал Барт.

Леран коротко изложил почти то же, что и сержант.

– Ты их знаешь? Видел раньше?

– Нет. Барт, я вот чем поражён: с любым человеком другие люди могут делать всё, что хотят, не спрашивая. Как посторонние, так и те, кто отвечает за порядок в городе. Почему?

– Ты не освободился от детских иллюзий? То ли ещё будет. Похоже, у нас с тобой начинается в жизни новая эра. Не подумав, мы высунулись. Не ждал, что начнётся так рано, – непонятно для Лерана заметил Барт, – Оставайся дома и жди меня. Мне надо на работу. Вечером всё обсудим.

* * *

Оставшись один, Леран задумался над тем, чего не рассказал Барту. Впервые скрыл от старшего брата что-то очень и очень важное. А Барт, с его сверхчувствительностью, угадал. Пусть не совсем точно, но угадал. Видимо, он прав, началась новая эра. Барт, – единственная его опора в этом сумасшедшем городе, единственный достойный полного доверия человек. И он не может ему открыться!

…Поднимается ствол пистолета, из него рвётся струя газа.

И, – всё кругом вдруг исчезает. Лицо с шапкой золотых волос заслоняет машину, людей в масках, улицу… В золоте волос, – серебряные нити. Леран понимает, – возраст. И глаза, так похожие на его собственные! Только они умные, добрые, всё понимающие. На лице нет морщин, но Леран понимает, – этот человек значительно старше его отца, Ирвина Кронина. Невообразимо старше. Откуда это знание?

И голос, – тёплый, родной…

– …Не бойся. И не торопись. Ты успеешь. Не все люди – друзья. Эти – враги. Их будет много. Придёт время, – узнаешь, почему. Они бессильны перед тобой, никто из них не может причинить тебе и малейшего вреда… Напряги волю, материализуй желание…

«Кто ты?» – хотел было спросить Леран, но остановил себя. Память прошлого, понял он, она сама откроет себя, когда будет нужно.

– …Не спрашивай меня ни о чём. Рано. Я всегда буду с тобой: не бойся никого и ничего. Со мной ты неуязвим. А теперь делай то, что нужно. Я вернусь…

Человек из забытого прошлого не дал никаких советов, но Леран знал уже, как поступить.

Лицо, до боли знакомое, но пока безымянное, исчезло, вернулся город: улица, машина в двух шагах с распахнутой дверцой и двое, вцепившиеся в его руки.

Он вдохнул облако усыпляющего аэрозоля, расщепил его на безвредные составляющие и выдохнул. И одновременно оттолкнул нападающих от себя вперёд, стараясь не причинить им вреда.

Ошеломлённые его поведением, они потеряли уверенность и, услышав вой полицейской сирены, бросились в машину. С подъехавшими через пару секунд полицейскими Леран не стал спорить. Он был убеждён: где полиция, там безопасность.

Золотоглазый человек, проживший где-то и когда-то очень долгую жизнь, заслонил для Лерана Кронина всё то, что отделяло его от забытого прошлого. И Нью-Прайс, и Сент-Себастьян стали полуреальными тенями, невесомым фоном для поднимающейся из затемнённой воды памяти глыбы истинного знания о действительной жизни.