У прохожих создавалось ощущение, что идёт процесс нанесения на дорожное покрытие фигуры пешехода. Урок рисования. Телом по асфальту. Исходя из гуманистических соображений, следует признать, что рисовательный процесс не был преисполнен человеколюбия. Но после восьми просвистевших рядом с ухом пуль, согласитесь, извинительные мотивы наличествовали.

Слегка запыхавшись от однообразных упражнений, Шрек спрыгнул и глянул на зазевавшихся прохожих красными мутными глазами. Прохожие, заторопившись, потекли с ускорением. Они правильно восприняли огляд местности как поиск очередного кандидата, и ни один не изъявил жгучего желания влиться в столь увлекательный квест.

Обведя взглядом стрельбище, валявшиеся тела, раскатившиеся гильзы и оброненный бесполезный теперь пистолет, Стас почувствовал себя чрезмерно утомлённым. День подводника удался на славу.

Пора было исчезать. Оставив на память после себя ослепительную улыбку, Стас без промедления растаял в неизвестном направлении, слегка подволакивая надкушенную ногу. Несчастные врачи скорой помощи, осматривая кучки человекообразных останков, с трудом пытались понять, возможно ли из разрозненных фрагментов будет собрать осмысленный пазл, и стоит ли тратить время на реанимационные мероприятия. Гуманность победила. Врачи, они такие !

Тут как раз подоспела и вызванная милиция. Гнусно матерясь, они отыскивали и выковыривали пули отовсюду, пока не стемнело. Одну так и не нашли.

Вот такие салки.

                        *****

Млеющий вечер был безнадёжно испорчен.

В довершение всей истории, этот ковбой оказался майором из местного отделения милиции.

А откуда, вы думаете, взялись у него пистолет Макарова и запредельная наглость ? В смысле, были… Майор, правда, был не боевым, а шнырил по потребительскому рынку. Привыкнув доить бессловесных киоскёров, он напрочь с годами утратил бойцовский дух, выучку и чувство страха. Несомненно, чувство страха к нему вернулось. Теперь уже навсегда.

Дону стоило немалых трудов выгородить Стаса, для чего пришлось переквалифицировать дело с нападения на сотрудника при исполнении – на необходимую самооборону. Помогли друзья и немалые средства, выданные пострадавшему наличными, на лечение, на доктора, на первоклассный корсет. Благо, что этот алкаш всем давно надоел, и его с облегчением, пользуясь случаем, списали на пенсию.

Но не обошлось и без приятных последствий. За полгода ношения корсета, майор начисто бросил не только курить, а заодно и пить, и благодарная майорша, прознав адрес благодетеля, ещё пару лет пыталась преследовать Шрека и угощать собственноручно испечёнными пирожками и домашними огурчиками.

А Стаса ещё долго вышучивали все друзья, посылая делать сорок уколов в живот.

От бешенства.

РАЗБИВАНИЕ МЕЧТ

Продавец Ира была поймана на воровстве за руку. А если быть предельно точным, то за грудь. Пользуясь четвёртым размером своих чепчиков для близнецов, она, идя домой по окончании смены, заталкивала туда по килограмму мясных деликатесов. Вероятно, для кормления домашнего кота. Что характерно, лишние пару килограмм практически не были заметны для визуального контроля. А тактильный не практиковали, дабы не давать волю низменным страстям, забыв, что излишнее доверие открывает путь не менее низменным инстинктам.

К счастью, мир не без добрых говорливых людей. Особенно торговый.

Будучи схвачена с поличным за сиськи, полные чужого добра, Ирка покорно опорожнила свои бомболюки от неправедно нажитого, и уселась в курилке ждать Стаса, экстренно посланного доном на место преступления.

Стас воспринимал кражу денег дона как личное оскорбление. Совсем нюх потеряли ! Потерявшихся и заблудших надо наставить на путь истинный. Воздастся каждому по заслугам. Пока эта карающая десница мчалась в магазин, ему гигантским усилием удалось слегка успокоиться. Либерализм и здравомыслие возобладали.

И из проблем, при наличии желания и необходимого опыта, можно было извлечь пользу.

Первым делом, он опросил тех, кто что-то видел, и тех, кто что-то слышал от тех кто видел. Он понимал, что информации лишней не бывает, а фильтровать ненужное было его коньком. В силу ежедневного многотрудного общения с различными слоями разношёрстной публики, он успел выслушать столько историй о злосчастных пертурбациях, что мог заканчивать любую фразу вместо любого блеящего оправдания крысятника. Бедность и скудость их воображения удручали.

Ознакомившись с горкой изъятого, лежащей на столе в качестве доказательной базы, и вынеся благодарность бдительной завке Неле, решил, что – пора.

Истомлённая ожиданием виновница скурила всё, что у неё было, но не решалась выйти за сигаретами. Зайдя в курилку, Стас со вкусом затянулся и неторопливо высмолил сигаретку, не сводя с дрожащей продавщицы пристального взгляда. При этом ни слова не было произнесено.

Доведя её до нужной кондиции, он привёл Ирку в свой кабинет, расположенный у служебного входа, у погрузочных ворот.

– Раздевайся, – велел он ей. Она сняла фартук. – Нет, ты не поняла. Догола.

Ирка облегчённо выдохнула. Она и не рассчитывала, что ей удастся отъехать таким лёгким способом. Практически без ощутимых потерь. Это выглядело, на первый взгляд, как женское счастье. Так и делают карьеру самые умные и сверхспособные. Она ничем не хуже. А кроме того, от неё не убудет. Главное, и деньги не вычтут из зарплаты.

Наведя на ситуацию резкость, со второго взгляда она ещё улучшила прогноз. Коварным продавальческим умом она хищно прикидывала, что теперь у неё будет законная возможность запускать лапу в кассу, без лимита, и никто-никто даже вякнуть не посмеет. Будет держать Бога за бороду.

В смысле, Стаса …

В смысле, не только за бороду….

Все эти бабские финтифлюшки мелькали на её личике в процессе хаотичного разбрасывания одежд по кабинету.

Шрек с неподдельным интересом наблюдал за ней, читая короткие мыслишки как в открытой книге. Он критически рассматривал Ирку. Правда, там и посмотреть было на что, это да ! Надо объективно признать, что без пилотки и без фартука, а в особенности и без всего остального, Ирка выглядела кратно выигрышнее, чем упакованная в них. Фартуки, в целом, способны существенно испортить практически любую женщину.

Стас молчал, размышляя над чём-то своим. Однако же из штанов выпрыгивать не спешил.

Впал в ступор, резонно решила Ирка, зная какое действие производят на неокрепшие мужские умы её несомненные достоинства, и покрутилась перед ним. Завлекая, значит.

Титьки призывно болтались, напоминая Стасу боксёрский мешок, который он был вынужден бросить в спортзале, отвлекшись ради возмездия.

– Ты тапочки-то одень, – вдруг сказал очнувшийся Стас.

Непонимающая Ирка влезла в тапочки.

– Странный он, – подумала она. – Ещё бы в сапогах –так это ладно, понятно. Но какая может быть романтика в тапочках ?

Крепко взяв за руку он повёл её в коридор. Ирка не засопротивлялась. Неужели он хочет прилюдно ? Нет, всё же странный он ! Логикой не понять, что у этих мужиков в башке происходит, и вообще – есть ли там ум ? Ну и ладно, пять минут позора, зато потом….

Стас вывел её в холл для разгрузки товаров ( неказист будуар –подумала Ирка), подвёл к входным воротам, вытолкнул наружу и закрыл дверь на огромный внутренний засов.

– Приёмки продуктов пока не будет,– громко объявил он.

Не спеша обошёл зал и закрыл изнутри входную дверь в магазин тоже.

Перерыв. С дремотой.

Дремота не шла. Кино закрутило сюжет на зависть братьям Коэнам и шло по нарастающей. Страсти накалялись и близились к точке кипения.

В огромные прозрачные витрины магазина, прямо с рабочих мест, ошалевшие товарки и остолбеневшие покупатели наблюдали, как вокруг магазина скакала почти что в балетных па голая Ирка, стремясь проникнуть внутрь, и не зная, как двумя руками прикрыть не худое тело. Тело не прикрывалось. Что-то да оставалось неприкрытым.

Прохожие, враз утратили планы о наиважнейших делах, по которым они оживлённо спешили минуту назад и дружно явили невиданный интерес к необычной рекламной акции.

Ай да магазин !

Триумф был налицо.

На лицо, правда, никто не смотрел, ввиду явного отвлечения внимания на противоположные стороны скачущей и метущейся многогранной женской натуры.

Собиралась толпа. Преимущественно из мужиков. Толпа росла на зависть любому митингу, словно весь район был поголовно неженат и маялся резко обострившимся пубертатом. Вот как будто женщин не видали, чесстнослово!

Все внезапно стали поклонниками балета. Даже те, кто с трудом бы вспомнил это слово.

Балет завораживал.

Фамилию режиссёра никто не знал, но он был гением, вне всякого сомнения. И точно не Виктюк.

Возникало стойкое ощущение ирреального нахождения внутри съёмочной площадки.

Через четверть часа, в крайнем случае, минуты через полторы, толпа вспомнила об утраченной функции дыхания и выдохнула. Выдох более всего напоминал стон Ярославны. Предыдущее время организмы насыщались кислородом за счёт скрытых внутренних резервов. Задохнувшихся не было, по причине резкого и сильнейшего оттока крови от головы, а именно в ней и находятся дыхательные дырочки, очевидно временно забывшие свою функцию на такой драматический момент.

Начался оживлённый обмен мнениями.

Комментарии носили одобрительный, дружественный характер. Редкие затесавшиеся интеллигенты вставляли весьма поощрительные и нежные замечания. У многих ораторов в суждениях слышался и частично эротический подтекст с уклоном к одобрению действий организаторов, наконец-то решившихся последовать примеру Амстердама и Парижа, и создать свой квартал красных фонарей.

Идея, брошенная в массы, в собравшийся вокруг полк, вызывала ступор приятного предвкушения.

Предложения о переходе к активным действиям в партере звучали всё явственней.

Предложений руки и сердца не было.

Ирка, устав пинать дверь, оглянувшись, обнаружила себя объектом пристального мужского внимания, столь лестного бы многочисленностью преданных поклонников при других обстоятельствах, но при этих – всё более тяготеющих к наступающей экспирации, перестала плясать по крыльцу перед запертой дверью как по сцене, и сиганула в густые кусты, в изобилии росшие перед магазином.

Восприняв побег в кусты как намёк на призыв к действию, самые отважные из толпы мужики двинулись следом, охватывая двор в кольцо. Вероятно, сработали инстинкты пещерных охотников. В смысле, один из.

Пылкая плясунья, на этот раз правильно восприняв себя как жертву, из кустов оценив диспозицию, не вдохновилась возможным развитием ситуации, и с визгом рванула к автобусной остановке. Она одномоментно и боялась масс, и стремилась быть, и желательно поскорее, в месте пооживлённее.

Тапочки пригодились, хотя в этот момент меньше всего она думала про тапочки.

Толпа самцов целеустремлённо трусила следом, по пути делясь впечатлениями, и в красках и подробностях расписывая встречным, что за магазин устроил этот яркий праздник в серый будничный день. Неизвестно, был ли этот день днём защитника животных, но отчего-то все прохожие изображали лемуров с потрясающей достоверностью. Или сурикатов. А самые ушлые – леммингов, множа толпу.

Слышимый чуть впереди визг трактовали как слуховой ориентир для последователей братства первобытного единения с природой.

Сексуальные флюиды сконцентрировались до видимых пределов и затуманенное облако плыло перед могучей кучкой, практически осязаемо подталкивая лидершу марафона под аппетитно мелькающие впереди ягодицы и понукая непрерывно наращивать темп. Возможно, этим облаком было затуманенное сознание, покидающее враз помолодевших и натестостероненных сверх всякой меры кобелей. Марафон был долог, метров двести, и каждый из загонщиков успел за столь длительный период времени в пути либо развестись, либо овдоветь, либо вернуться в машине времени назад на двадцать лет и сбежать из загса, съедая паспорт, за секунду до.

Если бы на дороге случился кто с секундомером, да хоть краешком принадлежащий к судейскому корпусу легкоатлетов, то, вполне возможно, на следующей олимпиаде мы бы увидели кардинально новый состав участников.

Когда на ногах у вас тапочки, но отнюдь не скороходы, а позади стая распалённых загонщиков, то идея искривления пространства обретает сугубо практический смысл. Ирка, на корпус обогнав собственный визг, вломилась в подошедший маршрут, как викинг в ворота взятой крепости. Пассажиры радостно ахнули.

Раззадоренная мужская кучка с разбега впрыгивала следом, уминая в прыжке внутренних счастливцев автопробега, лелея лёгкую надежду на вожделенный приз в виде вероятной медовой ночи победителю забега. В автобусе уже было в три раза больше пассажиров, чем предусматривала самая смелая теория по сжатию газов.

Но сектанты пёрли и пёрли снаружи, как пчёлы тянутся в улей непрерывной струёй. Что объяснимо, весь мёд ведь уже был внутри. Теснота совсем не ощущалась, вытесняемая азартом. Во всяком случае, жалоб не поступало ни от кого.

Куда все эти горе-любовники шли до того как, или же они, наоборот, собирались ехать, на том ли маршруте, в том ли направлении – не имело уже никакого значения. Инстинкт всемогущ. Иные, не страждующие, слабоинстинктные или хилые духом, безнадёжно отстали в пути.

Это совсем не был тот адюльтер, с открывающимися заманчивыми перспективами, о котором Ирка грезила незадолго до этого.

Водитель забыл нажимать на кнопки и педали и порывался выйти в салон. Он также страстно желал приобщиться к. Не было мест.

Говорят на лучшие представления всегда не достать билетов. Особенно в первые ряды.

Куда бы не поворачивалась Ирка, повсюду окружающее её пространство состояло исключительно из глаз, как будто вокруг было огромное насекомое и его фасеточные глаза окружили, опутали её всю. По автобусу пронеслась эпидемия базедовой болезни, враз и вглаз поразившая каждого.

Забившись в угол, она рыдала так, что разжалобила даже кондукторшу. А может, обведя взором Ирку, даже она поняла, что вряд ли той возможно достать откуда либо деньги. Конечно, тапочки -тоже предмет гардероба, но они, почему-то, ситуацию не спасали. Высадить её не представлялось возможным. Скорее, толпа бы пожертвовала кондуктором, посягнувшим на святое.

Будь у кондукторши деловая смекалка, она легко собрала бы со всех повторно, не только за проезд, но и за осмотр диковинного экспоната, являвшегося несомненным преимуществом этого маршрута, даже близко недостижимым конкурентами.

Злобно шипели старухи : «Вот времена до чего дошли, шляются в чём мать родила», но отнюдь не все разделяли эту радикальную точку зрения. Некоторые, относившие себя к современному, прогрессивно мыслящему меньшинству ( мужскому), бурно одобряли наступившие здесь и сейчас и наконец-то времена. Времена были такие, что хотелось жить ! Без мыслей о работе, дефиците и нехватке средств. Вдохновляющие на подвиги времена ! Сорок пять – мужик ягодка опять.

Только запертый в стеклянной клетке водитель покорно вёз по дороге этот летучий «Мулин Руж». И глядя в зеркала, он видел только затылки – шевелюры или лысины, и совсем ничего из более интересного. Бедолага.

На остановках выходили только дамы, характеризуя окружающих, за неимением в лексиконе тех лет и тех масс терминов «сексисты» и «шовинисты», другими, гораздо более ёмкими и гораздо более понятными выражениями. У них, от зависти к сопернице, происходило помутнение хрусталика и провисание зрительного нерва, и им виделись повсюду полорогие, парнокопытные, дурноухающие существа. Либо самоходные изделия №2 в промышленных количествах. Обострение внутривидовой борьбы за внимание, не иначе.

Джентльмены же, демонстрируя завидную тугоухость, игнорировали обидные слова, но стремились ехать и ехать, до конечной, и хотелось бы, чтобы конечная не случилась по пути. Каждый млел, и мнил себя Адамом.

Мужская часть запомнила эту поездку на всю жизнь.

Стасовский план был дьявольски точен. Для воровства в магазинах был поставлен непреодолимый барьер. Правда и с набором нового штата, взамен некоторых заблаговременно сбежавших, возникли в целом понятные сложности.

А в магазин ещё долго валили толпы, надеясь на продолжение полюбившегося реалити-шоу.

ЛАБУТЭН

Контролёры вломились разом со всех дверей, и прошли по трамваю как тайфун. Как взрывная волна. Выпали на следующей остановке, в каждой руке держа по зайцу. Зайцев кучей загнали в предусмотрительно стоящий тут же пустой автобус. Один, в рваных тапках, в трико с котятами на коленках, в майке с висящими пожулькаными лямками и ведром в руках, ерепенился. Не хотел лезть в автобус. В детстве мама читала ему сказку «Терёшечка» и полюбившийся персонаж поражал детское воображение своей хитростью, несговорчивостью и невлезаемостью. С него хотелось строить жизнь. Когда никакая Баба Яга не может тебя одолеть. Тот самый случай.

Что делать, вызвали милицию. Пришлось, правда, до приезда родимой держать расбушлата за руки, но он и тут вырывался, но не резко, берёг ведро, наполненное каким-то стеклянным мусором. Ну что, контролёры – бабки, хоть и не яги, но хваткие, опытные. Одолели.

Тучный сержант и прыщавый старшина повели буянца в околоток. Заперли в клетку.

– Жди, – говорят, – Начальство придёт с обеда, штраф тебе выпишет.

Так с ведром он и ходил по камере. Поставить не мог, дно треугольное. Знаете, такие небольшие пожарные вёдра для тушения пожаров, висящие на щите.

Ходит, бурчит чего-то, подматюгивается вполголоса. Ну, наших ментов удивить уже ничем нельзя, насмотрелись за годы работы на всякое.

Чудиком больше, юдиком меньше. Привыкли.

После обеда позвали в кабинет. Протокол. Кто, откуда, родился, женился ?

– Ну, Юрик, ну Лабутин, – он и не мог предполагать тогда, что через двадцать лет его фамилия будет звучать синонимом успеха и провоцировать ойхочушные судороги у не в меру впечатлительных дам и вызывать изжогу у их кавалеров.

Будничная явь. Тоска. Заполнили. Распишись.

– А ведро-то чего не поставишь ? А, дно треугольное… бывает… Ну иди и не попадайся больше.

Перед тем, как отпустить – лейтенант поинтересовался,

– А ты чего с ведром-то ? Там чего у тебя в нём ?

– Да соль, не бери в голову, – отвечает.

– А ну, покажи ! – Смотрит лейтенант, правда соль, но только крупная какая-то. – Откуда ?

– Да работаю на солевом заводе, на работе зарплату солью и выдали. Денег-то нет сейчас ни у кого, вот на рынке продать хочу. Всё вперёд! Жрать-то надо !

– Ну иди, бедняга, – отпустил лейтенант. – Эх, всем тяжело, довели страну, сволочи ! Ладно хоть солью выдают, хоть продать её можно, товар ходовой, а мы вот тут слышали, людям гробами пенсии выдавали ! Сволочи они все ! – Лейтенант был молод и ещё излишне человечен.

– Ладно, бывай, и тебе успехов, а я на базар.

На выходе, на крыльце, аккуратно вынося вперёд себя из дверей ведро, он столкнулся с начальником милиции. Высокий, не старый, но уже видавший виды, обрюзгший полкан. Глазки заплыли, но – це-е-е-пкие.

– Стой! Кто? Откуда ? Почему с ведром ? Что там ?

– Да соль, сказал же, отвали.

– Вот ни хера себе, отвали !

Цап за руку, с ведром, а тот вырывается ! Тут полкан насторожился, чуйка тренированная, не зря же до начальника дослужился, в такие непростые времена. Берёт соль, и в рот – не солёная. Да вообще безвкусная ! И не кусается! чуть зубы не сломал. По стеклу на двери провёл – царапина. Да это ж ! Алмазы, мать вашу ! Ну, сокол мой родимый, пойдём–ка взад.

И в кабинете своём уже впился в него клещём.

– Отвечай, падла, где украл ! – Пытается отнять, Юрик не отдаёт, держится за ведро, как утопающий за круг. Пока бились – часть просыпали. Вызвал полкан подкрепление – ведите его опять в цугундер! Юрик не идёт, ползает, алмазы собирает, конвой его пинками отгоняет, но безуспешно.

Ну, Юрик под столом майку снял, сверху на ведре завязал, как уж вышло, и ползает под стульями, под длинным полковничьим совещательным столом, пытаясь остатки собрать. Конвой тоже, не будь дураки, его из под стола тянут, а сами глазом выцеливают блестяшки и прикарманить норовят. Полковник же, уже не стесняясь собирает с пола и на стол к себе складывает.

– Адвоката – требует снизу Юрик, – И опись !

А сам, под столом, за ножки цепляется и наружу из укрытия не вылазит. Чисто застрявший в норе Винни-Пух.