– Молодой человек. Дело не в месте, а в голове, которое это место занимает, − твердо отказал тот с ироничной улыбкой. – Работайте! И если чего-то Вы стоите, то сможете сделать открытие буквально на пустом месте. Повторяю, все дело в голове.

Уязвленный молодой элл еще с большим рвением принялся изучать слабое взаимодействие, пытаясь найти хоть какую-нибудь слабину в существующей Единой теории поля, а затем эту слабину превратить в огромную дыру. А что может вылезти из этой дыры, его особенно не волновало. Хоть сам дьявол! Так даже лучше. Будет что изучать! Дьявол и вылез…

Кряхтя и постанывая, молодой человек поднялся на ноги.

«Вперед! Я должен рассказать. Я должен предупредить! Иначе вскоре все эллы будут рабами у этих лоонов. У, ненавижу!» − и вновь, отталкиваясь от зыбкого песка, Гарди Ноон побежал вперед.

Черный небосвод раскинулся над ним, сияя тысячами ярких точек. Слева, заливая все вокруг бледно красным светом, висел огромный Орхор – спутник планеты. Точно в его центре располагалось темное пятно – огромный кратер от упавшего миллионы лет назад астероида. Выглядело это довольно мрачно. Словно огромный красный глаз, не моргая, смотрел с гигантской высоты на людей. Правда, из-за взаимного вращения планеты и ее спутника и их совместного перемещения вокруг звезды Конне, такая картинка – полная «луна» с огромной черной точкой посередине наблюдалась в общей сложности всего пару дней в году.

«Древние верили, что когда виден полностью диск Орхора со «зрачком» посередине, то это самое опасное время. Из земли появляются всякие фантастические твари и пожирают людей. Черт! Что не говори, удачно я выбрал время побега, − жадно хватая воздух ртом, Ноон упрямо бежал вперед. – Все это глупые поверья неграмотных людей, веривших во всякую чушь. А вот лооны – это не чушь!»

Тот день, когда дьявол вылез, точнее, когда он зашевелился за, казалось бы, железобетонной стеной Единой теории поля, Гарди Ноон помнил отчетливо. Конечно, он тогда не знал, что это, действительно дьявол. Тогда элл просто смотрел на компьютере обработанные результаты двухмесячной кропотливой работы. Смотрел и не верил своим глазам. Он еще раз запустил обработку результатов и вновь через два часа бесстрастный электронный мозг показал тот же результат – статистическая погрешность экспериментов по изучению слабого взаимодействия очарованных кварков, которые четыре года назад проводились в Лаборатории, составляла двадцать пять тысячных процента. Но максимальная инструментальная погрешность тогда составляла всего двадцать три тысячных процента! Гарди Ноон ее скрупулезно пересчитал, учтя все, даже прецессионное влияние Орхора. Так откуда вылезли эта разность в две тысячных процента? Получается, что во время распада очарованных кварков на них действовал еще одна неизвестная сила? Очень ничтожная даже по сравнению со слабым взаимодействием, но она была. Была!

Еще неделю Гарди Ноон лихорадочно проверял свои расчеты. Нет, ошибки не было. Какой-то неизвестный фактор, действовавший на элементарные частицы, был.

«Говорите, все зависит от головы? Правильно! Теперь я вам докажу, какая у меня голова! − и хотя мысленно говоря «вам», молодой элл представлял перед собой моложавое лицо с крупным носом и толстыми губами профессора Розеншази, подразумевал он всех лоонов. – Такие умные, а такое проморгали!»

Как он был наивен тогда! А за наивность надо расплачиваться и иногда платить за это очень дорогую цену.

«Ничего они не проморгали. Лооны отлично знали об этих двух тысячных процента. И знали, чем они вызваны. Но они же не идиоты говорить об этом! Но теперь знаю и я! И я, элл, не идиот, чтобы об этом молчать!» − Гарди Ноон даже махнул рукой, сжатой в кулак, словно ударяя какого-то невидимого врага.

К сожалению, при этом он ослабил внимание за поверхностью, по которой бежал. И тут же за это поплатился. Его правая нога зацепила очередной валун, а левая соскользнула в небольшую ямку. И мгновенно элл упал лицом в песок.

Мариус Розеншази задумчиво посмотрел на Ноона, когда тот рассказал ему о своих результатах.

– Да, молодой человек, похоже, я вас недооценивал, − задумчиво произнес он. – Что ж, придется внести необходимые коррективы.

О том, что это за коррективы, Гарди Ноон узнал буквально через две недели. Его перевели работать в филиал Лаборатории, находящийся на другом континенте планеты, в самом центре пустынной местности, усеянной валунами, и где единственной растительностью был стелющийся по земле колючий кустарник. От ближайшего города до этого филиала института была более трехсот километров. Пару столетий назад здесь проектировали и испытывали первые атомные, а затем и термоядерные бомбы. Тогда в документации он назывался объект «А» и о нем знал лишь узкий круг посвященных. Но когда произошло объединение государств в единое Содружество, необходимость в строгой секретности этого объекта отпала. И удаленность от цивилизации, которая ранее была преимуществом, стала существенным недостатком. Крупные ученые, все сплошь лооны, под разными предлогами стали покидать объект «А», обосновываясь в более комфортных местах. Последний всплеск славы бывшего объекта «А», ставшего филиалом Лаборатории Актуальных Физических Проблем, пришелся на то время, когда эллы, под неизменным руководством лоонов стали штурмовать Единую теорию поля и на ее основе создавать гиперпространственный звездолет. Здесь, учитывая наличие еще не успевшего полностью разбежаться научного потенциала, решено было спроектировать ядерный лазер накачки, при помощи которого запускался гиперпространственный двигатель.

Лазер создали, успешно испытали и для бывшего объекта «А» наступило почти полное забвение. Его даже перестали использовать как испытательный полигон для экспериментов с большим энерговыделением. Их стали проводить либо в Космосе, либо на необитаемых планетах или их спутниках, коих с появлением гиперпространственных звездолетов, у эллов появилось множество.

Постепенно здесь осталось примерно сорок научных сотрудников, которые занимались изучением проблемы электромагнитного загрязнения окружающей среды.

– Я уверен, что эти две тысячных процента были вызваны влиянием на приборы и сами элементарные частицы неучтенных электромагнитных полей, − сказал Мариус Розеншази, когда вручал Ноону направление на новую работу. − Вот вы ими и займетесь, − мясистые губы уже бывшего руководителя Гарди чуть дрогнули в улыбке.

«Ну, ничего. Я тебе еще вспомню эту улыбку, лоонов. Ой, вспомню. Губы свои жирные сам же и сжуешь! – молодой элл вновь возобновил свой бег.

– Электромагнитное загрязнение так электромагнитное загрязнение, − сказал тогда Гарди Ноон, подлетая на флайере к своему новому месту работы. – Ничего, я и здесь что-нибудь обязательно раскопаю.

И он действительно раскопал! Тем более, что примерно знал, где копать. Ведь и слабое, и электромагнитное взаимодействие – это разные проявления одного, электрослабого взаимодействия. Гарди Ноон пошел проторенной дорогой и стал анализировать все эксперименты с электромагнитным излучением, которые проводились в этом филиале института в последнее время. И своих двух тысячных процента не обнаружил. Суммарная погрешность всех экспериментов не превышала возможной максимальной инструментальной ошибки.

Но молодой человек не сдался. Он проанализировал погрешность в каждом эксперименте. И в двух из них упрямый элл обнаружил таки свои две тысячных процента!

«А почему только в двух? Чем эти два эксперимента принципиально отличались от остальных?» − и вновь молодой человек скармливал своему компьютеру терабайты информации, пытаясь разгадать эту загадку. Но день проходил за днем, а ответа все не было и не было.

Решение, как часто это бывает, пришло неожиданно и оказалось, с одной стороны, очень простым, а с другой – просто ошеломительным. Отбросив после тщательного анализа множества гипотез, молодой элл, наконец, задал себе правильный вопрос: «Чем эксперименты в Лаборатории Актуальных Физических Проблем, расположенной на одном материке планеты, принципиально отличаются от экспериментов, проведенных в его филиале, расположенном на другом материке той же планеты?

Гарди Ноон даже остановился, вспоминая ту волнующую минуту. Он тогда также стоял. Только в своем кабинете около окна и смотрел на выжженную, практически безжизненную местность, раскинувшуюся на сотни километров вокруг. Смотрел, еще не понимая, что смотрит на ответ к своей головоломке.

Еще раз, судорожно втянув в себя воздух, элл, тяжело ступая, пошел вперед. Бежать уже сил не было.

«Ничего. Шоссе скоро. Осталось километров пять. Не больше, − мысли в голове Гарди, изнемогающего от непривычной большой физической нагрузки, были такими же тяжелыми и короткими, как и его шаги.

Это тогда, два месяца назад, его мозг мог дать фору любому компьютеру. Никакая электроника не могла так быстро решить эту блестящую трехходовку: глухая безжизненная местность – мало комфорта и благ цивилизации – отсутствие лоонов.

«Все правильно! – Гарди Ноон тогда в возбуждении даже подпрыгнул на месте. – Эксперименты по изучению слабого взаимодействия ВСЕГДА происходили при непосредственном участии лоонов. Исследовать же электромагнитное загрязнение неинтересно, не престижно, да еще и в такой дыре, как этот филиал института. А почему тогда в двух экспериментах все же было отклонение»? – с колотящимся, как сейчас, после утомительного кросса по очень пересеченной местности, сердцем элл подбежал к компьютеру. Пританцовывая, он с минуту поколдовал над клавиатурой. И, наконец, электронный помощник человека, молниеносно связавшись с центральным сервером филиала Лаборатории, показал необходимый файл.

«Все правильно. В этих двух экспериментах лооны участвовали. Обычные инспекторские приезды – что тут эти эллы без нас творят», − Ноон рухнул в кресло, чтобы все хорошенько обдумать. Слишком ошеломительной оказалась разгадка. Сел и тут же был выброшен из него огромной дозой адреналина, поступившей в его кровь, лишь только мозг осознал полученную информацию.

«Получается, что лооны могут каким-то образом влиять на фундаментальные природные взаимодействия! Причем это влияние осуществляется даже без их воли. Иначе, зачем это было демонстрировать в этой дыре в неинтересных и малозначащих экспериментах? Но… − возбуждение Ноона тогда было так велико, что он стал метаться по своему кабинету, чтобы хоть как-то выплеснуть клокотавшую в нем энергию. С грохотом опрокинулось кресло, пару раз глухо прогудел стол, получив сильные удары кулаком по своей крышке. – Но получается, что лооны могут влиять и на людей! Они тоже состоят из тех же атомов, в которых происходят те же взаимодействия. А если они могут этим процессом управлять?! – элл замер, как вкопанный. – А управлять, это значит командовать! Командовать волей людей, то есть нас, эллов. Заставлять нас делать то, что хотят лооны, а не мы сами…»

– Но тогда всю нашу историю эллов после контакта с лонами надо переписать. Ведь многие события в ней фактически были инициированы лонами! – выкрикнул Гарди. Неожиданно по телу обездвиживающе разлилась слабость. Его взгляд скользнул по валяющемуся креслу. И он просто сел на пол. – Надо, чтобы эллы об этом обязательно узнали. Надо, чтобы эллы об этом обязательно узнали», − повторял Ноон словно заклинание.

Постепенно он стал успокаиваться. Появились конструктивные мысли относительно его дальнейших шагов.

«Первое – ни в коем случае никому здесь не говорить о своем открытии. Наверняка, здесь есть у лоонов свои глаза и уши. Второе – под каким-нибудь нейтральным предлогом выбраться в город. Да хотя бы просто всем сказать, что захотел поразвлечься. Третье – в городе явиться в полицию и потребовать связи с высшим руководством страны. Ерунда! Так тебе и дали связь. Примут просто за сумасшедшего. И где гарантия, что в этой дыре полиция не находится под влиянием лоонов? После моего открытия уже ни во что нельзя верить. Так что же делать?» − Гарди Ноон еще долго сидел на полу, перебирая различные варианты, пытаясь отыскать наилучший или хотя бы приемлемый. Наилучший – это значит гарантированно донести информацию, которой он обладал до Президента Федерации и при этом уцелеть самому. Приемлемый – это только выполнить первое условие.

Наконец, после часового раздумья элл смог выработать план действий. Еще один час ушел, чтобы сделать необходимые приготовления к этому плану.

«Все, завтра утром начинаю», − подумал тогда он.

Но утром все пошло кувырком, совсем не так, как представлял Гарди Ноон. Едва элл вышел из своей квартиры, расположенной тут же на территории института, как услышал близкий рокот мощного двигателя. Ярко освещенный лучами солнца на посадку заходил большой транспортный флайер с государственными гербами по бокам.

«Неужели лооны?» − от нехорошего предчувствия ноги сделались ватными.

Ноон угадал. Первым, кого он увидел в открывшемся проеме летательного аппарата, был Мариус Розеншази. За ним по трапу спустились еще трое сотрудников Института – все лооны.

Тем временем к растерявшемуся Гарди подошел его бывший руководитель.

– Здравствуйте, Ноон. Вот решили неожиданно проверить, что вы тут делаете, − мясистые губы лоона раздвинулись в доброжелательной улыбке. Так что хочешь – не хочешь, а гостей принимать придется.

«Ну, конечно, инспекционная проверка! − Гарди ухватился за эту мысль, как тонущий хватается за соломинку. – Это просто совпадение. Кстати, я смогу еще раз проверить свою гипотезу. Лооны же наверняка будут присутствовать при каком-нибудь эксперименте».

День прошел спокойно. Мариус Розеншази и его коллеги знакомились с документацией и осмотрели строящуюся установку для измерения параметров сетки Арзеншази – пересекающихся силовых линий суммарного электромагнитного поля планеты, космического излучения и искусственных излучающих устройств.

К большому разочарованию Гарди Ноона, ни в каких экспериментах лооны не участвовали.

«Все равно проверю. Главное, что они оказались здесь».

К концу дня, как водится, инспектора-лооны были приглашены на ужин, который наспех организовали в столовой филиала. Но поучаствовать в общем пиршестве Ноону не удалось. Перед самым ужином, когда все рассаживались за столы, к нему неожиданно подошел Мариус Розеншази.

– Я ознакомился с Вашей последней работой, Ноон.

У Гарди словно что-то оборвалось внутри и он как загипнотизированный смотрел на мясистые губы лоона, фактически выносящие ему приговор.

– Вы и здесь сумели получить очень интересные результаты и, судя по запрашиваемой вами в архиве последней информации, даже поняли причину наблюдаемого вами явления.

«Они все знают! И они, наверняка, следили за мной. Какой же я идиот! Ведь это так легко – отследить, какие файлы я запрашивал на сервере. Идиот!»

Гарди Ноон беспомощно оглянулся. Эллы и лооны рассаживались по своим местам, разговаривали и шутили. В помещение стоял приглушенный шум, издаваемый несколькими десятками людей. И никто не смотрел в их сторону. Никто! Ни один человек! Словно их и не было в столовой.

«Все они за одно! − мысль обожгла молодого элла. − И лооны все это время играли со мной как кот с мышкой».

– И сегодня, за этим великолепным столом я обязательно подниму тост за молодого и очень умного элла, за Гарди Ноона! − Мариус Розеншази продолжал улыбаться, словно не замечая растерянности своего собеседника.

«Бежать! Бежать немедленно! Меня просто отравят здесь. И все! И никто ничего не узнает, − мысли в голове Гарди неслись вскачь, обгоняя друг друга. – Хорошо, что охраны здесь давно нет. А может на флайере рвануть? Час лета до города».

– Вам плохо? − донесся до него участливый голос лоона.

– Немного голова разболелась. Вы меня извините, господин Розеншази. Я наверное пойду прилягу. Не хочу своим кислым видом портить вам ужин.

«Нет, на флайере нельзя. Этот вариант легко просчитывается. А потом все спишут на авиакатастрофу. Надо просто бежать через пустыню. В двадцати километрах отсюда проходит трансконтинентальный хайвэй. Пешком за ночь можно добраться», − приняв решение, Ноон немного успокоился.

– Конечно, конечно! − Мариус Розеншази почти смеялся, – жаль только, что вы не выслушаете мой тост.

– Вы мне уже сказали, этого достаточно. Я польщен, − элл вымученно улыбнулся.

– Нет, я имел в виду другой тост.

– Какой?

– Докапываясь до истины, ты обязательно роешь кому-нибудь яму, − запомни это мой юный гений. – И в этой яме можно и остаться.

«Не останусь! – пошатываясь, спотыкаясь на каждом шаге, Гарди Ноон упорно продвигался вперед. – На карачках буду лезть, ползти буду, но до города доберусь. И тогда держитесь лооны. У, ненавижу!»

Какой-то неясный шум, раздавшийся впереди, заставил элла буквально окаменеть.

«Неужели»! – боясь ошибиться, Ноон с надеждой вслушивался, от волнения, до боли закусив губу.

И вновь раздался звук, который трудно было спутать – звук проносящегося впереди автомобиля. Судя по силе звука, шоссе было в километре, не больше. А значит, есть подняться на этот небольшой холмик впереди, он это шоссе увидит!

– Я дошел, дошел! – хрипло шептал элл. – Я все правильно продумал! Приятных снов, Мариус Розеншази!

Выйдя со столовой после разговора с лооном, Гарди Ноон еле сдерживал шаг, чтобы не побежать к себе в квартиру. Едва закрыв за собой дверь, он схватил в руки свой коммуникатор. Пальцы лихорадочно заскользили по экрану.

– Черт! Связь отключена!

Отбросив коммуникатор, элл стал быстро собираться. Надел брюки и куртку из прочного полимера, хорошо отражающего тепло. На ноги обул специальные туристические ботинки.

«Так, теперь бутылку с водой, фонарь, кредитку… пожалуй, все», − мужчина огляделся. Вновь схватил коммуникатор и несколько секунд совершил с ним какие-то манипуляции.

– Перекрыли связь? Еще посмотрим, кто хитрее, − сунув средство связи в карман, Гарди взглянул на часы.

«Через час начнет темнеть, а через два в пустыне будет темно. Только свет от Орхона», − элл лег на диван, – теперь отдыхать».

Через два часа Гарди Ноон уже быстро шагал от дома, где жили сотрудники института в сторону красиво блестевших в свете уличного освещения ангаров. Не доходя метров ста до них, он резко свернул вправо, пересек дорогу, перепрыгнул через бордюр и стал карабкаться на довольно крутой склон, усаженный низкорослыми деревьями и кустарником. Где-то вдалеке играла музыка, да под ногами тихо журчала вода, подаваемая сюда для полива растительности. Гарди Ноон отлично знал, что спустившись с этого склона с другой стороны, он выйдет на остатки трехметрового забора, сооруженного еще в те времена, когда здесь возводили объект «А». С тех пор прошло много времени. Забор обветшал, кое-где в нем появились проломы. А никакой сигнализации здесь уже не было почти полвека. И через полчаса элл Гарди Ноон уже быстрым шагом удалялся от института. Вскоре он перешел на бег. А около дома, где он жил, под кустом, осторожно прикрытый декоративным валуном, в пластиковом герметичном пакете лежал его коммуникатор. Благодаря особой структуре пластика, такой пакет имел свойство термоса, долго сохранявшего внутри себя тепло или холод. В них эллы на пикниках, да и дома часто хранили еду. Коммуникатор был выключен, точнее в нем бодрствовала всего одна программа – включить устройство в заданное время.

Гарди Ноон взглянул на часы. До рассвета оставалось еще два часа.

«Неплохо, за семь часов преодолел двадцать километров. Ну, почти преодолел», − шатаясь, он еще сделал несколько шагов и оказался на вершины холма. Внизу, в пятистах метрах от него, красиво отсвечивая в красноватом свете Орхона, лежал скоростной хайвэй, соединивший западное и восточное побережье континента.