Сандрина

Не салат, а прелесть с чечевичкой, королевский паштет из гусиной печенки, телячьи миньоны с грибами и ризотто с пармезаном. Все от Ленотра^[4], за большие деньги. И не бордо, а божественный нектар – Домен де ла Гардет, 2011 года. А шоколадные конфеты от Бернашона!^[5] Царский ужин. Мой принцип: что плохого в том, чтобы радовать себя хорошим? Одна, но зато в прекрасном настроении!

Конечно, я огорчилась, что Алиса отказалась со мной поужинать, да еще таким сухим тоном. Но я на нее не обижаюсь. Наверняка у девочки проблемы. Или хандра накатила. Обычно она лапочка, такая милая.

Мне сегодня пятьдесят шесть, и настроение я себе портить не стану. Полакомлюсь от души, порадую свое брюшко. А порция моей дорогой соседки вполне продержится до завтра. Или не продержится.

Так что пойду, сяду за стол у себя в столовой, который накрыла два часа тому назад, удивлюсь, до чего же красиво он накрыт, и налью себе бокальчик. Вообще-то я знаю, что после кулинарных услад меня ждет меланхолия, но надеюсь, что от волшебного напитка я уплыву раньше, и грусть меня не догонит. Раньше времени и думать об этом нечего. Лови момент, Сандрина!

Я включила музыку и приготовилась приступить к банкету. И только я поднесла ко рту первую ложку, как в дверь позвонили.

Кто бы это мог быть? Да еще в такое время? Я бегом к двери, а там Алиса. Стоит с бутылкой шампанского, каким-то свертком и улыбается.

– С днем рождения! – радостно поздравила она меня.

– Так ты… знала?

– Конечно!

– А тогда почему же?…?

– Ты застала меня врасплох, я шла с подарком. Мне хотелось устроить сюрприз, и я испугалась, что ты увидишь и все поймешь. А задержалась я из-за телефонного звонка, не вовремя позвонили.

Алиса протянула мне сверток.

– Ах ты моя милая!

Надо же! Она обо мне подумала. До чего же я растрогалась…

Алиса вошла, увидела мой чудесно накрытый стол и, уж не знаю почему, едва не расплакалась. Ох уж эта Алиса! Такая чувствительная! Подошла ко мне и обняла крепко-крепко! Лапочка моя!

Я налила ей бокал бордо.

– Ну-ка попробуй мое винцо! Богатейший напиток!

Она отпила большой глоток, и ни слова. Как будто грошовую кислятину попробовала.

– Ну а я сейчас посмотрю, что ты там мне подарила!

– Да ты не торопись, спешить некуда.

– Ты меня знаешь, я нетерпеливая!

Я развернула сверток под тревожным взглядом Алисы и увидела… вязаный шарф… ну… просто замечательный! Темно-синий, с розовыми сердечками и зелененькими звездочками. Нельзя сказать, чтобы модный (на моду мне вообще наплевать), но на первый взгляд… удивительный. И я себе сказала: Алиса же выбрала его не случайно в последнюю минуту, она все взвесила, все обдумала. Наверное, она хотела мне что-то сказать этими сердечками и звездами? Синий – цвет надежды, сердечки – ее любовь ко мне, а звезды? Что же они такое? Небо? Широта? Будущее? Все может быть. Цвета, конечно, так и кричат, но это чтобы меня оживить немного, а то я ношу только черное да коричневое. Спрашивать, что имела в виду, не стоит, а вдруг обидится. Вон ведь смотрит на шарф, будто впервые его видит. Нет, скорее как будто жалеет, что его выбрала.

– Знаешь, в магазине он выглядел совсем по-другому, – пролепетала она.

– Правда? А мне он нравится.

– Нет, я заберу его и подарю тебе другой, – говорит Алиса и протягивает руку к шарфу.

Вид у нее при этом очень решительный. Кто-кто, а я свою Алису знаю, она всегда собой недовольна. Но я держусь стойко.

– Стоп машина, дорогая Лина! Шарф отличный. Очень оригинальный. И потом, это твой подарок, так что он мне дорог вдвойне.

Тут Алиса возьми и разрыдайся. И, если честно, это было лишнее.

– Какая же я…! Я все порчу. Я не стою твоей дружбы!

Я так удивилась, что даже расстроилась и обняла ее покрепче.

– Да не огорчайся ты так! Честное слово, он мне нравится. Конечно, очень неожиданный… но симпатичный. Ну-ка говори, из-за чего твое большое горе?

Никогда я не видела Алису такой. Она, конечно, бывала грустной, иногда даже слезки блестели на ее хорошеньких глазках, когда она рассказывала мне о неприятностях на работе, но чтобы так рыдать? Такого не было никогда. Я встревожилась. Конечно, из-за нее, но еще из-за телятины, которая дожидается на кухне и не терпит никаких разогреваний в микроволновке. А если моя Алиса не успокоится? Разогретая телятина – это отстой.

Но Алиса взяла себя в руки.

– Прости, пожалуйста. У тебя день рождения, а я реву. Теперь ты убедилась, что я королева идиоток?

– Выпей-ка лучше глоточек и поешь салатика. А я пока схожу на кухню и посмотрю, как ведет себя там мой теленочек. А то вдруг он уже стал коровкой?

Когда я вернулась, Алиса ковыряла вилкой в салате.

Я уселась напротив нее и спросила:

– А теперь скажи, дорогая, что у тебя не так?

– Да ничего. А вообще… все! Но сегодня твой день рождения, и мы будем веселиться.

– Но сначала ты мне расскажешь, какие у тебя проблемы.

Алиса поежилась.

– Да на работе… Я устала оттого, что меня держат за идиотку.

– Начальник так и достает? Ну я ему покажу! Приду и вырву его дурацкое сердце, которое, видно, у него каменное. Вырву через задницу! – Тут я немного успокоилась и спросила: – Что сегодня было?

– Да все как обычно.

– А почему так расстроилась? Неужели не привыкла?

– А разве привыкают к унижению?

– Ну-у… Ты чего-то недоговариваешь. С чего вдруг ты так расклеилась?

– Понимаешь… Вот-вот, и уже зима… Потом весна придет… Потом лето!..

– И что? Тут ничего не поделаешь, таков порядок. Теперь, правда, с глобальным потеплением только и жди, что каких-нибудь перемен… Но лично я бы никаких не хотела.

Алиса слегка улыбнулась.

– Не притворяйся, я совсем о другом. Я хочу сказать, что время идет… а для меня… для меня все застыло на месте.

Я ее поняла. Но она, боясь, как бы меня не ранить, не решилась сказать прямо, что ей осточертело одиночество и пустая жизнь без любви. Ну и зря не решилась, как раз я, с моим-то опытом одинокой жизни, и могу ее успокоить. Мне прекрасно знакомо это ощущение, что годы бегут все быстрее, а жизнь буксует на месте.

Но я с этим быстро смирилась, потому что если у меня есть достоинства, то главное из них – здравый смысл. Я признала очевидное: что никогда не была хорошенькой, и кокетства во мне ни на грош, и вообще ничего особо интересного, а главное, я совсем не приспособлена к жизни вдвоем. А вот Алиса – другое дело, она хорошенькая, глаз не отвести, умничка и такая нежная. Она одна кукует только из-за своей застенчивости, абсолютно надуманных комплексов и неудачного выбора друзей и работы. Вроде бы причины не слишком серьезные, но в таком городе, как Париж, их достаточно, чтобы оказаться за бортом. Алиса создана для южного города, там солнце возьмет и заглянет в самый потаенный уголок души, а сердечное тепло растопит любую застенчивость. Парижане, они закрытые, от них так и веет холодом, жизнь тут замучает спешкой, а погода – капризами. Париж романтичен для туристов, и то только для тех, кто с деньгами, которые им помогут сделать его красоты декорацией для любви или надежды. Трудно встретить мужчину своей мечты в городе, где на каждом квадратном метре теснятся в основном одинокие женщины. И среди десятка парней на этом квадратном метре (и не воображайте сразу десяток мужиков на квадратный метр… это я так, образно) трое женаты, трое геи, а еще трое считают себя чемпионами мира по потрахушкам. Остается один-единственный, и все девицы за ним охотятся. Так что если вы не первая красавица, не слишком расторопны или в вас нет соревновательного духа, то придется вам смириться или писать письма на телешоу «Любовь в лугах»^[6], пытаясь поймать удачу там.

Я наклонилась к Алисе и взяла ее за руку.

– Послушай меня, Алиса, у тебя есть все, чтобы встретить мужчину, который тебя полюбит.

И сделала паузу.

– Точнее, почти все, – прибавила я.

Она заглотила наживку и подняла на меня свои прекрасные глазки, в которых кроме слез блестело еще и любопытство: ей хотелось наконец узнать, в чем причина ее неудач.

– То есть? Что ты имеешь в виду?

– Тебе не хватает главного качества. Этого качества нет и у меня, но я прекрасно обошлась без него, потому что лишена амбиций… И привлекательности тоже.

– Ну-ну, договаривай.

– У тебя нет отваги. Отваги на то, чтобы решиться. Решиться поднять повыше голову, решиться посмотреть мужчине в глаза. Решиться показать себя, показать, что в тебе есть и кто ты такая.

Алиса кивнула. Она расстроилась, что не услышала от меня ничего нового.

– Да, ты права, я трусиха.

– Вау! Ты можешь, конечно, и так себя обозвать, но это обидно. Вообще-то ты не веришь в собственные возможности. И как только на тебя обращают внимание, дрожишь, как заячий хвост.

Алиса поднесла к губам бокал и стала пить драгоценный нектар, который стоит бешеных денег, как жалкую выдохшуюся колу.

– Эй, обрати внимание на то, что пьешь.

– Ладно, не будем обо мне. Лучше скажи мне, как ты.

– У меня все хорошо. Мне пятьдесят шесть, со здоровьем полный порядок, у меня есть работа, может, не самая интересная, но зато оставляет мне время на кучу разных вещей… И я праздную день рождения с подругой. Честное слово, у меня все в лучшем виде.

Я поняла, что она ждала от меня другого ответа. Вообще-то – стала я объяснять – никто не ждет, что одинокая женщина может чувствовать себя счастливой. Ну-у… что значит счастливой? Есть ли кто-нибудь, кто по-настоящему счастлив? Наше общество столько времени продавало счастье в обертке для двоих, что быть одинокой для многих представляется большой неудачей или даже ненормальностью. И появление в ресторанах столиков «на одного» вовсе не свидетельство того, что что-то изменилось и люди стали смотреть на одиночество по-другому. Нет, это проявление еще одной особенности нашего жесткого мира: в нем все используется. Как только число частных случаев достигает значительной величины, они становятся предметом маркетингового исследования, их изучают с точки зрения выгоды. Положение одинокой женщины остается по-прежнему уязвимым. В ней сразу видят или жертву обстоятельств, или причину собственных бед, а в самом худшем случае винят за то, что это она сама стала жертвой. «Какой изъян обрек вас на одиночество? – задают молчаливый вопрос незнакомцы. – Вы так непривлекательны, что никто не обратил на вас внимания? Так эгоистичны, что не пожелали терпеть кого-то рядом с собой? Слишком цените себя, чтобы кому-то открыться?»

Но я никакая не жертва. Одиночество – мой выбор, и я несу за него ответственность, а не вину.

Мои рассуждения произвели впечатление на Алису, она посидела, задумавшись, а потом задала мне вопрос, которого я ждала.

– Но… как же любовь?

– А что ты, собственно, имеешь в виду? То, чем приправляют романы и фильмы, когда их нам сбывают? Или сказки о мужчине в доме, который будет оставлять кучу волос в душе, писать в раковину, всю неделю вечерами смотреть футбол, изредка ронять ласковое слово и оказывать тебе честь доказательством своей мужественности? Разумеется, это карикатура, но так я себе представляю жизнь вдвоем. На основании собственного опыта.

– Так у тебя был опыт?

– Был, и я рада, что давным-давно.

Алиса посмотрела на меня такими глазами, словно я стала претенденткой на «мисс Францию» в будущем году.

– Ты мне никогда не рассказывала.

– Ты меня никогда не спрашивала.

– А кто это был? Когда? Где? – заволновалась она.

– Бенуа Гибер. Пятнадцать лет назад. Здесь, в Париже.

– И что же?

– Познакомились на работе. Ясное дело, не супермен, но ты, я думаю, в курсе, что я вполне гожусь в манекенщицы для Флери Мишон?^[7] Но парень симпатичный, вежливый, вполне себе воспитанный.

– А дальше?

– Да рассказывать особенно не о чем. Стали вместе куда-то ходить, потом решили, что влюблены друг в друга, потом договорились жить под одной крышей. Прожили полгода и разбежались.

– Погоди, ты слишком торопишься. Расскажи, что было между встречей и прощанием?

– Черт-те что и, само собой разумеется, футбол. Но тебе все нипочем, когда втюрилась по уши. Трудно себе представить, какой становишься идиоткой, если влюбилась. Даже волосы в душе вызывают нежность, если смотришь на них глазами, полными любви.

Подружка моя рассмеялась. Ура! Цель достигнута.

– Бедой оказалось то, – продолжала я, – что мы очень скоро утонули в однообразии нашей совместной жизни. Обычно пары расстаются года через три, но мы прошли этот путь гораздо быстрее. Меньше внимания друг к другу, меньше общения, меньше игр «задери ножки». И все мелочи становятся крайне весомыми. Меняется взгляд, ты становишься инквизитором. И я с нашего общего согласия решила, что нам пора разбежаться. Да, с общего, потому как месье, после того как мы съехались, счел, что дело сделано, и отключил голову. Мужчины – они такие, мозги и пестик у них вместе не работают. Как только мужчина завершит процесс покорения, он считает тебя своей собственностью, мозги отпускает погулять, а всю энергию помещает в своего дружочка. Скажу честно, это совсем неплохо. Но время скачек подходит к концу, и он уже следит только за тем, чтобы у него работала рука.

– Рука?

– Ну да, регулярно подносила ко рту кружку с пивом.

Алиса снова рассмеялась, и мне тоже стало весело.

– И ты его выставила?

– Сразу же.

– И больше никогда не видела?

– Почему? Мы иногда видимся. Сходим в ресторан, подрыгаем ножками и все – мерси, Бернар!^[8] То есть Бенуа в моем случае.

Алиса смотрела на меня во все глаза. Конечно, она увидела меня совсем в другом свете. Я знаю, обо мне такого не подумаешь.

– И он по-прежнему холостяк?

– Нет, он с тех пор женился.

– Но…

– А что, собственно? Его законная отмывает ванную, чистит туалет, заказывает пиццу, подносит пиво, а мне оставляет миленькие вечера. Кстати, мы завтра с ним увидимся.

Моя милая соседка захлопала в ладоши, как девчонка, и я была счастлива, что к ней вернулось хорошее настроение, хотя и не без помощи пары бокалов вина. Она такая хорошенькая, когда позволяет себе расслабиться. И что за охота постоянно изображать из себя Калимеро!^[9]

– Так. А еще у тебя были мужчины?

– Хм! Посмотри на меня внимательно и скажи, много у меня возможностей приманить других любителей нарушать супружеский долг? Флиртовала иногда, даже по-серьезному, но все приключения можно по пальцам перечесть. На лапе Микки-Мауса.

Алиса поднесла вилку ко рту и проглотила кусочек телятины с таким видом, словно ела лапшу с маслом. При одном только взгляде на нее главный повар Ленотр усомнился бы в целесообразности своей профессии.

– А… а ты никогда не хотела иметь детей?

– Хотела, по молодости. Но желание быстро пропало. Из меня бы не вышло хорошей матери.

Взгляд Алисы наполнился нежностью.

– Надо же! Я тебя узнаю понемногу, – сказала она.

Я взяла ее руку и крепко сжала в своих очень даже пухлых ладонях.

– Послушай меня, моя цыпочка, меня не стоит жалеть, и завидовать мне тоже не стоит. Прежде чем я устроилась в жизни с комфортом, мне пришлось хорошенько познакомиться с самой собой и понять, чего мне на самом деле хочется, а какие пожелания мне навязывает общество и жизнь вокруг. Теперь я знаю себя, знаю, чего хочу, о чем мечтаю и на что готова, чтобы добиться своего. И двигаюсь вперед потихоньку. Вот и тебе пора задать себе те же вопросы, а когда ты на них ответишь, то наберись отваги и двигайся вперед.

Алиса задумалась, поглаживая мою руку.

– А о чем ты мечтаешь?

– Я не мечтаю, я хочу. Мечты, они порхают в голове, а желания доходят до сердца, до живота и могут тебя заставить потрудиться, чтобы получить то, чего захотелось.

– Согласна. Так чего же ты хочешь?

– Назову тебе три своих желания. Первое ты знаешь: продолжать достаточно зарабатывать, чтобы баловать себя вкусной едой. Знаю, звучит тривиально, но я всегда любила вкусно покушать, у меня с едой давний роман. Потом хочу купить маленькую квартирку на юге Франции и уехать туда, когда уйду на пенсию. Видишь, все банально, заурядно, но я знаю, что у меня получится. Буду набивать себе живот под завязку и греться на солнышке.

– А какое третье?

– Можешь считать меня полной идиоткой. Я хотела бы встретиться со своим любимым писателем, поговорить с ним, задать ему все вопросы, которые у меня накопились, пока я читала его романы. Или просто на него посмотреть.

– И кто же твой любимый писатель?

– Марк Леви.

Алиса улыбнулась. В глазах такой интеллектуалки, как она, наверняка обожающей книги только покойников или тех, кто чуть было не самоубились, мое желание – чистый пустяк. Я знаю, что не такая умная, как она. Писатели с депрессией не по мне. Я люблю книги, которые переносят меня в иной мир, чтобы герои были хорошими и становились, пока я читаю, моими друзьями, и мы вместе переживали необыкновенные истории. Я понимаю, что непоследовательна: с одной стороны, вроде бы недовольна обществом потребления, критикую производителей иллюзий, которые пудрят беднягам мозги, начиняя их несбыточными мечтами, а с другой – как наивная простушка, обожаю романы, в которых все только и делают, что живут этими самыми иллюзиями. Но, во-первых, я считаю писателей самой лучшей компанией для одиноких женщин. Они нас из стен тусклой квартирки отправляют в путешествие, и цена его гораздо дешевле билета на самолет. К тому же мы не рискуем погибнуть в аварии или подхватить экзотическую лихорадку. Ведь мы не из глупышек, которые путают воображаемый мир с настоящим! Во-вторых, благодаря своей гуманности и доброму отношению к людям они и меня примиряют с ними. В-третьих, я по своей натуре не революционерка, и хотя кое-какие стороны нашей жизни меня пугают, в целом я наслаждаюсь возможностями современного общества.

Я или трезвый Лукулл^[10], или разгулявшийся аскет. Выбирай, что больше нравится.

– Я уверена, все у тебя получится, – пообещала мне Алиса.

– Относительно переезда – не сомневаюсь. Я откладываю денежки, и, когда придет время продать мою парижскую однушку, уверена, что смогу купить двушку на солнышке. А вот что касается Марка Леви… то это более проблематично.

– Но это же твой день рождения! Ты имеешь право загадать желание! – сказала Алиса, подняла бокал и выпила его залпом.

– Я дам тебе два совета, дорогая, которые могут спасти тебе жизнь, – пообещала я.

– Ну и…

– Не держись слепо за свои представления, они могут тебе врать. Будь любопытной и предприимчивой. Другой возможности узнать правду нет. Вот, например, сегодня вечером ты меня разговорила и открыла меня такую, о какой и не подозревала. Это первый.

– Согласна. А второй жизнеспасительный совет?

– Не хлещи залпом великолепное бордо, как какое-то жалкое пойло, если не хочешь, чтобы я тебя задушила!

Мы обе расхохотались.

– Извини, пожалуйста! Извини за все! Давай откроем шампанское и выпьем за исполнение желаний!

– Вперед, Алонсо!^[11]

Я пошла за бутылкой и бокалами, а когда вернулась, то поняла, что Алиса серьезно прорабатывала все, что от меня услышала, собираясь извлечь из моих откровений истины, которые смогут ей помочь. Когда надо, я умею быть убедительной. Но, конечно, не без помощи лучшего на свете бордо.

Откуда мне было знать, что она воспримет мои советы буквально и в самом скором времени наделает самых немыслимых чудес?