– А ты думал, я тебя просто так выделил среди остальных? Учил тебя просто так?

– Хм. Ну, рассказывай, что и как.

– Не здесь.

Резец молча развернулся, и я молча двинулся за ним. Ноги сами, по привычке, шли знакомыми тропами. Тут кирпич торчит, там дожди ямку размыли, а вот тут нужно пригнуться, над забором сук торчит крепкий. Резец привёл в маленький садик, что был при заводоуправлении. Ребятня не дала зачахнуть двум яблоням и груше, но сейчас, зимой, деревья стояли голыми. Зато заборчик, что их окружил, давал защиту от ветра, а махонький сарай с инструментом садовым иллюзию тепла. Мне было холодно, куртку с меня стащили перед тем, как связать.

В сараюшке Резец молча протянул висевшую там за какой-то надобностью облезлую кацавейку и тело наконец то стало согреваться.

– Тут никто не услышит.

– Хорошо. Говори.

– Старшаки нужны как объединяющий стержень. Уже сейчас их не любят все, а кое-кто так просто ненавидит. А потом будет ещё хуже. И тогда их уберут. Но на их место не другие старшаки придут, а организация. Придут на готовое, но с уже другими принципами. Где все получат то, что заслужили, а не милость от жадных старшаков.

– Ты чего? В анархисты подался что ли? Каждому по труду, от каждого по способности.

– Нет. Я не анархист и не социалист. Я солдат Казамоники, а мой отец там капитан. И это его идея была, собирать рабочих пацанов в подростковые шайки и дать им возможность выгребать из руин ништяки. Это был короткий план, не рассчитанный на десять лет, но вышло как вышло. Тогда не думали далеко. Надо было выжить. Практически в каждой шайке теперь есть свой советник от нас. И это очень важно.

– Почему? Что тут общего? Казамоника хочет подгрести шайки? Ну и ладно, причём тут я?

– Казамоника создала эти шайки. Давай я тебе немного больше расскажу.

– Я не тороплюсь. – ну, не совсем так Ром хотел схватить оружие и покрошить обидчиков. Сорокалетний Денис хотел побольше информации для понимания и принятия решения.

– К концу войны мы подгребали под себя профсоюзы. Гильдии уже пол сотни лет как перестали быть чем-то важным и нужным, а профсоюзы, что создали социалисты, работали так себе. Но мы увидели перспективу. И у профсоюзов появились наши деньги и бастовать, и выкручивать руки заводчикам стало проще. Мы их финансировали, давали цели и помогали разбираться с наёмниками заводчиков и фабрикантов.

– Ты этим занимался тут, до войны? Рулил профсоюзом.

– Смеёшься? Мне было двадцать пять, когда война закончилась. Мой отец был главным инженером фабрики и рулил профсоюзом ткачей и швей. Негласно, конечно. В лидерах профсоюза стояла Доллорес Ибаррури, любовница моего отца. Я был в другой программе. Казамоника вкладывалась в обучение молодых людей. У нас тогда заправляли старпёры, у которых образования небыло. Но была смётка и хитрость. Дон Белый уговорил остальных донов выделить деньги и поискать в семьях умных детишек. Их отправили учиться в школы при монастырях круга и оси, а многих, потом и в институты. Теперь люди, благодарные организации сами уже работали в школах, полиции, магистратах. Мой отец был одним из первых, кого отправили учиться. Меня тоже готовили отправить учиться и тоже на инженера. Но только я уже должен был пойти по линии исследовательской. Доны увидели в прогрессе возможности и решили за них ухватиться. Доны, стали прибирать власть в империи, отжимая её у дурных аристократов. Но война всё испортила. Генералы хотели воевать и двигать карьеру и получать ордена. А политики и аристо сводили счёты. Когда война подошла близко к городу, учиться было уже негде, институты, да и школы закрыли. Всех, кого могли, призвали в армию. Нас, последнее поколение собрали и дали задачу – собирать рабочую молодёжь в сквады. Это такие уличные банды там, у нас. Обученный молодняк должен был пригодиться, когда вновь заработают заводы. Но они не заработали, а сквады, которые вы называете шайками, были созданы. Страна распалась, но возникло другое, пока маленькое государство. А шайки получили нормальные структуры, голод отступил, земля поделена. Тогда мой отец решил пока оставить как есть, но держать под контролем.

– Где он сейчас, твой отец?

– На западе. Его с заводом эвакуировали. Он один из тех, кто создал республику Пальмо-Верде и заправляет в Мадрасе. Он советник в муниципалитет Мадраса. Высоко взлетел.

– И ты, при этом, десять лет тут сидишь? – в это мог поверить Ром, которому стукнуло пятнадцать, но не мужик с сорокалетним опытом.

– Я не просто сижу тут десять лет. Я десять лет строю то, что будет потом вторым городом республики. И я тут буду главным, уж поверь.

– Ага. И это всё ты рассказываешь пятнадцатилетнему пацану? Да?

– Ты просто не понимаешь, как это сейчас всё устроено. После войны самым главным ресурсом являются люди. Разные люди, но в основном обученные специалисты. Дети шаек такими специалистами только потом станут, но уже есть задел. Старшаки нашей шайки к станку не встанут, но вот некоторые другие не забыли корней и их заберут на заводы полностью. Кого – то убьют, кто-то сбежит в другое место или пойдёт к искателям, наёмникам или ещё куда. В принципе, можно вообще не работать, а только искать армейские запасы. Их ещё на какой – то срок хватит. А что потом? План отца сработал бы, если бы Галесийская империя хоть в каком-то виде дальше существовала. Но император и приближённые погрузились на крейсер «Монтесум» и уплыли через океан в ОТК. И каждый стал тянуть одеяло на себя. Мы по крупицам собираем людей. На территориях, где очень много воевали даже зачатков государств нет. Банды из дезертиров, банды из частей, которые сохранились, но потеряли связь со-штабами. Даже банды из вчерашних противников появились там, где командиры договорились и смогли удержать дисциплину. Но и их тоже поставят под контроль со временем.

– Я много чего не понимаю. Говоришь, что нужны люди, но с людьми тут делают противные вещи.

– Увы, я не всесилен. Мне будут нужны люди. Лично мне и конкретные люди. У шаек уберут особо зарвавшихся старшаков, а молодняк частью заберут в Мадрат, на производство, а частью оставят и создадут централизованный скуп. Барыг с Рынка тоже немного подвинут или прижмут. Нам нужны налоги.

– Ещё раз – мне пятнадцать.

– Когда всё это закрутится – тебе будет восемнадцать. Вполне себе возраст. Ты образован, а по нынешним реалиям, так и очень. Ты умеешь думать.

– Лладно! – не столько предложение вообще заинтересовало, сколько хотелось понять, что сейчас делать – Дальше то что?

– Идём обратно. Я тебя привязываю. Утром тебя бьют и выгоняют.

– Я и без этого сбежать могу сейчас. Да ещё и их завалить на дорожку.

– Можешь. Но надо, чтоб их ненавидели. Сильнее. Объединяющий фактор.

– И поэтому они мне рёбра переломают и ливер отобьют?

– Не отобьют. Они на ночь опять чернушки накурились. С утра будут вялые. Если ты сразу упадёшь и не будешь дёргаться, то у них интерес быстро пропадёт. Спрячешься, отлежишься, потом найдёшь меня. Я тебе на ближайшие пару лет перспективу обрисую. Есть у меня идея, куда тебя пристроить, чтоб ума и опыта набрался.

***

Утро было не радостное. Резак привязал меня, пусть не сильно, но всё же привязал. И ночка выдалась не самая лучшая. Утром дом постепенно оживал. Кто – то ходил, где-то звучали голоса. Гремела посуда и начали раздаваться вкусные запахи, да так, что кишки заурчали. Это и не удивительно. До схрона я так и не добрался, а планировал перехватить запасом сухпая, который там должен был лежать.

Пока старшаки не начали свою показную казнь, я пытался размять мышцы и разогнать кровь. Привязанным к старому, скрипучему стулу это было сделать не просто, но, надеюсь, встать и пройти несколько шагов я смогу. Что и произошло, когда дверь распахнулась и в комнату даже не вошёл, а влетел Молчун. Этот старшак по большей части соответствует своему прозвищу. Зато дел от него больше всех. В этот раз он в четыре маха перерезал острым ножом верёвки, связывающие меня и стул и за шкирку потащил за собой. Пользуясь случаем, я сделал вид что совсем квёлый и с трудом переступаю, хотя мышцы показали себя с хорошей стороны.

– Мы собрались здесь, что – бы покарать предателя.

Ал, закутанный в отличный полушубок, шапку – пирожок и шарф, как хранитель традиций начал толкать речь перед четырьмя десятками собравшихся у входа в заводоуправления на вытоптанном до железобетонной прочности пятачка. Зимний ветер трепал одежду и волосы собравшихся. В основном малышни, но были и те, кто постарше. Похоже, что здесь сейчас стояли все члены шайки от пят и до шестнадцати, кто не был на работах или в поиске. Старше никого тут небыло, кроме всё тех же старших и Резца, который на фоне молодёжи выглядел стариком.

– Ром, посмотри в глаза тем, кто называл себя своей семьёй. За что ты их предал? – палец доморощенного оратора указал на меня. При попытке ответить, я тут же получил под дых от Молчуна и закашлялся. Ясно, говорить они мне не дадут. И, кстати, уж больно они бодрые сегодня. Резец говорил, что после вчерашней чернушки они будут вялыми, а тут вон какие бодрячки. Или не курили, или закинулись чем-то?

После такого удара говорить было сложно. Да и, помня вчерашние уговоры Резца, я сразу упал на землю. Похоже, сделал я это рано, Молчун меня без слов вздёрнул обратно.

– Посмотрите на него! Он принёс беду в наш дом! Его мы должны благодарить за скудную еду. Кому мы поручили найти станки? Ему! Но его нерадивость привела к тому, что мы потеряли всё. Мы не на столько сильны, чтоб воевать и у нас просто всё отняли. И теперь нам придётся ещё больше работать, искать мусор и обломки старых механизмов, чтоб выжить и вылезти из этой нужды. Что это как не предательство тех, кто доверял, учил, кормил, одевал и обувал? Это не должно остаться без наказания. Боль! Вот что будет за такую нерадивость.

И вот тут меня начали бить. Молчун повторил свой коронный под дых, и когда я упал второй раз, все, кроме Ала начали пинать от души. На вялых они точно не походили. Род, паскуда, засадил носком сапога по рёбрам так, что если и не сломал, то трещина точно была. И зарядил он так раз пять точно. Надо было наплевать на Резца и либо завалить уродов, либо валить подальше.

– Но и это не всё. – Ал продолжал вещать – Предатель не остановился и решил уничтожить всё то, что нами всеми было создано. Он вступил в сговор с теми, кто хочет закабалить нас. Что бы мы как рабы работали на них, без светлого будущего, сытой жизни, безопасности и радости. Резец, ты решил продать нас своим бандитам. Зря ты это сделал!

Ал выхватил револьвер из-за пояса и выстрелил в голову Резцу, да так, что мозги брызнули в разные стороны и обрызгали ребятню. Девчонки завизжали, а я вдруг сообразил, что меня после такого тоже приговорили и рванул из под ног старшаков, что отвлеклись на Резца. Заряд адреналина позволил спринтером проскочить пол сотни метров до ворот, выскочить и рвануть в сторону Рынка. В след стреляли, но меня шатало от боли в отбитых боках так, что прицелиться было практически невозможно. Красна пелена закрыла глаза. Я видел только контуры и бежал больше на автопилоте Рома. Была ли погоня или нет, я не знал. Я не оборачивался и при первой же возможности нырнул в развалины. Но и там не останавливался. Раз пять-шесть падал и очень больно, и боль пронзала от макушки доя пяток, добавляя адреналин.

Резец сам себя перехитрил. Может кто подслушал наш разговор и донёс, а может они его просто переиграли, зная, к чему он идёт. Может я там не один был такой «умный, которого я не зря выделил. Я на тебя рассчитываю»? Мог Резец проколоться? Да запросто, тоже мне Штирлиц доморощенный. Заигрался и доигрался. Папашу надо бы известить, да я и не знаю настоящего имени Резца. Мысли пробивались в голову с большим трудом и напряжением. Ноги сами несли по большой дуге туда, где юный Ром планировал затаиться, если случатся проблемы. Правда, в планах это было сделать тихо и незаметно, прихватив на дорожку поесть и полезняшек. Но, как случилось, так случилось.

Бывшая пожарная каланча была хорошим ориентиром для бомбёжки, так что от неё сохранился только угол, заваленный красным, огнеупорным кирпичом. В самом углу была небольшая яма, в которой давным-давно, в прошлой жизни, Ром припрятал брезентовую куртку пожарника. При желании в этот, ранее бледно – зелёный, а теперь бурый брезент можно было упаковать пару ровесников Рома. А если они ещё и противоположного полу будут, то им вполне хватит места организовать и третьего. Завернувшись в брезентуху и прижавшись спиной к красному кирпичё стены пожарки на дне ямы стал медленно отогреваться. С теплом вернулась пульсирующая боль в рёбрах. По запарке не обратил внимания, но кажется в ухо тоже попали. Иначе откуда там засохшая кровь? Правая щиколотка ноет, похоже растянул, пока бежал. Ботинки – не самый лучший вариант для беготни по развалинам. Надо бы где – то найти сапоги, да и всю одёжку поменять. Как-то ни сам Ром не сообразил, ни объяснили ему. Вот ту же брезентуху на штаны и куртку нужно будет перешить. И наколенники сделать, если придётся продолжать шуровать по развалинам. Короче, гардероб требуется менять.

С трудом найдя место, где обломки кирпича не тыкают в особо больные места, немного расслабился и уснул. Всё же напряжение дня вчерашнего, сон на стуле и сегодняшние события дали о себе знать. Мозг и так вот только что в себя пришёл, а тут такое на него свалилось.

***

Кот выслеживал жирную крысу, которая прогрызла нору в подвал и жила там в своё удовольствие. Крыса была очень жирная, что, на взгляд кота было объяснимо. Из норы пахло крупами. Кот пришёл к выводу, что крыса нашла погреб с едой мёртвых человеков и там отъедалась. И, судя по запаху, отъедаться могла там ещё долго. Сжавшись в комок мышц нервов и не сводя взгляда с норы в ожидании, когда крыса вылезет, кот размышлял. Крыса уже с трудом помещалась в норе и не могла быстро развернуться и нырнуть обратно. На этом кот и хотел её подловить. Но что потом? Съев крысу, придётся искать другую. Может быть принести сюда парочку и пусть отъедаются и размножаются? Коту понравилась эта мысль. Он знал, где есть пара гнёзд тощих крыс с детёнышами. Тощие крысы очень шустрые, но детёнышей можно поймать и принести сюда столько, сколько влезет в пасть. А там, может и родители по запаху их найдут. Кот в мыслях уже представлял себе масштаб фермы и как он тут будет кормиться, когда…

Мечты были грубо прерваны промчавшимся мимо человеком. Крыса, которая уже высунула нос их норы, с перепугу пискнула и совершила потрясающий манёвр, рванув вперёд хвостом обратно в нору заедать стресс. Кот от удивления вдохнул воздух и понял, что мимо промчался этот неугомонный человеческий котёнок, который стал ему так часто попадаться. Глядя ему вслед, кот прорычал полной грудью. А надобно сказать, что коты рычат не на вздохе, а на выдохе, показывая объем грудной клетки и свой размер противнику.

Четыре человека, что бежали за человеческим котёнком от кошачьего рыка испуганно рванули в сторону. Двое запнулись и упали, покатившись по обломкам и мусору, что раскинулся кучами. Один, вытирая кровь с лица смог подняться и сейчас стоял, покачиваясь и мотая головой. А второй не шевелился, и голова его была неестественно вывернута. Кот замер, испуганно смотря на человеков в такой близости. Они его не заметили, он прятался под листом жести, что когда-то покрывал крышу. Но как он мог не заметить их появление? Тот, что поднялся, подошёл к тому, что не шевелился, а потом произнёс: «Отбегался Род». Наклонился и что-то с него забрал. После, все трое развернулись и пошли обратно.

«Пора отсюда уходить. Крыс распугали, охоты не будет» – подумал кот и вздохнув, не спеша, перебирая лапами, двинул хорошо изученными тропами подальше от квартала белошвеек. Суетно тут стало слишком. Пора менять охотничьи угодья.