12

Та, кого куры считали живым воплощением богини Лаумы, поклявшейся мстить людям и богам за то, что ее когда-то обошли вниманием в пользу Лаймы, купалась. Вода была теплой и розовой от заходящего солнца. Тюлени, подныривая, игриво и нежно касались гладкой холодной шкурой живота и ног вайделотки, а стая лебедей, почтительно выгнув шеи, следила за тем, чтобы покой этой женщины не нарушили невзначай крикливые чайки или беспокойные нырки.

Вайделотка вышла на берег, откинула назад длинные волосы и подставила мягким лучам усталого солнца высушить капли влаги с сильного загорелого тела. Грудь ее была круглой и упругой с крепкими, как у девственницы, сосками. Живот без единой складки обтягивала тугая кожа. Тонкие ноги стояли на песке уверенно и надежно. Лебеди смущенно потупились, склонив к воде носатые головы, а бесстыжие тюлени поползли на пляж, лаская глазами свое божество. Совершенство ее тела было достойно их восхищения, и им не было дела до того, что ее густые волосы седы, лицо с жесткой линией рта не дает представления о возрасте, а полуприкрытые глаза стального цвета холодные, как у волчицы.

Тюлени любили вайделотку, и несколько из них уже поднесли к ее ногам крупных жирных лососей. Вожак стада – большой светло-серый самец, подобрался особенно близко и, задрав голову, потерся короткой щетиной морды об ее бедро. Вайделотка улыбнулась, села на песок и похлопала вожака по загривку. Он замурлыкал и попытался положить голову ей на колени. Но женщина вдруг оттолкнула его. Тюлени насторожились и, приподнимаясь на передних ластах, беспокойно завертели головами. Пляж был пуст, если не считать одинокого кабана, бродившего вдоль линии прибоя. Однако вайделотка нахмурилась, собрала рыбу, нанизав ее на прут, подхватила одежду и быстрым шагом направилась в дюны. Обеспокоенные тюлени дружно и шумно стали шлепаться в воду и отплывать от берега.

13

В овраге, зажатом двумя высокими насупленными дюнами, грозившими вот-вот проглотить истончившуюся полоску рощи и ручей, протекавший по дну расщелины в самом мрачном и холодном ее месте, они, наконец, нашли то, что искали. Дилинг знал, какие шторма бывают осенью на косе, и его удивила ветхость жилища. На курский манер, оно было укрыто звериными шкурами, но его каркас составляли хлипкие жерди. Он окликнул хозяйку и, когда не получил ответа, заглянул в хижину. Из нее пряно пахнуло отваром трав. Глинобитный пол был чисто выметен. В очаге, обложенном валунами, тлели угли, не давая остыть висевшему над ними горшку. Стены были увешаны пучками травы и мешочками, в каких вайделоты держат снадобья. В самом высоком месте кровли, под аккодисом³⁶, охрой были начертаны несколько рун. Ничего необычного или особенного, что давало бы повод отличить это жилье от хижин других вайделотов и бояться ее хозяйки так, как боялись куры, не было. Правда, у дальней стены на плоском камне, напоминавшем жертвенник, лежал гладко отполированный странно мерцающий янтарный шар размером с детскую голову. Дилинг даже хотел зайти, чтобы разглядеть шар – он никогда не видел таких крупных чистых кусков – но не решился. Дилинг с детства, как и все пруссы, старался держаться подальше и от вайделотов, и от их берлог.

– Никого нет, – сказал он.

– Она где-то близко, – сказал Тороп. – Идет сюда.

Дилинг напряг слух, но ничего не услышал. А из-за деревьев действительно вышла высокая, прямая и тощая, как посох в ее руке, старуха в длинном, до земли, кое-как залатанном балахоне из грубой шерсти. Всклокоченные седые волосы ее были мокрыми, а лососи, которых она несла нанизанными на прут, дергались и били хвостами.

– Удачная рыбалка! – дружелюбно приветствовал старуху Дилинг.

Не обращая на него внимания, она прошла в хижину.

– Это тебя куры считают Лаумой? – спросил Дилинг у закрывшегося за ней полога.

Ему никто не ответил.

– Почтенная! – крикнул Дилинг. – Мы пришли к тебе с миром, что же ты нам не отвечаешь?

Шкуры на входе раздвинулись, оттуда высунулась сухая коричневая рука, и в лицо Дилингу полетела змея. Это было так неожиданно, что Дилинг едва успел выхватить меч и разрубить ее. В следующий момент из хижины показалась косматая голова, бросила взгляд холодных бесцветных глаз на извивавшиеся в траве половинки гадюки, потом на Дилинга.

Тот был в бешенстве, но сдерживался.

– Так-то ты встречаешь гостей…– сказал он.

Старуха кивнула и швырнула в него две гадюки. Одну Дилинг разрубил, но вторую не успел перехватить. Ее достал Тороп. Два раза свистнул в воздухе клинок его меча, и змея развалилась на куски чуть ли не над самой головой Дилинга.

Пока он решал: стоит ли дальше сдерживаться или сразу отрубить ведьме голову? – та двинулась к Торопу, с явным интересом вглядываясь ему в глаза. Подойдя вплотную, она повела рукой перед его лицом и, убедившись в том, что он слеп, спросила:

– Давно это у тебя?

Голос ее оказался неожиданно низким и хрипловатым.

– Недавно, – ответил Тороп.

– Мы из-за этого к тебе и пришли, – начал Дилинг.

– Ты говоришь не так, как наши витинги, и не так, как ляхи. Кто ты, чужеземец? – спросила старуха, не обращая внимания на Дилинга.

– Вы называете нас рутенами.

– Это заклятие, – сказал Дилинг. – Его наложил вайделот склавинов.

– Пусть он его и снимет.

– Он уже в краю предков.

– И кто же его туда проводил? – спросила вайделотка, по-прежнему вглядываясь в Торопа.

– Не ты ли?

– Я его никуда не провожал, – сказал Тороп. – Я просто перерезал ему шею.

Вайделотка вдруг ткнула корявым пальцем Торопу в грудь:

– У тебя здесь крест?

– Да, – ответил Тороп, невольно отступая на шаг.

– И ты посмел с этим прийти ко мне?

– Больше нам идти не к кому, – сказал Дилинг. – Крива ловит нас по всей Ульмигании.

Милдена взяла его за руку:

– Оставь ее. Неужели ты не видишь – она не хочет нам помочь.

Вайделотка, наконец, оторвалась от Торопа и посмотрела на нее.

– Правильно, я не помогаю людям. Ни тем, кто носит покунтисы, ни тем, у кого на шее крест. Никому.

Старуха повернулась и скрылась в хижине.

Когда они выбрались из оврага на поверхность дюн, туда, где оставили лошадей, на Дилинга вдруг запоздало напала ярость.

– Кавкс³⁷! – выругался он. – Я вернусь и отрублю ее поганую башку!

– Не надо, – попросила Милдена. – Я очень боюсь ее… Я не отпущу тебя.

– Оставь, – сказал Тороп. – Бог с ней! Может, она ничего и не могла сделать.

Они спустились к морю. Вдоль пляжа, по слежавшемуся сырому песку ехать было удобнее. Добрались до ближайшего соснового леска, где кони могли бы пастись. Спешились, развели костер. Попытались поджаривать на нем вяленую оленину, которую дал Карвейт, но от огня та становилась еще жестче, и пришлось грызть ее холодной. Зато мед из кожаной фляги оказался в меру густым и ароматным.

– Она красивая? – неожиданно спросил Тороп у Дилинга.

– Кто?

– Эта колдунья.

Дилинг поперхнулся.

– В этот раз тебе повезло, что ты слеп, – сказал он, прокашлявшись. – Вот если б этот кусок проклятого сушеного мяса встал и пошел, я подумал бы, что это она.

– Странно. Мне показалось…

– Что?

– Ничего. Чепуха.

– Я знаю, что нужно делать, – вдруг сказала Милдена.

Никто не спросил: что она имеет в виду? Все думали об одном и том же.

– Нужен вайделот.

– Где же его взять? – усмехнулся Дилинг.

– Не знаю. Может, в Вармии или Натангии, это ближе всего отсюда.

– Не говори глупостей! Любой из них тут же донесет на нас Криве, едва мы появимся в пределах его племени.

– Мы и не появимся.

– Думаешь, он сам к нам придет?

– Ты его привезешь.

Дилинг удивленно посмотрел на Милдену, но не возразил. Он уже начал понимать к чему она клонит.

Считалось, что жрец теряет большую часть агрессивной силы или даже всю ее, будучи оторван от святилища, жертвенника и прочих атрибутов колдовской власти. Он не может навести порчу или наложить заклятие, однако снять их, отвести чужой вредный глаз или чудодейственно вылечить от ран и болезней он мог всегда. Этим, в исключительных случаях, с особого позволения Верховного Жреца, пользовались князья, беря с собой в дальний поход вайделота рода. Но выкрасть его у племени – такое еще никому в голову не приходило. Идея Милдены была настолько неожиданной, что Дилинг поначалу опешил. Но опыт говорил ему, что именно дерзкие планы, как правило, приносят удачу.

– Тебе придется дважды пересечь страну самбов, – сказал Тороп, уже догадавшийся о его намерениях.– На обратном пути – с колдуном за спиной. Это не опасно?

– Не знаю, – сказал Дилинг. – У вас говорят, – он перешел на русский:

– Чем черт не шутит, когда бог спит… Может и получится. Надо обдумать.

Однако “бог”, прусский земной бог – Крива, вовсе не спал. Торопа и Милдену уже сморил сон. Дилинг шевелил палочкой угли в костре, вновь возвращаясь к деталям плана похищения вайделота. А Верховный Жрец стоял у себя в подземелье, густо задымленном чадящим на жаровне янтарем, и глядел в остекленевшие глаза помощницы-девственницы. Спрашивал:

– В каком именно месте на косе? Смотри внимательнее.

– Мне тяжело, – глухо отвечала девственница. – Очень темно… Ночь… У меня болят глаза.

– Смотри, – ровным голосом терпеливо повторял Крива. – Коса. Восточный берег. Ты видишь их?

– Нет.

– Что ты видишь?

– Поселок куров.

– Их здесь нет?

– Нет. Но они были. Что-то, им принадлежавшее, есть у вождя куров – Карвейта.

– Очень хорошо. Ты внимательно осмотрела этот берег?

– Внимательно.

– Переходи на другую сторону косы, к морю. Ты видишь их?

– Вижу.

– Где они?

– Там, где начинаются пески Черного берега.

– У Виндии?! – Крива еле сдержал возглас. – Она помогла им?

– Я устала…

– Я спрашиваю тебя: Виндия помогла Дилингу и христианину?

– Не знаю, я ничего не чувствую. Я устала. Я ничего не вижу.

– Хорошо. Спи. Ты свободна – духи покинули тебя. Спи.

Крива подхватил обнаженное тело девочки, перенес его на лежанку и накрыл теплым, козьего пуха, покрывалом. Выйдя на поверхность святилища, распорядился послать за братом князя Вепря – Балварном. Крива помнил, что тот давно добивался права на отделение от Вепря и основание собственного рода, рода Белого Ворона. Крива решил дать ему это право в случае удачной охоты на Дилинга.

14

Дилинг хотел забрать лодку у рыбаков, но Тороп убедил его, что так будет больше шума, а это – ни к чему. Пришлось возвращаться в поселок Карвейта. Тот обрадовался поводу лишний раз выпить медовухи, но Дилинг пить с ним не стал, только пригубил немного. Он знал, как тяжело будет грести во хмелю, а пройти на лодке предстояло больше двух миль. Но от бурдюка с медом, который предложил в дорогу Карвейт, не отказался, бросил его в лодку.

Он собирался высадиться на восточном берегу залива Руса на узком полуострове у замка Винде – еще одного из нескольких гигантских полуразрушенных сооружений, которые оставили пруссам белые великаны. Считалось, что этот кусок суши, отгороженный от материка многочисленными протоками и болотами, часто затопляемыми водами залива, принадлежит Скаловии. Но это только так считалось. На самом деле, род Винде, живший в замке на полуострове с незапамятных времен, считал себя прямыми потомками великанов и всегда сторонился склавинов, почитая их за людей низкого происхождения. Владельцы замка не враждовали с пруссами, но и не вступали с ними ни в какие контакты, жили какой-то своей, никому не ведомой жизнью. В их родство с великанами можно было верить, или не верить, как Дилинг, но те немногие из пруссов, кому довелось увидеть обитателей полуострова, рассказывали, что они действительно чрезвычайно высоки, а волосы их белее снега. Правда, все это было в прошлом. Рыбаки, подходившие иногда к восточному берегу, сильно изрезанному и заросшему камышом, и потому богатому рыбой, говорили, что иногда у замка Винде можно увидеть одинокого белоголового человека, но, будто бы кроме него, там уже больше никто не живет.

Дилинг не собирался общаться ни с потомком великанов, ни с кем бы, то ни было другим из замка Винде, если таковые существовали. Его вполне устраивало то, что на полуострове нет склавинов, а потому о появлении чужака на их племенной территории никто не узнает. Чуть восточнее замка, был затерянный в болотах небольшой поселок, в котором жили люди какого-то очень древнего народа. Пруссы называли это племя «балтами» – болотными жителями. Они говорили на языке, которого никто не понимал, и придерживались собственных обычаев. Однако вайделот – представитель богов Ульмигании и наместник Кривы у них был. К нему Дилинг и собирался наведаться. Однако боги расставили обстоятельства по-другому.

Берег в том месте, где хотел высадиться Дилинг, был усеян валунами. Некоторые – с ровными гранями, явно из какого-то фундамента или стены. Дилинг с трудом нашел место, куда можно было приткнуть лодку. Вышел на берег и прислушался. Еще в лодке, когда он еще только выбирал место для причала, Дилинг почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Однако поворачивать назад в залив было бессмысленно. Он понадеялся на то, что этот, покалывающий спину, взгляд не человечий. Мало ли здесь в камышах зверья – лисы, барсуки, волки. Будь это даже человек, Дилинг нашел бы как себя с ним вести. Он боялся только одного – маркопетов – «земляных людей», порождений тьмы, слуг Пикола, гигантских человекообразных животных, живших в землянках в самых глухих чащобах и у болот. Меч отскакивал от их толстой, поросшей шерстью шкуры, копье ломалось, зубья трезубца гнулись. Маркопеты не питались мясом, они были травоядными, и казалось бы не могли причинить вред человеку, но каждый прусский мальчишка знал, что один взгляд их маленьких, будто свинячьих, глаз под нависшими косматыми бровями может превратить человека в камень. Но за Дилингом следили не маркопеты.

Как только он вытащил лодку на берег, его обступили собаки. Три огромных кобеля молча окружили его и сели, нервно позевывая. Псы были похожи на прусских боевых собак, только раза в полтора выше и массивнее. Голова ближайшего к Дилингу доставала ему до локтя, а брылья свисали с морды, как хлебные лепешки.

Дилинг постоял, не зная, что предпринять. С одним таким псом он бы еще справился. Но сразу три ему были точно не по силам, несмотря на меч в ножнах.

Он это знал, однако голова воина все равно считала: если прыгнет один, срубить ему голову Дилинг успеет, до того, как до него доберется другой, но вот третий пес…

Ситуацию разрешил, вышедший из камышей, великан. Конечно, он был не таким, какими их представлял себе Дилинг, вспоминая саги. Не выше сосен. Однако и то, что тот был более чем на две головы выше Дилинга, его уже удивило. Белые, будто седые, волосы его не были заплетены в косы, а свободно свисали на плечи. Но поразительнее всего были глаза на розовато-белом лице. Увидев их, Дилинг в первое мгновение подумал, что у этого человека вообще нет радужных оболочек, настолько они были до прозрачности светлыми. И весь этот человек был какой-то выбеленный, как холстина, какие выбеливают прусские женно.

– Ты кто? – спросил он.

– Я – Дилинг из вармов, из рода Выдры.

– Что тебе здесь надо?

Неожиданно для самого себя, Дилинг решил сказать правду:

– Один вайделот навел морок на моего друга. Он ослеп. И теперь мне нужен другой вайделот, который сможет снять заклятие.

– Ты знаешь, что я делаю с рыбаками, которые здесь причаливают?

– Нет.

– Я отрываю им головы, одеваю на шест и ставлю в том месте, где причалил несчастный. Другая лодка уже очень не скоро сюда приходит. Давно уже здесь не было чьей-нибудь головы.

– Я не рыбак, – сказал Дилинг. – И мою голову оторвать будет не просто.

– Я знаю, ты – воин. Здесь не было воинов вашего народа уже лет двести, с тех пор, как они пришли к нам просить помощи в битве со славянами, которые живут на юге. Должен тебе сказать, что если отделить голову человека от его туловища, то исчезает разница между рыбаком и воином.

Великан говорил по-прусски чисто, без инородного акцента, но так, как не говорили ни в одном племени – слишком чисто. Кроме того, казалось, что звуки у него рождаются не в горле, а идут из глубины груди.

Он разглядывал Дилинга, как диковинное животное, и того это начинало злить.

– Уйди с дороги, – резко сказал Дилинг.

– Если я тебя отпущу, ты, ведь сейчас же пойдешь и убьешь кого-нибудь из себе подобных. Я не люблю ваш народ, Дилинг из вармов. Мы дали вам огонь, и вы начали поджигать жилища соседей. Мы дали вам власть над металлами, и вы тут же сделали мечи и стали рубить друг другу головы. Мы научили вас тайнам рун, и как же вы их используете? Вы насылаете мор и болезни на семьи родственников. Скажи мне, воин, зачем тебе жить? Только для того, чтобы убивать других?

– Я всегда убивал только тех, кто пытался убить меня, – сказал Дилинг. – Если ты попытаешься это сделать, поверь, я смогу постоять за себя. Только давай, отложим этот разговор. Мне сейчас нужно спасти друга.

Великан еле заметно ухмыльнулся.

– Ну, что же, пожалуй, ради твоего друга я отпущу тебя. Иди.

Собаки встали и отошли к его ногам, хотя Дилинг не видел, чтобы он сделал им какой-то знак. Дилинг с облегчением прошел мимо, но боковым зрением не переставал следить за великаном с собаками.

– Эй, воин, – сказал великан ему в спину. – А знаешь, ведь твой друг переживет тебя, а умрешь ты по его вине.

Дилинг быстро обернулся. Великан вместе с собаками удалялся, глядя на Дилинга. При этом он не делал ни одного шага, ни одного движения, просто стоял, смотрел на Дилинга и быстро уменьшался в размерах, пока не исчез совсем.

Дилинг потряс головой и постарался поскорее забыть об этом, как о наваждении. Несмотря на долгую службу русским князьям-христианам, в нем всегда жил трепетный страх перед чудесами Ульмигании.

Дилинг, конечно, мог и не высаживаться у замка великанов, а обойти его по заливу южнее, и к деревне балтов подняться по Немену. Но, намахавшемуся веслами в заливе, ему уже не хотелось грести против течения реки. Кроме того, лодка – слишком заметный предмет на глади воды. Проще и спокойнее было перебраться вплавь через неширокие протоки без нее. Незнание местных болот его не смущало. Он знал, что поселок на востоке от полуострова, и ни трясины устье реки, ни все великаны мира не помешают до него добраться. Искать, находить и настигать во что бы то ни стало, его начали учить еще до того, как он встал на ноги.

Перед деревней, когда над, развевавшимися, как маленькие флаги, головками тростника, стали видны серые конусы кровель, Дилинг наткнулся на малдая³⁸ балта. Темнокожий и темноволосый, почти, как Милдена, он стоял по пояс Немене, и проверял, попалась ли рыба в плетеные ивовые ловушки.

Дилинг прислушался. Кроме плескавшегося мальчишки, поблизости никого не было.

Шаги на берегу, устланном многолетним слоем хрусткого тростника, были бы слышны, и потому добираться места, где малдай оставил одежду, Дилингу пришлось по воде.