Глава 6

Сгустившиеся сумерки распугали с лавочек всезнающих бабуль, их сменила влюбленная парочка, непонятно откуда залетевшая в наш двор. Уже на дальних подступах к подъезду слышу заливистый хохот матери, звенящий из открытой кухонной форточки. От злости и бессилия в груди останавливается сердце.

Я вваливаюсь в прихожую, задыхаюсь от клубов сигаретного дыма и мерзкого запаха чего-то жареного, и мать, перекрикивая невнятную речь собутыльников, зовет:

– Танюх, пришла? Танюх, там эта тварь белобрысая… Анжелка… коробку тебе какую-то принесла!

Меня перемкнуло. Врываюсь на кухню и ору:

– Сама-то ты кто?! Да она же ко мне в сто раз лучше, чем ты, относится!

Валя и еще пара одинаково опухших личностей пытаются меня урезонить, но я хватаю одного из них за безвольные плечи, рывком сталкиваю со стула и пинаю к выходу. Расшвыриваю вырастающие на пути живые препятствия и решительно возвращаюсь на кухню, чтобы выгнать оттуда второго.

Кажется, я впала в сумеречное состояние: только спустя пару минут после зачистки квартиры осознаю, что орала трехэтажным матом и меня трясло так, что зуб на зуб не попадал.

Валя прикрывает ладонью лицо и, вжав голову в плечи, пробегает в гостиную, а мать испуганно смотрит на меня подкрашенными синим осоловелыми глазами:

– Тань, Тань, ты чего, а? Чего?

– Не тварь она, понятно? – устало отвечаю. – А ты, мать года, завязывай уже. Достала!

В комнате меня еще долго колотит, голова гудит, в груди теснится столько всего, что нормально дышать не получается.

На письменном столе лежит плоская коробка, а в ней – ноутбук Ви, облепленный наклейками с веселыми черепушками и стразами, и бумажка с паролем от соседского Wi-Fi. С ногами забираюсь на скрипучий потертый диван, открываю ноутбук, и на экране улыбками до ушей загорается наше с Ви фото: на нем она все еще с синими волосами, но я – уже с длинными черными.

«Это подарок, – написано на обороте бумажки. – В нем все мои воспоминания о тебе. А еще мы с тобой постоянно будем на связи. Сделай себе профиль в соцсетях. Я тебя люблю, Солнце! Навсегда твоя, Ви».

До наступления ночи листаю фотки – я помню время и место появления каждой из них. Всего три папки – «2008», «2009», «2010», в которых живут счастливые мгновения моей жизни.

По рассеянности Ви не удалила с диска еще одну папку, «One Love», но в нее я не лезу.

* * *

До рассвета я не могла уснуть – вздыхала, ворочалась на жестком диване, шмыгала носом и стирала пальцами слезы со щек. Поспала лишь пару часов, пока не услышала со двора шум двигателя и хлопок автомобильной дверцы. Я тут же вскочила и в два прыжка оказалась у окна – черная машина, мигнув левым поворотником, скрылась за углом панельной пятиэтажки.

Судорожно натянув на себя красно-белый полосатый свитер Ви, ее же джинсы и красные кеды, я вылетела из дома и еще сорок минут умирала от страха в гремящем трамвае, а потом со всех ног побежала по привокзальной площади к платформе. Ви сидела на чемоданах, понуро уставившись в телефон, а тетя Анжела, прикрыв глаза от слепящего солнца ладонью, вглядывалась за склады, откуда вот-вот должен удавом выползти зеленый пассажирский состав.

Я перепрыгнула через рельсы свободных путей, забралась на перрон и нависла над Викой, закрывая солнечный свет. Она подняла голову и молча улыбнулась. Я села рядом на чемодан, тетя Анжела помахала мне, продолжая топтаться у белой линии. Я специально огляделась вокруг в надежде увидеть Че, но его нигде не было.

Получается, Ви все же сделала это.

– Как прошло? – тихо спросила я, и Ви взяла меня за руку.

– Как по нотам. – Она пыталась удержать на лице улыбку, но разрыдалась. – Я сказала, что не уверена в своих чувствах. А потом сказала, что уверена… что не люблю его и никогда не любила. А на самом деле… Ты же знаешь, как на самом деле. Я просто боюсь, что время и расстояние все испортят!

Из-за края угрюмой постройки показались нос локомотива и первые вагоны. Как ошпаренные, мы вскочили и растерянно взглянули друг на друга. Тетя Анжела подбежала к Ви, обняла ее и погладила по светлым волосам.

– Ну, вперед, ребенок. Учись там, слушайся папу. Я приеду, как только начнется отпуск…

Ви выдала еле живую улыбку, схватила рюкзак и чемодан, вскользь поцеловала меня в щеку и быстро шепнула:

– Я люблю тебя. Не забывай меня, ладно? Я вернусь!.. Ладно?

– Ладно! – громко отозвалась я, хотя была близка к обмороку.

– Мамуль, не забывай про Таню! – Ви снова сорвалась на плач, тетя Анжела подняла чемодан и подтолкнула Ви к двери нужного вагона.

Я осталась на перроне, и солнце, словно прожектор, грело меня со всех сторон. Засунув руки в карманы, развернулась и медленно побрела. Я шла к навесному мосту – поднялась по сотне ступенек, направилась к другой стороне, а куда дальше – не имеет значения.

Взгляд равнодушно скользил по лицам людей, которые спешили с баулами и узлами к подошедшей пригородной электричке; по зеленым кронам тополей, по белым облакам в голубом небе, пока не замер на бледном осунувшемся, но все еще идеальном лице. Знакомому всему городу.

Че подмигнул мне.

С усилием отвела взгляд и, рассматривая камешки, сиявшие в черном гудронном покрытии под ногами, быстро прошла мимо.

Глава 7

– Солнце, постой! – раздается за спиной голос, который я миллион раз слышала из телевизора Ви.

Словно наткнувшись на невидимую стену, резко торможу и оборачиваюсь:

– Как ты меня назвал?

Че возникает рядом, хватается одной рукой за ржавые перила и, странно растягивая слова, пускается в объяснения:

– Вика много о тебе рассказывала, она всегда называла тебя так. Извини, если обидел.

– Не обидел. – Пожимаю плечами. Мгновение мне кажется, что невидимая ниточка протянулась ко мне от подруги, пусть даже и через посредника, но я тут же замечаю, что Че пьян, и волшебство меркнет.

Пытаюсь обойти его, но Че удерживает меня за плечо и заглядывает в глаза:

– То, что Вика сказала мне вчера… Это правда? Умоляю тебя, скажи!

Я снова до крови кусаю губу и лихорадочно соображаю. Зачем ей понадобилось так все усложнять? Есть же скайп, телефон, поезда и самолеты – ради чего ломать любовь, которая мне даже не снилась, ради чего так мучить себя и этого совершенно раздавленного парня? Сейчас он не тот красавчик из телевизора, по которому сходят с ума девчонки: из него будто выбили душу. Прямо как из меня.

Проглотив ком в горле, только открываю рот, чтобы сказать правду, как за спиной Че вдруг началась странная возня. Две девушки, спешившие было к электричке, громким шепотом о чем-то спорили, и одна из них нерешительно пропищала:

– Че? Можно с тобой сфоткаться, Че?

И Че мгновенно меняется. Лицо расплылось в широкой надменной улыбке, он провел рукой по челке и наклонился к девушкам – одна из них щелкнула кнопкой цифровой «мыльницы». Фанатки млеют и хихикают, подают для автографа ручки и зачетки. Наглеют, просят у Че номерок телефона. Он их отшивает, но делает это так элегантно, что девушки бегут к своей электричке счастливыми.

Я исподлобья наблюдаю за сценой, и наконец до меня доходит: вот в чем дело. Ви боится, что однажды, когда ее не будет рядом, Че не устоит.

Я обещала Ви хранить нашу дружбу, Че – любовь. А Ви обещала нам вернуться.

И прямо сейчас, под ярким, испепеляющим, почти полуденным солнцем я мысленно клянусь себе и подруге, что до ее возвращения все останется неизменным.

– Она никогда не обсуждала тебя со мной, Че! – я слишком быстро нашлась с ответом. Преградивший мне путь Че тут же отступает в сторону.

Брусчатка привокзальной площади рябит в глазах, ветер с тяжелой примесью мазута развевает волосы, люди с сумками и чемоданами, натыкаясь на меня, спешат к новой жизни, что начнется для них через миллионы мелькнувших под поездом шпал.

Я иду очень быстро, почти бегу, пытаясь побороть чувство потери. Спешу домой, где будет Валя со вчерашним синяком, где снова нечего есть, где опять придется браться за веник и швабру. И возможности спастись от этого в квартире на четвертом этаже больше нет.

– Подожди, а? – Че обгоняет меня и, пошатываясь, встает рядом. – Слушай, так хреново мне еще никогда не было. Пожалуйста, давай немного помотаемся по центру?

* * *

Весь день Че, ссутулившись, с руками в карманах джинсов, нарезал круги по окрестностям, а я тенью следовала за ним. Каждые двадцать метров с Че кто-то здоровался, окликал издалека, кивал или просто оглядывался ему вслед. Сейчас, оба почти обессиленные, сидим в заросшей хмелем беседке в глубине опустевшего парка, и комары вокруг устроили настоящий пир.

– А ты раньше теряла кого-нибудь? – тихо спрашивает Че и всматривается в сумерки.

– Ага. – Я киваю, хотя едва ли это нужно в сгущающейся темноте.

– Кого?

– Папу. И брата. А ты?

– Бабушку…

– О… – тяну я, потому что не знаю, что говорят в таких случаях.

– Все нормально. Даже тогда было легче. – Че лезет в карман и шуршит в потемках пакетиком. – Это фисташки, так что не предлагаю.

– Отчего же? Давай их сюда. – Протягиваю руку. – Обожаю фисташки!

– А… Просто Ви терпеть их не может. – Че отсыпает щедрую кучку соленых орешков в мою ладонь. – Интересно, а что еще ты обожаешь?

Что я могу обожать? Это просто смешно. И никого, кроме Ви, никогда не волновало.

– Стихи сочинять! – выдаю почему-то вслух.

– Стихи? – Че встает со скамейки и нависает надо мной. – Хорошие?

– Откуда ж я знаю? – взвиваюсь я. – Они просто есть в моей голове, и все.

– Представляешь, я тоже люблю стихи! Но сам их не пишу. Так что давай, Солнце. – Плавным жестом виджея из телевизора Че представляет меня несуществующей аудитории. – Вещай!

Я выбрасываю в урну скорлупки, отряхиваю руки, откашливаюсь и еле слышно мямлю:

– Ну…

 
Черные спины бед, пыль заметает след.
Кровь за простой совет! Губы немы в ответ.
Кто-то в бреду сказал: «Смяты пути назад».
Здесь, где палит гроза, даль стерегут глаза,
Время летит по степям.
Скоро ты не узнаешь меня…
Серые ребра снов, мраморный лом зубов,
я все ищу врагов не из числа богов.
Прячет проем дверной песен собачьих вой,
темен апрель хромой, ты не придешь домой.
Ветры цветы теребят… Я уже не увижу тебя…
 

Че не двигается. Никогда тишина не была такой громкой. Этот парень вдруг оказался вторым человеком в жизни, кому я так запросто прочитала свои стихи. С каждой секундой я все мучительней краснею, пытаюсь спрятать пальцы в растянутых полосатых рукавах. Я хочу исчезнуть, испариться, на худой конец просто умереть. Что же я вообще делаю здесь, в темной беседке, рядом с парнем – местной достопримечательностью, по уши влюбленным в Ви?

– Что-то не так? Они о потере, ощущении потери… Забей! – почти кричу я, но Че быстро проводит рукой по лицу и тихо произносит:

– Ты сейчас меня вывернула.