Возникла томительная пауза, весь мир отдалился на край Вселенной, пространство стало пустым и гулким, а наташины глаза – вот, близко-близко, распахнутые, будто для него одного…

«Она прочла мои мысли!» – испугался Кнуров. Великий Космос! Что Мальцева о нем подумает?..

Долгую-предолгую секунду Роман ощущал на своем лице девичье дыхание, мягкое тепло (он сразу вспомнил маму в свой самый первый день рождения), и некие незримые токи, пульсировавшие между ним и Наташей, а потом длинные ресницы напротив затрепетали и опустились.

Наташины губы – мягонькие, нежненькие, – коснулись уголка его рта, шевельнулись, будто пытаясь сказать нечто запретное, невыразимое словами – и медленно отстранились.

В это время одноклассники вернулись, разрушая сказку.

Галактика, Земля, школа снова распростерлись вокруг, а Романа, потрясенного и зачарованного, переполнило блаженство.

Это стало заметно Наташе, и девушка тихонько засмеялась – ласково, смущенно, торжествующе – и словно обещающе…

А он забыл фитомодуль!

Прозвенел звонок, и Рома первым покинул класс.

* * *

Он выбежал из школы и помчался по широкой песчаной дорожке, которую старательно подметали приготовишки – малышня весело гомонила, орудуя метелками и грабельками.

Те, кто постарше, распиливали старое дерево под чутким руководством Пал Степаныча, учителя труда.

У ворот парка Кнуров-младший притормозил, подумал – и нырнул в пышные кусты сирени. Цветки еще не распустились, но уже набухли, соча нежный аромат.

За этими пахучими зарослями прятался сектор ограды с дефектом – в парковой решетке имелась брешь.

Можно было пролезть на ту сторону – и прошмыгнуть на Окружную под прикрытием кленовой рощицы.

Конспирация выглядела постыдной, она сильно задевала самолюбие Кнурова, но достойного выхода из ситуации выпускник найти не мог.

А все дело было в том, что полгода назад по соседству с коттеджами на Окружной, сразу за кольцевым сквером, выстроили большой сотовый дом, куда переехало много неработающих «пролов» – сонных маслянистых дядек и тётек, выведенных с производства. Они ничем не занимались, «просто жили», получая свой «безусловный базовый доход» и «гарантированный минимум благ». Выстаивали очереди, чтоб натащить в дом бесплатного барахла, пили, гуляли – и завидовали работникам.

Мы-де в модульных каморках ютимся, квазибиотическими котлетками питаемся, а эти баре в особняках гужуются, натуральных рябчиков с ананасами трескают! Про то, что работники вкалывают и за все платят, жители «сотика» забывали…

Неприязнь взрослых «пролов» к «трудникам» не распространялась дальше разговоров под пивко, а вот их дети пакостничали, как могли – перебрасывали на газоны у коттеджей дохлых крыс, рисовали на заборах серп и молот, да всякие прочие откровения. Могли их нацарапать и на кузове легковушки, оставленной вне двора.

Эта мелкая шпана прекрасно знала: их хулиганское поведение молчаливо одобряется родителями. Ну, а если какой «трудник» и возмутится, то мамочки из сотового такой хай поднимут, что бедный работничек забьется в самую дальнюю комнату своего «барского особняка».

Некоторые законопослушные жаловались в Службу Охраны правопорядка, но милиционеры старались не замечать мелких правонарушений – такая была установка сверху. Во избежание.

А потом в «сотике» поселился Вася Хлюстов, парнишка с наклонностями вожака. Хлюст мигом подчинил юных пролов – и сильно осложнил жизнь малолеткам из коттеджей да таунхаусов.

Васькина гопа вытрясала у них карманные деньги или просто поколачивала – без увечий, так просто, ради удовольствия. Поваляют, попинают, и дальше топают, новых приключений искать.

Приставали и к Роману. Порой издевались только. Бывало, что и нападали. На оскорбление действием Кнуров давал сдачи, и тогда ему доставалось от самого Хлюста…

…Потоптавшись в сиреневой чаще, Роман круто развернулся и направился к воротам.

– Вперед, трус несчастный! – цедил он сквозь зубы. – Орхидею ты тоже тайком потащишь, крысоид зашуганный? Сколько раз уже обещал спортом заниматься! Лодырь дрисливый…

Широко шагая, Кнуров отправился домой. Уже пройдя высокую решетчатую арку Восточных ворот, он наткнулся на сопливую личность лет пяти по кличке Мумрик.

Сердце у Романа упало – если этот малек здесь, стало быть, и вся гопа рядом. Да вон она, расселась на поребрике, щелкает «семки» и с интересом следит за представлением.

Деловито засопев, Мумрик полез Кнурову в карман. Выпускник выдернул нахальную ручонку, развернул шпаненка и дал ему «поджопника».

– Ты чего маленьких обижаешь? – тут же радостно заголосила «нерабочая смена», вскакивая, дабы побороться за справедливость.

Вася Хлюст, коренастый крепыш с вечно сощуренными глазами, лениво приблизился к Роману.

– Нехорошо… – поцокал он языком, выражая неодобрение.

– Чё надо? – сумрачно спросил Кнуров.

Хлюстов глумливо ухмыльнулся.

– Извинись перед Мумриком, – поставил он условие, – и свободен!

– Перебьется.

В тот же момент крепкий кулак Хлюста врезался Роману в челюсть – больно было не слишком, однако унижение не измеряется силой удара. Кнуров пнул Ваську в колено, как его учил Почтарь, но старшак не упал, а ответил подсечкой. Секунду спустя оба сцепились, катаясь по траве, и ожесточенно мутузя друг друга. Гопа орала, «болея» за своего.

Боестолкновение прекратилось так же быстро, как и началось – оба супротивника были подняты и разведены УРом.

– Так нельзя себя вести, – назидательно сказал робот.

– Твое счастье, – вытолкнул Хлюстов, отряхиваясь, и сплюнул, выказывая презрение.

– Да пошел ты… – ответил Роман, осторожно, костяшками пальцев трогая разбитую губу.

– Ро-оботик! – заголосил кто-то из гопы. – Ромочка обкакался, подотри ему попку!

– И молочка подогрей!

– В бутылочке!

– Гы-гы-гы!

– Ха-ха-ха!

Кнуров сопел только, сжимая кулаки, разозленный и встрепанный. Быстро дошагав до поворота, он снова припустил бегом – отсюда уже можно было, Хлюсту с дружками не видно.

– Твой отец послал меня встретить тебя, – сообщил УР. – Он явно был чем-то обеспокоен.

– Из-за пацанов?

– Не имею информации.

Кибер легко бежал рядом, двигаясь размеренно и экономно.

Одетый в скромный серый комбинезон, он смахивал на ромкиного приятеля, тем более что комбезы входили в моду.

Правда, выпускник уже перерос андроида, но и тот эволюционировал – успел нахвататься стольких слов и понятий за срок своего существования, что малость «очеловечился», а его машинная лексика звучала куда грамотней и стройней, чем у иного москвича. Роман всерьез уверял родителей, что Урчик давно стал разумным роботом…

– Почему ты двигаешься так быстро? – поинтересовался УР.

– А потому что я балда! – буркнул Рома. – Подарок дома забыл! Представляешь?..

Дом их располагался совсем недалеко от школы, на той же Окружной. Батя, когда звонили гости и спрашивали, как добраться до «его берлоги», отвечал, что это как раз напротив станции метро «Варшавское шоссе». Вон, уже заблестел ячеистый купол павильона с красной буквой «М»…

А вот и старая, старинная даже, решетчато-бетонная изгородь.

Само собой, лишних десять шагов до калитки Роман делать не стал – перемахнул прямо на газон, и поскакал, увертываясь от влагораспылителя.

Мимоходом удивившись раздвинутым створкам дверей («Испортились, наверное…»), выпускник влетел в холл и вознегодовал – все было раскидано.

«Как я что-то разбросаю, так сразу замечание! А сами?..»

Кстати, где эти непутёвые родители?

Замерев на секунду, Роман прислушался – из левого крыла доносились голоса. Переговаривались мужчины, но бати слышно не было.

Забежав в гостиную, он резко остановился на пороге. Нет, так не бывает…

– Мам?.. – позвал Рома внезапно осипшим голосом. – Пап?..

Он все видел отчетливо и ясно, но картина, которая отпечаталась на сетчатке его глаз и проникала в мозг, была невозможной.

Отец лежал на ковре, разбросав руки и ноги, а на лице его стыло выражение гнева. Мать распростерлась на диване – длинные, спутанные волосы закрывали ее лицо, один остренький подбородочек выглядывал из-под рассыпавшихся прядей.

Родители были совершенно неподвижны.

Самые темные страхи колыхнулись в Романе, мучая душу кошмаром, прорвавшимся в явь. «Они умерли?!»

– Мама! Папа!

Кнуров бросился к женщине, чья голова безвольно поникла, тронул ее за плечо, потряс сильнее. Откинул волосы – и замер в ужасе. Мама смотрела на него остановившимся взглядом синих глаз, а переносицу ее буравило черное, запекшееся зияние.

Роман оцепенел. С трудом отступил, присел на коленки рядом с отцом (рядом с телом отца?!) – и сразу заметил гибельную отметину, небольшую дырочку над батиным ухом.

Смертельную рану.

– Мама… – беспомощно пролепетал выпускник. – Папа…

Сильная рука обхватила Романа за плечи. Он вскрикнул, но голос УРа сказал негромко:

– Это я. Они возвращаются. Надо спрятаться.

– Их надо убить! – выдохнул Кнуров, кривя губы. – Всех!

– У меня нет оружия.

– Я…

Не слушая человека, робот увлек его в собственную нишу – бокс, где он подзаряжался от сети, – и задвинул пластметалловую штору изнутри, оставив маленькую щелочку.

Роман, мучимый отчаянием и страхом, приник к ней.

В гостиную вошли четверо – это были крепкие парни в синих рабочих комбинезонах. Движения их отличала уверенность, а во взглядах сквозила пустота.

Усатенький молодчик, небрежно помахивавший черным пистолетом, скомандовал:

– Виль! Ян! Ищите пацана!

– Угомонись, Рэм, – пробурчал грузный верзила с круглой, налысо обритой головой. – Мы все уже обыскали.

– В школе он, – заявил плечистый мужчина с тяжелым квадратным лицом.

– Какой ты умный, Джай! – съязвил остролицый типчик, худощавый «полурослик». – А то б мы сами не догадались!

– Заткнись, Шельга, – посоветовал ему плечистый.

– Угомонитесь все! – резко сказал Рэм, и махнул пистолетом: – И за мной…

– Куда? – осведомился остролицый Виль.

– В школу! – хохотнул круглоголовый Ян.

– Чаран, остаешься здесь. Если мальчишка заявится – уложишь баиньки!

– Понял… – буркнул Джай, ставя ударение на последний слог.

Троица киллеров вышла, а четвертый поднялся наверх.

– Надо уходить, – УР тихонько сдвинул штору. – Здесь находиться опасно.

Выведя Романа, робот аккуратно закрыл бокс.

– Я их всех убью… – проговорил Кнуров, пятясь и переводя взгляд с отца на мать, и обратно. – Каждого. По очереди…

Жалость резанула так, что слезы сами брызнули из глаз – горькие, горючие, они жгли невыносимо, но душе было еще больней.

В школе обычно восклицали: «Великий космос!» или «Великие небеса, черные и голубые!», повторяя присловья из сериала о далеком будущем, но вот случилось несчастье, и Роман сразу припомнил ветхозаветное имя божье.

– Господи, мамулька… – прошептал он, утирая мокрую щеку рукавом. – Пап… Да как же…

– Нам надо скрыться, – мерным, однозвучным голосом проговорил андроид.

– Уходим, – безразлично сказал выпускник.

Он не жалел, что покидает привычные, родные стены – у него больше не было дома. Дом – это не место жительства, а убежище, в котором тебя любят и ждут. Сегодня его лишили всего.

Старая жизнь, где царили любовь и доброта, надежда и вера, оборвалась жестоко и страшно. Началась новая – безрадостная, тоскливая, сиротская…