Я поспешно забрала у него поднос и, откинув занавеску, вошла в зал. Десятый принц, показывая пальцем на почтительно замершего рядом евнуха, закричал:
– Все, выметайтесь! Чтобы никого не осталось!
Евнух, трясущийся от страха все время с того момента, как появился в зале, склонил голову, словно принимал высочайший указ, и в спешке ретировался. Стоявшие снаружи занавеси евнухи также резво скрылись из глаз.
Только убедившись, что все ушли, десятый принц в гневе вскричал:
– В этом году во время Праздника фонарей она увидела висящий в моем кабинете красивый фонарь и захотела его себе. Сегодня она, не знаю уж от кого, услышала какую-то сплетню и, придя домой, швырнула его мне в лицо, после чего растоптала и, крича, настойчиво потребовала объяснений, «как я мог передарить ей подарок, который в прошлом году не приняла другая». Но разве у меня есть столько свободного времени, чтобы тратить его на болтовню с ней о всякой ерунде? Она же кричала все сильнее. Я был так зол, что выбранил ее, сказав, что ей с ее нравом никогда не сравниться с Жоси. И вдруг она взъярилась, а потом дала мне… дала мне…
С этими словами он быстро убрал рукав, позволяя восьмому принцу взглянуть, а затем вновь стремительно закрыл лицо.
После речи десятого принца я почувствовала себя крайне неловко и замерла. Четырнадцатый принц с усмешкой покосился на меня, как бы говоря: «Погляди, погляди, так и знал, что ты во всем виновата».
– Не вижу здесь причин для развода, – мягко произнес восьмой принц. – Возвращайся домой, а я чуть погодя отправлю к вам ее сестру, чтобы та хорошенько побеседовала с ней и успокоила.
– Восьмой брат, – сказал десятый, присаживаясь обратно на стул, – не отговаривай меня. Я принял твердое решение.
Четырнадцатый принц, видя, что даже восьмому не под силу переубедить десятого, осознал, что тот вовсе не шутит, и мгновенно перестал веселиться.
– Десятый брат, – серьезно произнес он, – нехорошо, что ты поднял такой шум, да еще без всякой причины впутал в это Жоси. Все-таки иди домой.
– Я сам прекрасно способен объяснить все царственному отцу, – огрызнулся десятый принц. – Я собираюсь развестись с ней, потому что она сварливая баба. Как это касается Жоси?
Четырнадцатый принц повернул голову, взглянул на меня и пожал плечами, показывая, что больше ничего не может сделать, и предлагая мне высказать свои мысли. Я колебалась. Сейчас настали сложные времена, да и последствия, вызванные желанием наследного принца жениться на мне, еще не улеглись. Зная характер десятого принца, можно было не сомневаться, что он скажет что-нибудь не то. И если его слова разозлят императора Канси, он сорвет злость на мне, а результаты могут быть самыми плачевными. Кроме того, Его Величество придет сюда с минуты на минуту и позже мы поговорить уже не сможем. Взвесив все за и против, я поняла, что все должно быть именно так, даже если мое поведение неуместно. К счастью, все присутствующие, за исключением четвертого и тринадцатого братьев, поддерживали восьмого и, даже если бы я сказала что-то из ряда вон, никто бы не обратил внимания: всех будет заботить лишь десятый принц.
Шагнув вперед, я поклонилась ему и произнесла:
– Недостойная осмеливается просить позволения сказать пару слов.
– Бесполезно отговаривать меня, я уже все решил! – отрезал десятый и закрыл глаза.
Я вздохнула и все равно продолжила:
– И не собиралась отговаривать тебя, просто хотела задать один вопрос, и все.
Не дождавшись его реакции, я прямо спросила:
– Десятый принц, когда госпожа ударила тебя, ты ответил ей ударом?
Не открывая глаз, он покачал головой и холодно фыркнул:
– Нет!
– Почему? – снова спросила я.
Тут он открыл глаза и несколько озадаченно взглянул на меня. Прошло довольно много времени, прежде чем десятый принц сердито бросил:
– Я не опускаюсь до уровня женщин.
– Вспылив, ты еще помнишь о том, что не опускаешься до уровня женщин? Да ведь это как с ребенком, которого нужно сперва хорошенько треснуть, чтобы охладить его гнев, а уже потом разговаривать.
Десятый принц в изумлении воззрился на меня.
– В детстве я обожала засахаренные фрукты на палочке из-за их кисло-сладкого вкуса и того, как они хрустели, – неспешно продолжала я. – Лакомилась ими время от времени, и они совершенно не приедались. Затем отец начал подозревать, что фрукты плохо вымыты, и больше не соглашался их покупать. Я никак не могла забыть их вкус, и чем дальше, тем сильнее мне казалось, что это самое лучшее лакомство во всей Поднебесной. Хотя я очень любила и пирожные фужунгао, которые часто ела, все же была уверена, что засахаренные фрукты гораздо вкуснее. Однажды настал день, когда мне наконец выпала возможность снова отведать их. Десятый принц, угадай, что я тогда почувствовала?
Десятый принц глядел на меня, явно не понимая, чего от него хочу, но, видя, что я не спускаю с него испытующего взгляда, сказал:
– Конечно же, ты была счастлива!
– А вот и нет! – улыбнулась я. – Почувствовала невероятное разочарование! В тот миг я ощутила, что, хотя фрукты на палочке вполне съедобны, они вовсе не такие вкусные, как фужунгао. И как я могла все это время искренне считать, будто они лучше фужунгао? После этого попробовала три месяца не есть фужунгао – и неожиданно обнаружила, что страшно соскучилась по ним. Только тогда я поняла, что на самом деле мое любимое лакомство – фужунгао. Я не знала, что с возрастом мои вкусы изменились, однако продолжала упрямо цепляться за воспоминания, не осознавая, что именно они все это время обманывали меня.
Закончив говорить, я молча посмотрела на десятого принца, который сидел с крайне озадаченным выражением лица. Неужели смысл моих слов так сложно понять? Я перевела взгляд на четырнадцатого принца. Тот одобрительно взглянул на меня, а затем посмотрел на десятого и бессильно покачал головой.
Похоже, проблема не во мне. Что ж, раз такое дело, раскрою секрет! Глубоко вдохнув, я объяснила:
– Десятый принц, фрукты на палочке – это я, а десятая госпожа – фужунгао. Фужунгао всегда есть у тебя на столе – только протяни руку, поэтому со временем ты перестаешь воспринимать их как нечто диковинное. Засахаренные фрукты же ты получить не можешь, они остаются в твоей памяти, и с течением времени их вкус кажется тебе все более восхитительным. Однако если вдруг настанет день, когда ты действительно останешься без фужунгао, ты поймешь, что на самом деле больше всего любишь именно их.
На лице десятого принца одно за другим проступили сперва удивление, затем страх и сожаление, и он, не произнося ни слова, глубоко задумался.
– Недостойная спросит еще раз… – произнесла я, – почему десятый принц не ударил ее в ответ?
Лицо десятого принца продолжало менять выражения. Он медлил, и я предположила:
– Возможно, потому, что даже в минуты сильного гнева десятый принц в глубине души не хочет расставаться с госпожой!
Внезапно он смел чашку со стола на пол и заорал:
– Нет, нет! Я не буду с тобой разговаривать! Мне никогда не переспорить тебя! Ни за что!
С этими словами десятый принц, прикрывая лицо, бросился прочь из зала.
Я сделала было несколько шагов ему вдогонку, но четырнадцатый принц позади меня воскликнул:
– Пусть он сам успокоится и поразмыслит. Камень, что лежал на сердце долгие годы, не удастся снять в одно мгновение, тем более такому твердолобому, как он.
Чувствуя себя неловко, я застыла на месте, а затем, повернувшись и не осмеливаясь глядеть никому в лицо, кое-как попросила у принцев разрешения откланяться и тут же выскочила наружу. Там, кликнув Ван Си, сказала ему позвать кого-нибудь, чтобы прислуживали в зале, а также велела распорядиться как можно скорее прибрать валяющиеся на полу осколки чашки.
Я сидела за письменным столом и, уставившись в стену, думала о десятом принце и десятой госпоже.
– Сестрица, – негромко позвала Юйтань. – Пора подавать чай Его Величеству.
Угукнув, я торопливо поднялась, и Юйтань передала мне поднос. Я кивнула ей, собралась с духом и, покрепче ухватив поднос, маленькими, но быстрыми шажками направилась в зал.
Когда я вошла, император Канси обсуждал с принцами «дела, касающиеся взаимного разоблачения наместниками и губернаторами Цзяннани друг друга».
«Опять коррупция, – мысленно вздохнула я. – В наши дни воистину в месяц крадут по чуть-чуть, но за несколько месяцев набирается на большую кражу».
Во время проведения провинциальных экзаменов в провинции Цзянсу помощник главного экзаменатора Чжао Цзинь вступил в сговор с некоторыми участниками и отчаянно мошенничал, поэтому державшие экзамен в Сучжоу, увидев вывешенные списки, подняли страшный шум. Император Канси велел генерал-губернатору Чжан Бохану, наместнику Лянцзяна[9] Гал, шаншу палаты финансов Чжан Пэнхэ и генерал-губернатору провинции Аньхой Лян Шисюню провести проверку по этому делу. В ее ходе выяснилось, что сам Гали набрал взяток на пятьсот тысяч лянов серебром. Дело становилось все более запутанным, и следствие, тянувшееся больше месяца, не принесло никаких результатов. Чжан Бохан в гневе подал императору докладную записку с жалобой на Гали, а тот, едва узнав об этом, тут же подал доклад с ответной жалобой на Чжан Бохана. Каждый оставался при своем мнении, и в словах каждого был смысл.
Отчаявшийся император отправил на дознание Му Хэлуня и Чжан Тиншу, но те, запуганные авторитетом Гали, до сих пор не вынесли своего решения. Гали, человек весьма высокого происхождения, был зятем императора Нурхаци и четвертым внуком Хохори из рода Донго корпуса Красного знамени, князя Смиренного. К тому же сам занимал высокое положение: пост наместника Лянцзяна был самым престижным из всех в системе провинциального высшего чиновничества, ведь занимавший его становился чиновником первого ранга. А самым важным было то, что Гали всегда был лоялен к императору и Канси высоко ценил его.
Его Величество спросил мнения у четвертого принца, и тот с почтением ответил:
– Когда вы, царственный отец, бывали с инспекцией на юге, вы весьма одобрительно отзывались о Чжан Бохане, называя его «честнейшим сановником Цзяннани». В народе о нем также ходит добрая слава. Гали же отличился в военном походе против Галдан-Бошогту: когда войско было окружено в степи, он лично, рискуя жизнью, контролировал пути, по которым доставлялся провиант. Гали всегда был верен Вашему Величеству. То, что двое таких людей ополчились друг против друга, вызывает сожаление. Ваш сын желает сказать, что требуется продолжить дознание: никого из них нельзя обидеть несправедливым обвинением.
Опустив голову и пряча улыбку, я подавала чай. Глядите, как пудрит мозги: вроде что-то сказал, но на деле не сказал ничего. Впрочем, четвертого принца нельзя винить: наверняка он желал бы сурово покарать взяточников, но хорошо помнил, как в прошлый раз, во время разбирательства по делу о хищении палатой финансов средств на закупку сена и бобов, он со своими политическими убеждениями не сошелся во мнениях с императором Канси, и тот выбранил его. На этот раз здесь замешан Гали, любимец Канси, и сейчас четвертый принц, не будучи уверенным в том, что думает об этом сам император, мог лишь прятать свои убеждения и держаться в тени, если он не хотел потерять отцовскую благосклонность.
Затем император спросил, какова точка зрения восьмого принца, и тот сказал:
– Я полностью согласен с четвертым братом: следует провести тщательное расследование, чтобы не осудить невиновного и не отпустить виновного.
Я мысленно усмехнулась. И тут комар носу не подточит, ведь иметь такое мнение – все равно что не иметь никакого. Подав чай всем присутствующим, я склонила голову и бесшумно покинула зал.
Юйтань, видя, что я иду, придерживая бок и хмуря брови, нагнулась ко мне и спросила:
– Болит?
– Совсем немного, – покачала я головой. – Терпимо.
– Вечером я, сестрица, натру больное место яичным белком, смешанным с мукой и крепкой водкой, – сказала Юйтань. – И через несколько дней все пройдет.
Я благодарно улыбнулась ей и кивнула. Вдруг мое сердце пропустило удар. Подумалось: если даже Юйтань, никогда не прислуживавшая в главном зале, знает о том, какой шум недавно поднял десятый принц, то и Канси не может не знать об этом.
Через какое-то время примчался Ван Си и сказал:
– Сестрица, тебя зовет Его Величество.
Поднявшись, я проследовала за ним. В этот момент принцы как раз выходили из зала, и мы с Ван Си, торопливо склонившись в поклоне, отошли в сторону, пропуская их. Лишь когда все покинули зал, мы с ним вошли внутрь.
– Что только что произошло? – спросил император Канси. – Из-за чего Иньэ так расшумелся? Кого-то пнул, еще и разбил чашку.
Я упала на колени, понимая, что раз уж ничего скрыть не удалось, то остается только сказать правду.
– Десятый принц поссорился с десятой госпожой, – произнесла я, опустив голову. – Пребывая в гневе, он тут же прибежал переговорить об этом с Вашим Величеством, но его уверили этого не делать, и он вернулся домой.
– Все это нам известно, – отозвался император. – Чего он так кричал? И как его убедили отправиться домой?
Казалось, он говорил мягко и спокойно, но в его тоне проступали едва заметные суровые, давящие нотки.
Мое сердце затрепетало, и я, коснувшись пола лбом, ответила:
– Причиной ссоры десятого принца и десятой госпожи послужили застарелые слухи, которые до сегодняшнего дня вводили десятую госпожу в заблуждение. Можно считать, что все это – вина вашей покорной служанки, которая и дерзнула уговорить десятого принца вернуться к себе.
Тогда весь Запретный город бурно обсуждал, что «тринадцатой сестренке нравится десятый принц», и император Канси не мог этого не знать.
Я пересказала всю историю о ссоре, начавшейся с бумажного фонарика, от начала до конца, а также примерно повторила то, что сказала десятому принцу.
Закончив говорить, замерла, прижавшись к полу лбом. Сердце стучало как бешеное, пока я пыталась предугадать, какое наказание меня ждет. Внезапно мне все стало безразлично. Целыми днями трясусь от страха, пытаюсь вести себя как можно осторожнее, стараюсь изо всех сил, но все равно время от времени совершаю ошибки. Мои жизнь и смерть находятся в руках у других, и неважно, будь то император Канси или какой-либо из принцев, – одна фраза любого из них способна в мгновение ока загнать меня в преисподнюю. Чувствуя бескрайнюю подавленность и усталость, вдруг поняла, что, если он прямо сейчас отдаст меня десятому принцу, я приму это. Мне больше не хотелось бороться, не хотелось сопротивляться.
Император Канси ничего не говорил, и в зале висела мертвая тишина. У меня внутри все словно смерзлось, и я просто ждала приговора. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Его Величество сказал:
– Поднимись.
Снова отвесив земной поклон, я поднялась на ноги. Пристально глядя на меня, император мягко произнес:
– Ты так хорошо объяснила всю суть. Если в будущем появится необходимость, сумеешь ли ты сама последовать своему совету и, забыв о том, чего не можешь получить, дорожить тем, что у тебя есть?
Я резко вскинула голову, но, наткнувшись на его проницательный взгляд, вновь торопливо опустила ее.
– Недостойная не знает, – ответила я после короткого молчания.
Его Величество тихо вздохнул и ласково сказал:
– Ступай.
Озадаченная, я покинула зал. В моей голове эхом отзывались слова императора Канси: «Если в будущем появится необходимость, сумеешь ли ты сама последовать своему совету и, забыв о том, чего не можешь получить, дорожить тем, что у тебя есть?» Что он имел в виду? Что, по его мнению, я не могу получить, а что могу?
Все в том же подавленном состоянии я добрела до наружной галереи. Посмотрела на окружавшие меня высокие стены, создававшие ощущение тесноты и скованности, а затем, запрокинув голову, – в бескрайние распахнутые небеса, яркие, синие. Казалось, они так близко, протяни руку – и сможешь коснуться. Я зачарованно подняла руку, но ничего не произошло. Только неуловимый ветерок скользнул между пальцами.
– Жоси.
Я отупело взглянула на холодное лицо восьмого принца и долго смотрела так, прежде чем осознала, что он звал меня. Слабо улыбнувшись, я сказала:
– Там нет ничего, кроме ветра.
Восьмой принц встревоженно застыл.
– Жоси, что с тобой? – изумленно спросил четырнадцатый принц.
Не успела я ответить, как вдруг он и восьмой принц поклонились кому-то за моей спиной, и восьмой с улыбкой произнес:
– Четвертый брат еще не покидал дворец?
Обернувшись, я увидела медленно приближающихся к нам четвертого и тринадцатого принцев.
Также с улыбкой поприветствовав восьмого принца, тринадцатый сказал:
– Мы с четвертым братом подумали, что нам следует навестить госпожу супругу Дэ, и после этого сразу вернулись сюда. Почему же и восьмой брат еще не покидал дворец?
– Я внезапно вспомнил, что Жолань попросила меня кое о чем узнать у Жоси, поэтому задержался, – улыбаясь, отозвался восьмой принц, а затем, переведя взгляд на меня, мягко произнес: – Жоси, чем дальше, тем меньше ты соблюдаешь приличия. Забыла о приветствии?
Я занервничала и, поклонившись четвертому и тринадцатому принцам, сказала:
– Недостойная уже долго стоит здесь, ей следует вернуться на службу.
О проекте
О подписке