Глава 8

Каждый день в течение двух недель я просыпалась с сожалением о том, что не страус и не могу спрятать голову в песок. Именно этого мне хотелось после всего, что произошло с Арифом. Я ругала себя, злилась на себя, пыталась найти оправдания – и так день за днем по бесконечному кругу. Каждую ночь я воспроизводила в голове всё случившееся, и меня бросало то в жар, то в холод – от стыда и от бурлящих фантазий.

В тот день мне стоило огромных усилий ехать с ним обратно в одной машине. В салоне всё ещё витал аромат нашей страсти. Когда всё закончилось и пелена, затуманившая мой разум, начала спадать, я осознала, какая я клиническая идиотка.

Внутри меня было чувство опустошенности и омерзения к самой себе. Хотелось реветь и бить себя по щекам, и я держалась из последних сил, чтобы не разреветься перед Арифом.

Нужно отдать ему должное: он не лез ко мне с разговорами, будто считывал моё состояние. Он позволил мне погрузиться в тишину и довёз до Наты.

Только когда я выходила из машины, он удержал меня за кисть руки и сказал:

«Иллан, не жалей ни о чём, всё, что произошло, останется между нами.»

«Спасибо,» – пряча глаза, сказала я и, тихо попрощавшись с ним, направилась к подруге.

Поднимаясь к Нате на лифте, я смотрела на себя в зеркало и размышляла о том, куда делось моё воспитание, все принципы и морали, которые бабушка вкладывала в меня.

Какого чёрта со мной происходит, когда этот парень оказывается в радиусе метра от меня? Почему во мне просыпается какая-то вторая личность, которая начинает творить полный беспредел? Как я вообще могу быть такой? Бояться и при этом делать с ним все непристойности, которые насмотрелась в проклятом Netflix. Нужно завязывать с этими фильмами и сериалами!

Когда я рассказывала Нате обо всём, боялась увидеть в её глазах осуждение, но она успокоила меня. Ната уверяла, что ничего страшного не произошло, что нас с Арифом влечёт друг к другу, и это вполне нормально – что мне сносит башню.

Я ненавидела это чертово влечение и не знала, что с ним делать. Не знала, как теперь вести себя с Арифом. Он звонил мне вечером этого дня и каждый последующий день ровно неделю, но я не могла заставить себя ответить. Я знала, что веду себя по-детски, но шла на поводу у своих эмоций. В тот момент единственное, чего я хотела – это спрятаться в своём панцире, подобно черепахе.

Когда звонки от Арифа прекратились, меня накрывало по другому поводу: значит, я ему не так уж и нужна. Всё, что произошло, стало для него лишь небольшим эпизодом в его бурной сексуальной жизни. Может быть, для него это обыденное дело?

Да, он не овладел мной, как и обещал, но заставил моё тело сотрясаться в его руках.

Выходить с ним на связь первой я точно не была готова. Все мои дни проходили с мыслями о нём, и я пришла к решению, что всё к лучшему: нам не стоит видеться. Тогда и не будет никаких проблем. Я и моя девственность, которую, к слову, я должна беречь до брака, будут в безопасности. Ведь я дурела именно тогда, когда он был рядом.

Успокоив себя этим, я смогла продолжить жить своей обычной скучной бесцветной жизнью

***

Я спускалась по лестнице со второго этажа, когда заметила отца. Он стоял у комода с зеркалом и пытался завязать галстук. Его лицо было сосредоточенным и напряженным, а движения резкими и нетерпеливыми. Я сразу поняла, что папа сегодня не в духе.

– Доброе утро, пап! – сказала я, подходя ближе. Его взгляд встретился с моим в зеркале и немного потеплел.

Папе было сорок пять, но он выглядел статным и уверенным в себе. Темные волосы, слегка поседевшие на висках, придавали ему мужественности, а в глубоких карих глазах светился ум. Он был из той категории людей, о которых говорят: «сделал себя сам». Когда они с мамой только поженились и переехали в Москву в поисках лучшей жизни, папа подрабатывал продавцом в цветочном магазине. Позже он открыл собственный ларек, а через пару лет уже владел сетью цветочных бутиков по всей Москве. Сейчас за его фирмой были зарегистрированы более ста компаний разного профиля, но основным направлением является гостиничный бизнес. Папа работал столько, сколько я себя помнила, но при этом он всегда был отличным отцом, не обделяя меня вниманием. У нас была особая связь: я всегда чувствовала его настроение и улавливала энергетику, стоило только взглянуть на него. Вот и сейчас я ощущала, что с ним что-то происходит, но не могла понять что именно.

Мне было страшно даже думать о том, что это могло быть связано со мной. Что если папа узнал об Арифе? Нет, он не был бы так спокоен! Я тут же успокоила себя.

– Доброе, дочь, – ответил он. Его голос звучал глубоко и спокойно, но в нем слышалась нотка напряжения. Папа развернулся ко мне, когда я подошла ближе и встала за спиной.

– Вижу у тебя проблемы, – усмехнулась я, наблюдая за тем, как его пальцы нервно сжимают ткань галстука. – Ты что, резко разучился их завязывать?

Я всегда восхищалась его строгими чертами лица и тем, как он умело сочетал деловой стиль с легкой небрежностью. Сегодня он был одет в серый классический костюм и светлую рубашку; наличие галстука говорило о том, что у него запланированы важные переговоры или встреча.

Папа нахмурился, заметив мой взгляд на его сером галстуке в тон костюма.

– Да… что-то не ладится сегодня, – хмуро произнес он и перевел взгляд мне за спину, его лицо стало еще мрачнее.

Я удивленно обернулась назад и увидела тетю Аню. Мама Наты, миниатюрная блондинка с живыми горящими глазами и добрым нравом, сегодня выглядела бледной и грустной. Она родила Нату в восемнадцать и была для дочери больше подругой, чем матерью. К мне она относилась с особой теплотой и любовью, часто прикрывая наши с Натой проделки перед бабушкой и отцом.

– Тетя Аня, вы заболели? – с тревогой спросила я, внимательно изучая её лицо. Я заметила, как её губы дрогнули в слабой улыбке, но в глазах всё равно читалась глубокая тревога, словно за ними скрывалось что-то большее, чем просто усталость.

– Нет, дорогая, со мной всё в порядке, – ответила она, не поднимая взгляда от своих рук. – Завтрак уже готов, я сообщу Раисе Амировне, – её голос звучал взвинчено и неубедительно, как будто каждое слово было произнесено с усилием.

– Хорошо, спасибо большое, – произнесла я с искренней благодарностью, и мой взгляд вновь вернулся к отцу. Он по-прежнему изо всех сил пытался завязать галстук. В этот момент я заметила, как он украдкой бросил взгляд на тётю Аню, и между ними проскользнула какая-то невидимая напряженность. Она избегает его взгляда. Внезапно осенило меня.

Женщина быстро пересекла гостиную и стала подниматься по лестнице, её шаги были полны решимости, но в то же время в них чувствовалась некая растерянность. Я смотрела ей вслед, не понимая, что происходит. Почему они с папой так странно себя ведут?

– Ты что, отчитал её за что-то? – озвучила я свои предположения, надеясь на прояснение ситуации. Папа сжал челюсть, его лицо стало каменным, он дернул галстук и стянул его с шеи, бросив на комод с явным раздражением.

– Когда это я отчитывал персонал? – прорычал он грозно.

Я услышала, как тетя Аня оступилась на лестнице, но затем ускорила шаги и исчезла из виду на втором этаже. Мне стало неловко от того, что женщина могла услышать наш разговор. Я всегда считала Нату и тётю Аню частью нашей семьи. Они появились в нашем доме, когда мне было восемь лет и обе стали мне дороги. Папа всегда относился к ним с уважением и учтивостью. Не многие согласились бы взять на работу женщину с ребенком, но папа тогда проявил человечность: он понимал положение тёти Ани, которая искала не только работу, но и крышу над головой. Так они стали жить с нами.

Отец никогда не повышал голос на тех, кто работал в нашем доме; для этого была бабушка. Если кто-то и высказывал недовольство, то это была она.

– Пап, зачем ты так? Разве она персонал? – не унималась я, следуя за ним в столовую. Мы сели за накрытый стол, и я взялась наливать в его чашку чай.

Может быть, тетя Аня просто заработалась? Когда мы с Натой говорили в последний раз о её маме, подруга выразила обеспокоенность тем, что женщина всё время работает и подруга не может уговорить её взять отпуск для совместного отдыха. Она даже мечтала о том, чтобы мама наладила личную жизнь – а как это сделать, если ты постоянно на работе?

– Между вами что-то произошло? – осторожно спросила я папу, усевшись справа от него. Мне казалось странным их поведение: они всегда были учтивы в общении, а сейчас едва взглянули друг на друга.

– Ради всего святого, Иллан! – прорычал папа. – Что между нами может произойти?

– Чего ты злишься, пап? Я просто спросила. Вы оба не в духе. Может быть, дашь ей что-то вроде отпуска? Она же никогда его не брала! Ната хочет, чтобы они поехали вместе отдохнуть куда-нибудь. Мне кажется, это отличная идея! Отдых ей точно пойдет на пользу… может даже закрутит курортный роман и…

Папа метнул на меня такой взгляд, что я невольно осеклась.

– Если ей нужен отпуск, пусть поговорит с твоей бабушкой,– произнес он холодно и отстраненно давая понять, что не желает обсуждать эту тему.

– О чём это нужно поговорить со мной? – раздался её голос, и она заняла стул напротив меня.

– Ни о чём, бабушка, – поспешно ответила я, решив сначала узнать мнение тёти Ани. – Как ты сегодня себя чувствуешь?

– Неважно, – поджав губы, ответила она.

С тех пор как они вернулись с похорон, бабушка постоянно страдала от головных болей и слабости, проводя много времени в своей комнате. Но, несмотря на своё состояние, она не изменила своим привычкам: пришла на завтрак очень собранной и элегантной. На лице был лёгкий дневной макияж, а седые волосы, словно серебряная нить, были собраны в аккуратный пучок. Строгое тёмное платье подчеркивало её статную фигуру.

Я же выглядела как бомж с помойки: единственное, что я успела сделать – умыться и почистить зубы. Я всё ещё была в пижаме, потому что собиралась вернуться в кровать и забраться под одеяло, чтобы проспать до обеда. Если бы не бабушкино правило завтракать всей семьёй, я бы вообще не вылезала из постели.

– Запишу тебя на приём к доктору. Хватит уже пичкать себя таблетками, нужно выяснить причину твоих затяжных мигреней.

Бабушка согласно кивнула, давая тем самым своё «добро». На самом деле она была очень упрямой: не любила клиники и врачей и обращалась к ним только в крайнем случае.