Она бросает на меня быстрый взгляд искоса. «То, как вы с ним разговариваете…, и вы ударили его по лицу! Он выглядел таким злым, я думала, он убьет вас за это. Моя госпожа, пожалуйста, пожалуйста, будьте осторожны. Вы нам нужны. Если с вам что-нибудь случится…»
«Тогда Совет назначит нового правителя», – уверяю я ее и почти добавляю, что, возможно, более опытного, чем я. Но я не говорю этого вслух. Царица не должна высказывать свои сомнения тем, кто на нее полагается.
«Я буду осторожна», – говорю я. «Но я должна снова попросить тебя сохранить это в тайне, Алена. Никто не должен знать, кто он на самом деле. Если кто спросит, то это лекарь из чужой страны, который услышал о нашем тяжелом положении и приехал нам помочь. Давай назовем его Дариусом. Скажем, он родом из…»
Я напрягаю мозг, пытаясь вспомнить какую-то далекую страну, о которой мы мало что знаем, какое-то темное место с магией. «Парфия. Да, так и будет. Дариус из Парфии.»
«Да, Ваше Величество.» Алена немного спотыкается, и я читаю в ее опущенных плечах ту же усталость, которую чувствую и я.
«Иди в свои покои и поспи немного», – говорю я ей.
«Но ваша кровать, Ваше Величество, я не знаю, менял ли кто-нибудь постельное белье, с тех пор, как там покоилась госпожа Лана. Я уверена, простыни грязные. Я проверю, и …»
«Иди спать», – решительно говорю я. «Я могу сама сменить себе простыни на этот раз. Иди, сейчас же. Твоя Царица приказывает тебе отдохнуть. А вы двое…» – я повышаю голос, обращаясь к своим стражникам. «Найдите еще пару стражников, чтобы сегодня ночью присматривали за моей комнатой. Вы и так достаточно потрудились сегодня. Если кто-нибудь спросит вас двоих, куда мы ездили сегодня днем, вы помогали мне привезти нового лекаря, Дария из Парфии.»
«Кого?» – тупо говорит один из стражников.
Другой стражник бьет своего товарища по плечу и кивает в сторону Бога Смерти, который остановился и стоит, скрестив руки, сердито глядя на нас всех.
«Аааа», – медленно говорит первый стражник, и в его глазах просыпается понимание. «Дариус из Парфии. Новый особый лекарь. Верно.» Он мудро кивает.
«Идите, тогда», – призываю я их. «Всем спать, и пришлите мне пару новых стражников.»
Каждый из них слегка кланяется мне, прежде чем направиться в коридор. Я прохожу мимо Чернобога и поворачиваю налево, приложив обе ладони к богато украшенным позолоченным дверям царских покоев.
Мои родители делили эту спальню. Также, у них были отдельные спальни, потому что мой отец спал беспокойно, а мама предпочитала свое собственное пространство. Их брак был счастливым, сотканным из взаимного уважения и страсти, которую они ради приличия подавляли на публике.
Их отсутствие вызывает во мне сильную печаль каждый раз, когда я вхожу в эти комнаты.
Когда я стала Царицей, я хотела остаться в своей старой комнате, но Совет настоял, что эти покои безопаснее. Из них есть два пути эвакуации, а стены и двери укреплены от землетрясений, взрывов и подобных опасностей.
Главный вход в покои открывается в просторную гостиную с кирпичным камином, в котором мерцает унылое и низкое пламя. Широкий белый мраморный очаг усеян пеплом.
Диваны и кресла в гостиной обтянуты красным бархатом, украшены подушками с цветочной вышивкой золотого оттенка. Огромные урны из белого мрамора раньше вмещали изобилие сезонных цветов, но теперь они пусты. Просто не хватает слуг, чтобы обеспечить все маленькие прелести царской жизни.
Полоски позолоченной отделки разделяют кремовые панели стен гостиной. На некоторых панелях крошечные картины изображают сцены из нашей истории – сражения, договоры, романтические отношения, смерти.
Справа от меня находится комната моей матери, где я сплю, где Лана боролась с пытками своей болезни. Слева от меня комната моего отца, закрытая и затемненная. Не используется. Обе спальни также имеют отдельные двери, ведущие в коридор.
Справа от камина есть еще одна дверь, ведущая в огромную купальню. Она зовет меня, но я не уверена, что система нагрева воды во дворце уже отремонтирована. Вот уже как два месяца система неисправна.
Я останавливаюсь в центре комнаты, глядя на простор бархатных диванов и маленьких расписных столиков. Такой маленький огонь для такого огромного пространства. Кажется, он больше охлаждает комнату, чем согревает ее.
Мне нужно попросить еще дров для камина. Мне нужно снять постельное белье, на котором спала Лана, и постелить свежее постельное белье. Мне нужно снять заляпанные кровью ботинки и одежду.
Мне нужно подготовить комнату на ночь для повелителя мертвых.
Мне нужно что-нибудь съесть.
Мне нужно смыть кровь Даны с волос.
Мне нужно смыть кровь Даны с волос.
Мне нужно… о, Боги, кровь Даны…, Дана….
Моя Дана, моя Лана.
Никого не осталось, все мертвы.
Крик, который нарастал в моей душе, снова нарастает в моей груди, выпирает из грудной клетки, расширяется в моем горле.
Я почти не знаю и не обращаю внимания на то, что Чернобог стоит позади меня, что он закрыл двери в покои, что он бормочет что-то саркастическое по поводу обстановки в комнате.
Я достигла предела. Я сейчас лопну.
Только не перед ним.
Зажав рот рукой, я швыряю книгу обрядов на диван и бегу в купальню.
Я падаю на колени и меня тошнит в белый мраморный туалет на полу. В животе пусто, но мое тело выплевывает то немногое количество желчи, что есть.
Содрогаясь, рыдая, я вытираю кислую слизь с губ тыльной стороной запястья. Я распадаюсь на части, я развалюсь на куски от ярости хриплых рыданий, вырывающихся из моей груди.
Я подползаю к краю затопленной мраморной ванны. Дотягиваюсь дрожащими пальцами и поворачиваю рычаги. Вода журчит, и она горячая, слава богам.
Мне нужно смыть кровь. Я не могу думать ни о чем другом.
Я лихорадочно срываю с себя теплую меховую накидку, затем платье, ботинки, толстые чулки, сорочку, нижнее белье. Моя грудь болит от силы моего горя, и я все еще хочу кричать, и все еще не кричу.
Я не могу, пока еще нет.
Подтянув колени к груди, обнаженная, дрожащая на краю ванны, я жду, пока вода поднимется немного выше. Дыхание застревает в моих легких, крошечные глотки, мгновенно извергаемые длинными гортанными стонами, ужасными звуками, которые я не могу остановить, потому что Даны…, потому что Ланы…моих родных подруг больше нет.
Скрип шагов в дверях ванной заставляет меня резко обернуться.
Чернобог неторопливо входит в купальню.
«Что ты здесь делаешь?» – кричу я, вытирая мокрый нос.
«Я думал, ты умираешь. Думал, что смогу насладиться зрелищем твоей кончины.»
«Иди к черту», – выдавливаю я срывающимся вздохом. «Убирайся!»
«Почему?»
«Потому что я голая.»
«Все входят в мое царство голыми», – небрежно говорит он. «Поверьте мне, я видел всевозможные вариации смертной формы.»
«Уходи. Прочь.»
«Как я уже говорил, я не подчиняюсь твоим приказам, маленькая Царица. Ты оставила дверь открытой. Если ты хотела уединения, тебе следовало ее закрыть.» Он идет через купальню, проводя кончиками пальцев по мраморным столешницам, поглаживая бронзовые ручки кранов в раковине, поглаживая края настенной плитки. Когда он подходит к корзине с душистым мылом и подносит одно к носу, его глаза расширяются.
«Мое Горнило Душ», – бормочет он. «Это чертовски вкусно пахнет.»
Он снова вдыхает, затем берет еще один кусок мыла. Его темные ресницы закрываются. «Звезды небесные, что это?»
Я почему-то перестала плакать. Яростное раздражение временно вытеснило мое горе. «Это мыло», – говорю я с раздражением. «Ты моешься им, когда купаешься, и потом пахнешь им.»
«Мыться, да…да, я знаю, что это такое.» Его жадный взгляд останавливается на ванне и журчащем кране. «Я никогда этого не делал. Никогда не было необходимости. Боги никогда не бывают грязными. Ну… некоторые боги любят пачкаться. Но мне нравится запах смерти, понимаешь. Запах гнили и костей, болезни и разложения. По крайней мере… я думал, что мне это нравится. У этого тела, похоже, другие идеи.» Он нюхает третий кусок мыла.
«Вся Навь пахнет отвратительно?» – спрашиваю я. «Я думала, что некоторые его части приятные. Мирные.» Нужда терзает мою душу, я должна знать, что мои подруги и родные будут счастливы в загробной жизни.
«Конечно», – отвечает Чернобог. «Я живу недалеко от входа в Навь, в том месте, которая поглощает часть запаха и разложения, которые души приносят с собой из моментов своей смерти. Но некоторые части моего царства довольно красивы.
Никаких болезней, вечная молодость, обильная еда и удовольствия – эти наслаждения принадлежат душам достойных. Чем более несправедливым или жестоким человек был при жизни, тем меньше удовольствия он получает после смерти. И некоторые души заслуживают боли и возмездия, а не только лишений. Для них есть отдельное место.»
«И ты решаешь все это. Кто получит загробную жизнь, а кто будет наказан?»
«Это то, для чего я был создан. Чтобы обеспечить равновесие и справедливость.»
Все еще держа кусок мыла, он смотрит на меня. На этот раз, это не беглый взгляд, как когда он вошел в купальню, а долгий, аналитический взгляд, который заставляет меня краснеть.
Поскольку мои ноги поджаты к подбородку, он не может видеть некоторые части моего тела. Но яркий свет в его глазах дает понять, что я, каким-то образом, на него влияю. Кажется, он ненавидит то, что видит. Он грозно хмурится. Свирепо глядя на меня, он подносит мыло к носу и долго вдыхает. Его хмурое выражение тут же разглаживается.
Бог Смерти, умиротворенный ароматом мыла.
Истерический смех вырывается из моего горла, и я закрываю рот, пытаясь сдержать его. Но я уже неудержимо смеюсь и снова рыдаю – сопли, слезы, смех и жалость. Вместо того, чтобы сесть на краю ванны и попытаться справиться со своими эмоциями, я бросаюсь в воду лицом вниз.
И под водой я кричу.
О проекте
О подписке