Бежавших в страхе персов и под сень
Ветвистую укрылся – здесь Танкреду
Покой желанный обещала тень.
Здесь думал переждать он зной полдневный
И передышку дать деснице гневной.

47.
Но в рощице с язычницей младой
Столкнулся рыцарь у волны бегучей:
К ручью спустилась дева за водой,
Прекрасна ликом над броней могучей,
И только ярый взор горел враждой! —
К ней тотчас воспылал он страстью жгучей.
О чудо! Свой воинственный напев
Завел Амур, родиться не успев!

48.
Вскочила дева на ноги проворно
И, шлем застегивая на бегу,
Исчезла – не трусливо, не позорно:
Отряд спешил на выручку врагу!
А рыцарь в мыслях сдался ей покорно
И словно смерти ждал на берегу.
В походе и на лагерной стоянке
С тех пор он тосковал о персиянке.

49.
Он прежде первым был из удальцов
И люди в нем тоски не замечали.
Теперь легко он делался пунцов
И очи долу опускал в печали.
Насчитывала восемьсот бойцов
Лихая конница его вначале.
Он спутников в Кампанье отыскал,
Где плещет море у тирренских скал.

50.
На тощих лошадях, как для потехи,
С турецким ятаганом на боку
Скакали следом греки-неумехи,
Две сотни конных было в их полку.
В диковинку им ратные доспехи,
Колчан и щит повесив на луку,
Они служили правдою Татину:
Он отступать привел их в Палестину.

51.
Две сотни конных для такой войны
Вас, греки, не избавили от срама!
Кругом пожар, а вы со стороны
Взираете на оскверненье храма.
Кровавым зрелищем увлечены,
Гадаете, чем завершится драма?
Не сетуйте, что Греция – раба:
Любезна грекам рабская судьба.

52.
Последний на параде – первый в деле,
Свободных рыцарей выходит полк.
Что слава им Ясоновой кудели! —
В служенье Марсу рыцарь видит долг.
Дабы в своей озерной цитадели
Король Артур в смущении умолк
И выдуманной славой не гордился!
Но кто же в командиры им годился?

53.
Ничем друг друга не превосходя,
Ни добродетелью, ни родословной,
Решили рыцари избрать вождя
По мудрой опытности хладнокровной.
Возглавил полк немного погодя
Дудон из Конца – шрам его надбровный
Темнел, едва он начинал серчать, —
Старинных битв почетная печать!

54.
Евстахий выехал за братом старшим,
За Готфридом, прославившим Брабант,
Чуть поодаль с достоинством монаршим
Сын короля норвежского Гернанд,
С ним Родгер Бальнавиль победным маршем
Скакал, а рядом Гентон, адъютант.
Рамбальд с Герардом из другого клана
К правителю примкнули Энгерлана.

55.
Там был Убальд и Розимунд там был,
Внук знатного ланкастерского лорда,
И Опиц, что забвению могил
Деяньями умел ответить гордо.
Три брата – Сфорца, Паламед, Ахилл —
С Оттоном шли: ломбардцы знают твердо,
Где щит добыл он – герб своей семьи
С нагим младенцем в пасти у змеи.

56.
Затем Эврар, Гернье, Рудольф и Гвидо,
И Гвидо, но другой, – о славный круг!
Нет, всех не перечислю я, но вида
Не подаю, что обессилел вдруг.
Продолжу труд: сошел под сень Аида
С Гильдиппой Эдуард, супруг и друг:
В походе претерпев немало тягот,
Не ведали, что вместе в землю лягут.

57.
С ним рядом стала ратницей она! —
Чему Амур в своей не учит школе? —
Казалось, доля на двоих одна
Досталась им на чужеземном поле.
И если муж был ранен, то жена
Страдала вместе с ним от той же боли.
Когда же кровь ушла из милых жил,
Разлуку с милой он не пережил.

58.
Но молодецкой удалью и статью
Затмил Ринальд влюбленную чету.
Боготворимый христианской ратью,
Он рано возмужал, служа Кресту.
Отмечено до срока благодатью,
Так плодоносит дерево в цвету.
В сраженье он казался Марсом хмурым,
А снимет шлем – проказливым Амуром!

59.
Была София первенцем горда,
Бертольд решил отдать его в ученье.
Младенец грудь еще сосал, когда
К Матильде перешел на попеченье.
Струилась в тихой Адидже вода,
Но мысли об ином предназначенье
Наставницею были внушены. —
И тут с востока грянул гром войны!

60.
Из дома в одиночку, безрассудно
Мальчишкой ночью он бежал в Пирей,
Где на попутное пробрался судно.
Гудел Борей над лесом мачт и рей…
Такое бегство оправдать не трудно —
Не царский отпрыск превзошел царей.
В боях три года, а на подбородке
Едва курчавится пушок короткий.

61.
Поет труба, и на широкий луг
Пехоту пропускают эскадроны:
Четыре тысячи господних слуг
От Пиренеев поднял до Гароны
Раймунд и каждому топор, и лук,
И палицу вручил для обороны.
Сильны тулузцы в ратном ремесле,
И командир тулузский в их числе.

62.
Из Тура, с берегов Луары влажных,
Стефан, чей род там правил искони,
Привел пять тысяч воинов отважных,
Прекрасных блеском шлемов и брони,
Но непригодных для сражений важных:
Родной природе мягкостью сродни,
С горячностью они бросались в битву
И гибли, не успев прочесть молитву.

63.
За ними, словно древний Капаней,
Алкаст повел гельветов к новым Фивам.
Альпийский склон очистить от камней
Привычней пахарям трудолюбивым,
Но нет на свете армии грозней! —
Тиары римской подняты призывом,
Шесть сотен встало под крестчатый герб,
На меч перековав зубчатый серп.

64.
Шел, замыкая воинство Христово,
Камилла семитысячный отряд.
На вымпеле – ключи Петра святого,
Огнем на солнце панцири горят!
Как встарь, пехота умереть готова,
Латинской доблести свершив обряд.
Похвастаться горазды исполины
Всем, чем угодно, кроме дисциплины.

65.
Окончен смотр – и вот уже вождей
К себе сзывает Готфрид для совета
И говорит им так: «Своих людей
Поднять должны вы завтра до рассвета.
В дороге не щадите лошадей
Во исполненье высшего обета:
К святому городу, к его стенам
Приблизиться внезапно надо нам!

66.
К препятствиям готовясь и к победам,
Крепите сердце, воины Креста!» —
Огонь речей, которым страх неведом,
Вложил Создатель в мудрые уста.
И каждый верил, что за ночью следом
Заря взойдет божественно чиста,
Лишь Готфрид ждал рассвета с опасеньем,
Встревоженный недавним донесеньем.

67.
Еще вчера египетский халиф
Стянул войска, и по его приказу
Они к границам вышли, где залив
Вдоль моря открывает путь на Газу.
На Сирию, горяч, нетерпелив,
Полки, конечно же, он двинет сразу.
В раздумьях, как бы дать отпор врагу,
За ординарцем Готфрид шлет слугу.

68.
«Вели седлать коня, мой Генрих верный,
Скачи в столицу греков день и ночь!
Найдешь там мужа храбрости безмерной —
Он в предприятье должен нам помочь!
Нет у него хитрить привычки скверной,
До болтовни пустой он не охоч.
От полюса на юг, где холод адский,
Владычествует королевич датский.

69.
Не дай Господь, лукавый Алексей
Его прельстит наградою стократной,
И нас покинет славный воин сей,
В других краях свершая подвиг ратный.
Ты рыцаря сомнения рассей,
Но с ним не возвращайся в путь обратный.
Пусть поспешит на зов моей любви,
А ты у базилевса поживи.

70.
От хитрых византийцев мы зависим —
К державному лгуну войди в фавор:
Он время затянул с коварством лисьим,
О помощи нарушив договор.
Уедешь через час – тебя без писем
Рекомендательных не примет двор!» —
С посланьем важным всадник вдаль несется,
И легче на душе у полководца.

71.
Вот наконец, являя бирюзу,
Врата небес раскрыла ночь глухая,
И тотчас трубы грянули внизу
И барабан ударил, не стихая.
Раскатам, предвещающим грозу,
Не радуется так земля сухая,
Как радовались грому медных труб
Мужи, чей нрав свиреп и облик груб.

72.
Испытанные в пламени баталий,
Привычно надевают смельчаки
Нагрудники из богатырской стали,
Со звоном в ножны вложены клинки.
Знамена на ветру затрепетали,
Стоят за командирами полки
И, перестроившись в одну колонну,
Победный крест подъемлют к небосклону.

73.
Светило, разгораясь горячей,
Давно уже не то, что утром ранним,
Летят на войско дротики лучей:
«Мы ваши очи искрами израним!» —
И раны нестерпимы для очей.
Ползет огонь по лезвиям и граням!
Гремят доспехи, сердце веселя,
От ржанья лошадей дрожит земля.

74.
Вскрывать засады на пути неторном
До выступленья сил передовых
Разъездам Готфрид поручил дозорным,
В разведку отряжая верховых.
Ровнять приказано полкам саперным
Ухабы под прикрытьем часовых,
С дороги щебень убирать и глыбы,
Которые им помешать могли бы.

75.
Ни персов неожиданный набег,
Ни аванпосты в чаще заповедной,
Оберегающие тирский брег,
Не сдержат этой поступи победной.
С бурливой По, царицей наших рек,
С ее напором, с яростью наследной
Сравню я вздувшийся в кипенье злом
Поток людей, идущих напролом.

76.
Собрался было выйти им навстречу
Эмир с высокой трипольской скалы,
Но остерегся ввязываться в сечу,
Хотя имел надежные тылы.
«Я на угрозы хитростью отвечу!» —
Решил сатрап, – и вот уже послы
Приносят крестоносцам от эмира
Дары с покорным предложеньем мира.

77.
А следом каменистою тропой
К ним в лагерь, помня о святом завете,
С горы Сеир спускаются толпой
Мужи и жены, старики и дети,
Народ гостеприимный, не скупой,
Расспрашивают обо всем на свете,
Любуются на грозные клинки
И смело просятся в проводники.

78.
Недолго воины в горах гостили:
Они спешили к морю, где давно
Их ждали флаги дружеских флотилий,
Где было все для них припасено:
Под стоны бури и при полном штиле
Приплыло в трюмах критское вино,
Зерно и все, что армии во благо, —
В дар от эгейского архипелага.

79.
Кипит и стонет пенная вода
Под тяжестью судов на рейде жарком.
По Средиземноморью никогда
Не плавать больше сарацинским баркам:
Эскадру снарядили города,
Хранимые Георгием и Марком.
И, сильный составляя арьергард,
Голландец к ним примкнул и лангобард.

80.
Сплоченные воинственным союзом,
Они шагают, низкому чужды.
А следом корабли идут под грузом,
Чтоб не было ни в чем у них нужды.
Судьба благоволит подобным узам:
Они идут – и нет вокруг вражды.
Святой земле протягивают руку,
Где на кресте Спаситель принял муку.

81.
Шло воинство, а впереди него,
Мешая правду с вымыслом и ложью,
Неслась молва, пророча торжество
Крестовой рати, наполняя дрожью
Того, кто преступил закон, того,
Кто дерзостно попрал святыню Божью.
И дрогнул деспот пред числом знамен
И знатностью прославленных имен.

82.
С тех пор он ждал и вечно был не в духе:
Нет хуже зла, чем ожиданье зла.
Сквозь камень крепостной сочились слухи,
И точно смерть из дома в дом ползла.
И были слухи так темны и глухи,
Что понял царь: не развязать узла!
«Для вражьих стрел не стану я мишенью!» —
И к страшному склоняется решенью.

83.
С недавних пор здесь правил Аладин —
Так звался царь, жестокосердый смладу,
Теперь, дожив до старческих седин,
В бездействии он находил усладу.
Но что он слышит? – некий паладин
Грозит войной спокойствию и ладу!
Он среди подданных своих тогда
Нашел врагов для скорого суда.

84.
У жителей Святой земли в то время
Религии и веры было две:
Пророка многочисленное племя
И дети Иисуса – в меньшинстве.
Подмяв Сион, тиран ослабил бремя
Для братьев мусульман и во главе
Державы новой встал с коварством зверским,
Подвергнув верных пыткам изуверским.

85.
К нему вернулась из небытия
Палаческая страсть – он вновь был молод!
Своим деяньям больше не судья,
К смертоубийству ощущал он голод.
Так летом пробуждается змея,
Казавшаяся мертвой в зимний холод,
Так дремлет лев, но ради озорства
Не вздумай тронуть дремлющего льва!

86.
«С народцем этим зря я время трачу, —
Ворчал владыка, – для него не грех
Вселенскому порадоваться плачу,
Что верным слезы, то неверным смех.
Царя ограбить и убить в придачу —
Вот что сегодня на уме у всех.
Ворота города любой изменник
Откроет крестоносцам ради денег.

87.
Но мы посмотрим, кто из нас хитрей!
Я нынче знатную устрою травлю.
Младенцев на груди у матерей
Недрогнувшей рукою обезглавлю!
Не пощажу безбожных алтарей,
Кострами Палестину позабавлю!
Как не помочь помучиться врагу? —
И первыми священников сожгу».

88.
Такие деспот замышляет казни,
Но медлит к избиенью бросить клич.
Нет, он не отказал себе в соблазне
Гнать безоружных, как лесную дичь.
Не из приязни к ним, а из боязни
Удерживал он занесенный бич,
Надеясь в эту пору роковую,
Что с Готфрид с ним пойдет на мировую.

89.
Не выдержав, он весь таимый гнев
На пажити обрушил и жилища.
Угодья топчет царь, рассвирепев,
Деревни превращает в пепелища.
Не разбирает, где посев, где хлев:
«Пока у франков есть вода и пища,
Вольно им стены осаждать мои —
Отраву лейте в реки и ручьи!»

90.
Он понял, что молвой не приукрашен
Крестовый подвиг, и, спасая трон,
Сам занялся осмотром рвов и башен:
Был город неприступен с трех сторон
И штурм внезапный был ему не страшен.
Лишь северной стене грозил урон.
Там стал он строить с жаром неуемным
И поднял плату всадникам наемным.