Глава 4
Китайская нация или цивилизация?

В самом начале ХХ века в Китае также группа интеллигентов-республиканцев выработала и стала осуществлять проект создания современной нации. Наиболее заметной фигурой среди них был Сунь Ятсен, который обладал образным языком, большой политической волей и другими талантами^[54]. Именно он сравнивал население Китая с «кучей песка», который неспособны скрепить чуждая китайцам правящая маньчжурская династия Цин и колониальные державы, высасывающие из Китая его ресурсы. Задача состояла в том, чтобы соединить китайцев в «государственную семью». К. Янг так пишет об этом проекте: «Поколение Сунь Ятсена наделило Срединное Царство совершенно новым самосознанием китайского национализма, реинтерпретировав представления ханьского Китая о себе и о варварах – „других“ – так, что, даже не обеспечив строительства устойчивого политического сообщества в ближайшей перспективе, это позволило избежать судьбы, уготованной Китаю алчными колонизаторами. По мнению последних, находившийся в конце XIX века в упадке Китай уже можно было „разрезать, как арбуз“ …В Китае государство, история которого насчитывает уже три тысячелетия, создало мощную культурную идеологию: уникальным образом процесс конструирования китайского народа из различных по происхождению групп несет на себе отпечаток „Срединного Царства“»^[55].

Программным для начального этапа нациестроительства в этой древней стране стал труд Сунь Ятсена «Три народных принципа», которые означали: национализм, народовластие и народное благоденствие. Принцип национализма подразумевал освобождение Китая от господства империалистических держав. Чтобы достигнуть этой цели, Сунь Ятсен считал необходимым развивать именно гражданский национализм (в противоположность этноцентризму и сепаратизму) и объединить различные народности Китая, прежде всего пять основных народностей: ханьцев, монголов, тибетцев, маньчжуров и мусульман (в частности, уйгуров). Единство пяти народностей символизировал пятицветный флаг Китайской Республики, которая существовала в 1911–1928 годах. Сформулированная Сунь Ятсеном идея государства-нации Китая заключала в себе не только конфуцианскую традицию единой семьи и общей судьбы, но привносила в традиционный ценностный арсенал категории и понятия западного модерна (сам Сунь Ятсен был протестантом по вероисповеданию). К учению «о трех народных принципах» до сих пор сохраняется апелляция в преамбуле Конституции КНР. Три народных принципа: национализм (в китайском переводе это звучит как «народизм» или «народность», а не как этническая общность), народовластие и народное благосостояние – соотносятся, соответственно, с факторами национальной суверенности, идущего снизу государственно-политического управления и основанного на социалистической эгалитарности развития.

Большим испытанием для китайского народа были вторая мировая война и понесенные в ее ходе огромные жертвы, но именно эти жертвы и совместная борьба против японских милитаристов стали одной из опор будущей общенациональной консолидации. Период существования Китайской Народной Республики после 1949 г. был временем утверждения авторитарного коммунистического режима с задачей построения социализма, сначала по советским лекалам, а затем – «с опорой на собственные силы». Но это было и время интеграции разнородного ханьского населения, а вместе с этим выработки оптимальной для условий Китая национальной политики в отношении меньшинств. Именно при коммунистическом режиме были заложены основы государственного устройства и политики общенациональной консолидации.

Необходимость модернизации страны и сохранения ее целостности выдвинули перед Китаем задачу обновить старую революционную идею «государственной семьи», сформулировать концепт «государственной нации». Следует учесть, что никогда в истории не существовало единой общности хань, а сам этот термин обозначал население империи династии Хань в первые века нашей эры, когда под одним политическим правлением среди местных племен появляются некоторые общие черты культуры и самосознания. Однако на протяжении всей истории среди ханьцев существовали различия, в том числе и в языке, которые были сильнее, чем, например, между восточнославянскими группами, составлявшими население древней Руси, а затем – три народа: русских, украинцев и белорусов.

Одним из инструментов национальной консолидации была политика утверждения версии официального языка – путунхуа. Именно консолидация хань была основой проекта формирования единой китайской нации. Вместе с этим не менее важной была задача объединения обширной этнической периферии страны вокруг основного населения. Эта этническая периферия была совсем немаленькой, и ее формализация была сделана через установление официального перечня 55 этнических групп меньшинств (некоторые исчисляются в десятки миллионов человек), которые получили название миндзу (народности). А для обозначения всех китайцев как национальной общности стало использоваться понятие чжунхуа миньцзу или «нация Китая», а точнее было бы перевести «нация народностей», ибо ханьское большинство также считается одним из миндзу, делая тем самым общее число «народов Китая» – 56 групп. С 1990-х гг. национальная политика страны направлена на создание «полиэтнического национализма», «национализма всей китайской нации»^[56].

В коллективном труде о китайской цивилизации встречается по этому поводу заключение, которое требует критического комментария: «В первой половине ХХ в. был выдвинут целый ряд концепций китайской нации как единого народа на единой территории, связанного общей культурой и общей исторической судьбой. Доктрина единой китайской нации порождена западным влиянием, но имеет и традиционные „имперские“ корни в древних представлениях о Поднебесной как части земного пространства, населенного особым народом, которому покровительствует Небо. Сегодня призыв осуществить „великое возрождение китайской нации“ направлен не только на экономический подъем, но и на преодоление явлений сепаратизма, сохранение государственной целостности… Вместе с тем процесс образования единой китайской нации нельзя считать закончившимся. Велики различия не только между северянами и южанами, но по существу между жителями всех других исконно китайских провинций, которые ведут свое происхождение от когда-то самостоятельных царств. Особенности исторических традиций, производственных навыков и уклада жизни населения, значительные языковые расхождения и даже отличия антропологических признаков – все это дает основание рассматривать коренных жителей той или иной провинции как особые этнические образования в пределах ханьской нации-суперэтнос-цивилизации, своего рода субнации»^[57].

Данные рассуждения – пример понимания нации как переплавленной в гомогенное единство культурной целостности. Это образец мышления в парадигме этнос-цивилизация – этих двух недоказанных и неясных ипостасей по признанию самих же авторов цитируемого труда. Последние пишут: «Как нет сомнения в том, что существует такое понятие, как цивилизация, так же точно существует понятие этнос. Однако четкому определению эти понятия поддаются с огромным трудом. В самом деле, определений того, что такое цивилизация, как утверждают историки-„цивилизационисты“, насчитывается якобы порядка 240. Определений этноса, очевидно, значительно меньше… Как бы то ни было, можно насчитать несколько и даже десятки определений того, что такое этнос. Таким образом, следует констатировать неопределенность в вопросе о самом понятии этнос, так же как в понятии „цивилизация“. Проблема этноса, по всей видимости, менее сложна, чем проблема цивилизации, хотя тесно с ней увязана: без этносов нет цивилизации, что является очевидным»^[58]. Я уже писал о «метастазах теории этноса» в ряде отечественной медиевистики, психологии, философии^[59]. Теперь можно к этому добавить и российское востоковедение.

Итак, изначально в рамках национальной идеи присутствует точка зрения о культурной самодостаточности и сосредоточенности Китая не просто как нации, но цивилизации, хотя в самом Китае это понятие никогда не используется. По заветам Конфуция Китай продолжает считать себя Поднебесной или Срединной империей. Таковым, кстати, довольно часто считают его и внешние акторы, включая российские СМИ. Посредством своей самопрезентации китайская нация утверждает мысль о национальном превосходстве и одновременно о преодолении исторической травмы, когда Китай был полуколонией западных государств. Для национального самосознания китайцев большое значение имеет память о прошлых несправедливостях: об «опиумных войнах», о «боксерском восстании», о разрушенной европейцами резиденции цинских императоров, которую власти сознательно не восстанавливали, сохраняя как свидетельство культурной ксенофобии Запада. По мнению известного китаиста В. Гельбраса, стратегия развития Китая подспудно мотивируется идеей «отмщения за почти 100-летнее унижение со стороны империалистических государств, в том числе России»^[60].

Национальная идея Китая сочетает в себе компоненты самодостаточности и превосходства с компонентами внешней экспансии. При Мао Цзэдуне этот компонент был представлен в концепте «бумажного тигра», который КНР одолеет, будучи державой с численно людским превосходством над противниками «Бумажных тигров» представлялись США и СССР, чья ядерная мощь, по мнению китайского руководства, преувеличивалась. Эта идеологема обладала мобилизующим воздействием, вселяла в сознание китайцев чувство уверенности в способности противостоять любому сопернику. В современном Китае идея внешней экспансии представлена больше в виде экономического наступления, «нового великого похода» для завоевания КНР ведущего положения в мировой экономике.

В современном Китае принята доктрина социализма с национальной китайской спецификой. Идея специфичности социалистической модели получила обоснование еще в трудах Мао Цзэдуна, но маоистская «культурная революция» была разрывом с национальными традициями страны. Конфуцианские и даосские культурные традиции подлежали искоренению, многие памятники разрушались. Сегодня в КНР главный лозунг – не построение коммунистического общества, а «великое возрождение нации Китая». В марте 2013 г. Генеральный секретарь ЦК КПК Си Цзиньпин еще раз обратился к идее «великой китайской мечты» и изложил видение этого, перечислив три главных компонента: сильное и богатое государство (гоцзя фуцян), национальное возрождение (миньцзу чжэнсин), народное счастье (жэньминь синфу). Он объяснил обращение к «китайской мечте» желанием «всколыхнуть дух всей нации», «собрать воедино силы всей страны». Как писал этот руководитель: «Цель нашей предстоящей борьбы такова: к 2020 г. ВВП и среднедушевые доходы городского и сельского населения должны удвоиться на основе показателя 2010 г.; должно быть всесторонне построено средне зажиточное общество. К середине нынешнего века мы должны превратить страну в богатое, могучее, демократическое, цивилизованное, гармоничное социалистическое государство и осуществить китайскую мечту о великом возрождении китайской нации»^[61].