ЧЕРНОБОГ
Царица плавает лицом вниз в огромной утопленной ванне, глянцевый белый мрамор обрамляет ее фарфоровое тело. Она слишком худая, приближается к истощению, выступы ее позвоночника образуют цепь вниз по спине, заканчиваясь прямо между изгибами ее гладкого зада. Ее снежные волосы распускаются вокруг нее, переплетаясь с ее вытянутыми руками.
Сила ее крика рябит воду.
Она всплывает, вытирая лицо обеими руками, втягивает воздух и ныряет, чтобы снова закричать.
Я стою неподвижно, прикованный, пойманный в засасывающую силу эмоциональных течений, незнакомых мне.
В ее горе есть сила, в ее ярости – блеск. Это девушка, которая, если бы обладала магией, могла бы сравнять города с землей одной лишь силой своего бурного сердца. Это Царица, которая проникла в царство мертвых, схватила бога за горло, вытащила его и заковала в цепи, только чтобы ничего не просить для себя, а для своего народа.
Медленный холодок пробегает по моему телу, когда она вдыхает воздух, погружается в воду и снова кричит под водой.
Я не понимаю столкновение чувств внутри меня.
Царица появляется из воды, ее глаза сверкают льдом, ее полные груди, блестящие и мокрые, вздымаются, ее длинные волосы как бледный водопад. Вода в ванне обхватывает ее бедра, дрожащая водяная линия проходит по нижней части ее живота. Она бросает на меня испепеляющий, властный взгляд.
Еще один холодок пробежал по моей коже.
Мне следует встать на колени перед ней…
Звезды небесные. У меня никогда не возникало желания встать на колени перед кем-либо.
«Дай мне мыло», – говорит она.
Я протягиваю его ей, а затем отдергиваю руку назад. «Не это.» Я пробую еще два мыла, затем бросаю одно ей.
Она ловит его и нюхает. «Сирень и мята. Хороший выбор. Теперь ты будешь смотреть, как я купаюсь, или уйдешь?»
Выдавив из себя надменную усмешку, я выхожу из купальни и сажусь на один из диванов в гостиной. Ритуальная книга лежит рядом со мной, поэтому я кладу ее на колени и начинаю осторожно листать страницы. Этот том невероятно древний, он вот-вот развалится.
Я могу сжечь его сейчас. Тогда никто не сможет использовать его, чтобы снова вызвать меня.
Через мгновение появляется Царица, закутанная в мягкую, объемную белую мантию, словно облако. Ее волосы лежат мокрыми атласными лентами на плечах. Сквозь вырез на ее мантии я вижу складку ее декольте.
Теперь ее лицо чистое, розовое от горячей воды.
«Что ты делаешь с этой книгой?» Ее глаза сужаются от подозрения.
«Я.… читал ее.» Я бросаю на нее уничтожающий взгляд. «В ней содержится мой обряд призыва. Я имею полное право прочитать его.»
Она идет ко мне, придерживая одной рукой полы мантии. «Ее нашла моя подруга. Отдай книгу мне.»
Стиснув зубы, я передаю ее ей, но это огромный том со сломанным корешком, и несколько страниц начинают выскальзывать, когда она пытается взять его одной рукой. Она отпускает мантию, чтобы поймать падающие страницы, и когда мантия распахивается, меня атакует аромат сирени от ее свежевымытой кожи, а также вид ее кремовых грудей, тяжелых, полных и восхитительно округлых…. Звезды небесные.
Царица берет книгу обеими руками и отступает, наклонив голову. «С тобой все в порядке?»
«Да», – хрипло говорю я.
«Я позову слугу принести еды. Ее будет немного, потому что царство практически голодает, но это лучше, чем ничего.»
Она подходит к стене и открывает скрытый шкаф, вытаскивая конусообразное устройство, сужающийся конец которого соединяется с тонкой металлической трубкой, исчезающей в стене. Она звонит в маленький колокольчик, а затем говорит в конус, вероятно, общаясь со слугой.
Когда она закончила говорить через устройство связи, я спросил ее. «У тебя есть какая-нибудь одежда, которую я могу надеть?»
«Разве ты не можешь менять одежду так же, как ты меняешь свою форму?» – парирует она.
«Я мог. Пока ты меня не связала. Теперь я могу сделать только это…» Поднявшись, я принимаю форму из черной кожи с рогами и синими глазами, – «но я не могу изменить свою форму дальше этого или сменить одежду.»
Ее глаза слегка расширяются.
«Хорошо», – решительно говорит она. «Ты можешь проверить гардеробную моего отца. Не трогай одежду моего брата в передней части шкафа, но в комоде сзади должны быть старые вещи моего отца. Ты можешь надеть их. Имей в виду, они будут слишком короткими в туловище, в руках, в длине… Нам придется сшить для тебя одежду. Ты очень высокий.»
«Да, я высокий». Я подхожу ближе, возвышаясь над ней, позволяя своему взгляду скользить по всей длине ее тела. Она прижимает книгу к груди.
«Мне нужно сменить простыни в другой комнате», – говорит она, задыхаясь, и практически убегает.
Морщась, я дергаю свою обтянутую кожей промежность и направляюсь к шкафу ее отца.
ЗЛАТА
Существует только один вид горя, который приемлем среди людей. Глаза, блестящие от печали, медленный поток слез, несколько искренних рыданий. Но полностью рухнуть? Кричать, реветь и стонать от агонии своего сердца перед другими?
Нет, это недопустимо, потому что это заставляет других чувствовать себя неуютно в их меньшей скорби, в их беспомощности. Ваше горе мешает их спокойному сочувствию. Им кажется, что вы, по каким-то причинам, поступаете неправильно, расстраивая всех.
Вот такое горе я показала Чернобогу. Несмотря на мой нарочитый контроль, он видел, как я трескалась, истекала слезами, был свидетелем взрыва моей души.
Я ненавижу его за то, что он это видел.
Когда я вхожу в свою спальню и исследую состояние кровати, я обнаруживаю, что уборки тут потребуется больше, чем простая смена простыней. Что ставит меня перед проблемой – где мне спать?
В этот час, слуги, которые не болеют чумой, либо присматривают за другими, либо сами спят. Я не могу беспокоить их сегодня вечером и просить, они тщательно очистили мое постельное белье и матрас. И мне не хотелось бы просить их подготовить еще одну комнату для меня.
Большинство комнат в этом крыле закрыты, а постельное белье отдано больным. Другая проблема, связанная с чумой, – она порождает невообразимое количество грязного белья.
Мне нужно, чтобы Чернобог был со мной, чтобы я могла присматривать за ним. Похоже, единственное решение – отдать ему спальню моего отца, которую использовал мой брат во время своего недолгого правления, а я заняла бы один из диванов. Он слишком высокий, чтобы поместиться на одном из диванов.
Убрав книгу ритуалов в комод, я зашла в гардеробную и оделась в длинную ночную сорочку. Это одна из моих любимых вещей – изысканно мягкий розовый материал с нежной белой вышивкой вдоль выреза на груди.
Рукава выполнены из кружева, они скользят по моим плечам, а затем расширяются к локтям, спускаясь почти до земли, являя собой образец изысканной ручной работы.
Я смотрю на себя в высокое зеркало на стене. Я бледна как смерть, мои голубые глаза остекленели от усталости. Румянец от горячей воды в купальне исчез, оставив меня бледной и грустной. Я тень прекрасной принцессы, которой я когда-то была.
Испуганный писк из соседней комнаты пугает меня. Я спешу в гостиную, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чернобог спасает поднос с едой из бессильных пальцев кухонной служанки. На нем другие штаны, но он по-прежнему без рубашки, во всей своей рогатой красе и черной коже с синими глазами.
«Черт», – говорю я. «Купава, ты никому не можешь рассказать о нём, поняла? Ты не должна ничего говорить.»
«Это… это…» Она поднимает дрожащий палец. «Бог Смерти. Бог Смерти!»
«Да, да, тише! Он здесь, чтобы помочь нам, но ты не должна говорить о его присутствии во дворце.» Ужас гнетет мое сердце, потому что эта трепетная маленькая служанка, похоже, не очень-то способна хранить драматические секреты.
«Мне убить ее?» – предлагает Чернобог.
«Боги, нет!»
Он пожимает плечами. «Кажется, ты стремишься сохранить мою личность в тайне, вот и все. А эта, похоже, не одарена самообладанием.»
«Я.… я умею хранить секреты», – задыхается Купава. «Правда, я умею, Ваше Величество, умею!»
«Все в порядке», – успокаиваю я ее. «Не возвращайся на кухню, не в таком состоянии. Иди в свои покои и поспи.»
Чернобог вопросительно смотрит на меня, но ничего не говорит.
«Спасибо, Ваше Величество. Ночной повар говорит, что ему жаль, что еда не очень вкусная», – говорит Купава. «Он сварил большую кастрюлю супа для больных и тех, кто за ними присматривает, так что здесь две миски супа и немного хлеба с вареньем. У нас заканчивается варенье. И мука. И бульон пришлось разбавить водой, но…»
«Пахнет вкусно.» На самом деле, от аромата супа мой пустой желудок сводит судорогой. «Беги. И ничего не говори о том, что ты видела.»
Купава выбегает из комнаты и останавливается в дверях.
«Ваше Благородие», – говорит она Чернобогу испуганным и дрожащим голосом и слегка кланяется.
Он поставил поднос на один из низких столиков в гостиной и с любопытством начал разглядывать еду.
«Я думала, ты убиваешь только тех, кто заслуживает смерти», – говорю я сердито, смотря на него.
«Все люди заслуживают смерти и спешат к ней. Некоторые заслуживают ее больше других. И иногда определенная смерть – это лучший способ обеспечить достижение цели или завоевать уважение. Моя роль – не справедливость в этой жизни, а в царстве Навь.»
«Странный набор правил. Можно сказать, что это оправдания, чтобы ты мог делать все, что захочешь. Как это похоже на бога – использовать огромную власть таким эгоистичным, импульсивным образом.»
«Осторожнее, маленькая Царица. Я могу быть связан твоими целями, но я все равно могу сделать твою жизнь несчастной, если ты проявишь ко мне неуважение. И я могу сделать ее мучительным существованием за пределами могилы.»
«Ты это уже мне упоминал», – сухо говорю я.
Он берет ложку и пробует бульон из одной миски. «Вкусно», – говорит он удивленным тоном.
«Дворцовые повара – лучшие в Ильменском царстве. Даже с меньшим количеством припасов, чем обычно, им удается готовить вкусную еду.»
Мои конечности ослабли от голода, поэтому я падаю на коврик возле стола и начинаю есть, даже не утруждая себя тем, чтобы сесть как следует и держать миску. Я просто оставляю ее на подносе и перекладываю шатающиеся ложки в рот, пока Чернобог наблюдает за мной.
«Тебе следует воспользоваться собственным советом», – говорит он. «Ты продолжаешь говорить всем, что им следует поспать, когда очевидно, что тебе нужен отдых больше, чем любому из них.»
Сначала я думаю, что это довольно мило с его стороны, но затем он говорит, скривив губы. «Люди, такие хрупкие и нуждающиеся. Пленники своих мясистых тел и своих низменных желаний.»
Он откусывает большой кусок мягкого белого хлеба с малиновым вареньем и напевает от восторга, как будто не может сдержать звук.
Мне снова хочется смеяться. Короткий импульс, быстро утонувший в новой волне боли, когда я вспоминаю, как Дана заставила меня сегодня улыбнуться.
Я уже смирилась с потерей Ланы. Я не думала, что потеряю и Дану.
За последние месяцы я поняла, что боль – вещь разноцветная. Иногда она грубая и красная, как воспаленная рана. Иногда она сворачивается, желтая и желчная, в моем желудке или бурлит зеленым ядом через мои зубы. Иногда она твердая и белая, как кость. Чаще всего это бесконечная лужа чернильной грязи, поглощающая меня.
Теперь это похоже на ил, густой, маслянистый и сочащийся, засасывающий меня в забытье.
«Что это?» Чернобог берет что-то с подноса и подносит к своему лицу.
Я выхватываю это у него из руки. «Записка от одного из управляющих дворцом. Должно быть, он прислал ее вместе с едой.»
Отложив ложку, я открываю записку.
«Я так понимаю, плохие новости», – говорит Чернобог.
«Я только сегодня встречалась с Советом по поводу продовольственного кризиса», – бормочу я. «Они хотят снова встретиться со мной завтра утром, по срочному вопросу. Что они вообще хотят обсудить, что не может подождать до нашей запланированной сессии через два дня?»
Меня огорчает записка от Совета. В ней есть что-то слегка обвинительное. Или, может быть, я воображаю себе этот тон. Во время сегодняшнего заседания Совета, я почувствовала враждебную атмосферу, когда меня засыпали множеством вопросов, на которые у меня было мало ответов.
Они знали, что у меня не будет ответов. Члены совета знают, что я рассчитываю на их советы. Однако, сегодня, они сплотились для словесного натиска, против которого у меня не было защиты. Если бы я не была так отвлечена, мысленно планируя призыв Бога Смерти, их атака могла бы ранить сильнее.
Я знаю, что я плохо подготовленный монарх для этого времени кризиса. У меня не было подготовки к таким событиям, только мои собственные поспешные исследования и мой здравый смысл. Не то чтобы любое количество тренировок могло подготовить даже такого опытного человека, как мой отец, к борьбе с этой чумой. Несмотря на все усилия по управлению, болезнь распространилась, как лесной пожар в сухой сезон. Мы мало что можем сделать, кроме как ждать, пока она не пройдет сама собой.
Теперь, когда Чернобог у меня на службе, все изменится. Но я не могу показать его Совету как доказательство своей компетентности. Возникнет слишком много вопросов, слишком много людей захотят использовать его в своих личных целях.
Я не могу представить его как «Бога Смерти». Возможно, я могу использовать ту же ложную предысторию, которую я дала слугам, что он чужеземный лекарь. Но, у членов совета будет больше вопросов. Как он сюда попал? Где его судно и его команда? Какая у него фамилия? Из какого города в Парфии он родом?
Лучше приберечь официальное представление до тех пор, пока я не узнаю, чего они от меня хотят. Возможно, это простой вопрос, легко решаемый.
Но мое сердце говорит мне, что это нечто большее.
Если бы только у меня была Дана, с которой можно было бы поговорить… она всегда давала мне лучшие советы.
Советы милой Ланы обычно заключались в том, чтобы добровольно дать кому-нибудь по лицу от моего имени.
Я с трудом поднимаюсь на ноги, шатаюсь и падаю на ближайший диван. Голова кружится, веки опухли, стали толстыми и тяжелыми.
«Ложись спать, глупая маленькая Царица», – говорит Чернобог.
«Я буду спать здесь.» Я подкладываю подушку под голову и закидываю ноги на диван. «Ты займешь кровать моего отца. Там.» Я неопределенно киваю в сторону спальни, закрывая глаза.
«Я думал, ты готовишь себе свою кровать», – говорит он недовольно.
«Она слишком грязная. Нужна тщательная чистка», – бормочу я. «Иди спать.»
Шаги Чернобога удаляются в сторону большой спальни, но через несколько секунд они возвращаются. А затем он просовывает свои руки под мое тело, подхватывая меня.
Мои глаза распахиваются.
«Убери от меня свои руки, или я позову стражу!»
«В этой кровати достаточно места для нас двоих. Океаны пространства. Ты можешь спать на одной стороне, а я на другой. Ты Царица. Царицы не спят на диванах.»
«Может быть, во время кризиса они так и делают.» Моя щека касается горячей, гладкой кожи его груди, когда он шагает через гостиную. Теперь он вернулся к своему человеческому облику – без рогов и синих глаз, его кожа вновь приняла загорелый оттенок. Черные штаны, которые на нем надеты, предназначены для отдыха – свободные и шелковистые. Я не помню, чтобы мой отец когда-либо носил их. Возможно, это был подарок.
Бог Смерти несет меня в темную спальню, оставляя двери открытыми, чтобы проникало немного света от камина в гостиной. Он сбрасывает меня на покрывала.
Я начинаю подниматься с кровати, но, через секунду, он уже настигает меня, прижимает меня обратно к кровати, его тело твердое и непреклонное над моим.
«Успокойся», – шипит он. «И отдохни, маленькая Царица.»
Мое ноющее тело реагирует внезапно и интуитивно на его вес. Мне нужен этот вес. Мне хочется тяжести, давления твердых мышц, костей и кожи. Я хочу, чтобы он раздавил меня, крепко и твердо удержал меня вместе. Тогда, это могло бы удержать меня от утопления в черной тине моей боли. Я думаю, что он мог бы успокоить трепетную тревогу в моей душе.
Я замираю под ним.
Он также неподвижен, напряжение сковывает его плечи. Я едва могу различить его черты в темноте, но в его глазах есть слабое синее свечение, даже в этой форме.
Его мышцы дергаются, словно он собирается отстраниться от меня.
Я обхватываю его талию руками, чтобы удержать на месте.
Я не знаю, почему. Он – Смерть и божественная магия. Я чувствую его потустороннюю сущность.
Держи меня. Успокой меня, спаси меня.
Мой уставший мозг несет чушь.
«Я не могу понять, хочешь ли ты сразиться со мной, маленькая Царица», – шепчет он, – «или что-то совсем другое.»
Мои руки соскальзывают с его талии. «Ты можешь спать там», – говорю я сухо, указывая на другую сторону кровати.
«Как великодушно с твоей стороны.» Он отстраняется, обходя кровать, с другой стороны.
«И люди спят под одеялом, а не поверх него. Ты ведь знаешь это, не так ли?»
«Есть много вещей, которые я знаю, но еще не испытал на себе. Боги отдыхают, иногда по сто лет или больше, но мы не спим, как люди. Хотя я сейчас чувствую себя немного тяжело в голове, как будто я немного волочусь, и было бы приятно лечь.»
«Ты устал.» Я ерзаю под одеялами и простынями. Их поменяли сразу после смерти Дамира, и, с тех пор, к ним никто не прикасался. Они немного пахнут затхлостью, но они чистые, и, на данный момент, я бы спала на голом деревянном полу, если бы пришлось.
Спать в этой кровати тоже больно, но я едва это чувствую. Просто еще одно ведро в мое море агонии.
Тишина, гнетущая, как смерть, опускается на комнату. Я не хочу засыпать, не тогда, когда я делю кровать с Богом Смерти, но мое тело не дает мне выбора.
«Не трогай меня», – бормочу я, уплывая прочь.
«Не бойся этого. Но ты не дай мне проснуться от твоих червивых человеческих конечностей, извивающихся вокруг меня. Я знаю, что моя красота неотразима, но, на самом деле, ты должна постараться не поддаваться ей.»
«Боги, заткнись уже», – стону я, поворачиваясь к нему спиной.
А потом я скатываюсь по черному склону, по наклонной скале, настолько крутой, что я не могу остановить свою ужасающую скорость. Меня отбрасывает с края во тьму, кружа в пустоте, где из темноты мне подмигивают выпученные больные глаза, а потрескавшиеся губы открываются широко, нарушая тишину подавленными криками, изрыгая на меня шершавых ползущих тварей, и я кричу, размахивая руками.
Мои руки касаются твердой плоти. Пальцы сжимают мои запястья.
«Тише. Это кошмар, ты просто спишь», – говорит мне тихий голос.
Но я не знаю этот голос. Я слепа, потеряна в темноте, чешуйчатые ноги извиваются по моему телу. Я снова кричу, и когда чья-то рука нажимает мне на рот, я кусаю, сильно.
О проекте
О подписке