Глава 8

В то время мир рисовался Каупервуду в розовых тонах. Он был влюблен и имел деньги для начала собственного предприятия. Под акции конной линии, которые неуклонно повышались в цене, он мог получить семьдесят процентов от их рыночной стоимости. При необходимости он мог заложить свои земельные участки и получить деньги. Он установил связи с Джирардским Национальным банком, где понравился президенту Дэвисону, и предполагал в дальнейшем стать заемщиком в этом учреждении. Ему были нужны инвестиции, которые он мог бы быстро и уверенно реализовать на рынке. В перспективе он надеялся на хорошую прибыль от трамвайных линий, которые могли в скором времени стать развитой транспортной системой.

Примерно в то же время он приобрел лошадь и легкую двухместную коляску с откидным верхом – самое красивое животное и самый комфортабельный экипаж, который смог найти. Это сочетание обошлось ему в пятьсот долларов, и он тут же предложил миссис Сэмпл покататься. Сначала она отказывалась, но вскоре согласилась. Он говорил ей о своих успехах и перспективах, о нежданном наследстве в пятнадцать тысяч долларов и о намерении заняться вексельной торговлей. Он знала, что его отец с большой вероятностью займет пост вице-президента Третьего Национального банка. Ей нравилась семья Каупервудов. Теперь она начала понимать, что за отношением Каупервуда-младшего кроется нечто большее, нежели обычная дружба. Бывший мальчик превратился в мужчину, который регулярно навещал ее. Это выглядело почти нелепо, принимая во внимание обстоятельства – разницу в возрасте, ее вдовство, ее безмятежный, уединенный образ жизни, – но спокойная решимость этого молодого человека давала понять, что ее приверженность к условностям не будет для него помехой.

Каупервуд не морочил себе голову какими бы то ни было теориями благородного поведения по отношению к ней. Она была красива, а его умственная и физическая тяга к ней была неудержимой, и это было все, что он хотел знать. Ни одна женщина так прочно не завладевала его мыслями. Ему не приходило в голову, что он не может или не должен в то же время интересоваться другими женщинами. Расхожих слов о святости семейного очага он не понимал. Он не думал о ее деньгах, хотя прекрасно знал о них и полагал, что может выгодно приумножить их. Его влекло к ней физически. Он испытывал острую, почти первобытную мечту о детях, которых они могут иметь. Ему хотелось выяснить, сможет ли он заставить ее неистово любить себя и стереть воспоминания о предыдущей жизни. Это было странное желание, которое можно было бы назвать почти извращенным.

Несмотря на свою неуверенность и опасения, Лилиан Сэмпл поощряла его интерес и знаки внимания, потому что сама невольно тянулась к нему. Однажды вечером, собираясь в постель, она остановилась перед туалетным столиком и посмотрела на свое лицо, обнаженные руки и шею. Они были очень красивыми. Легкий трепет пробежал по ее телу, когда она рассматривала в зеркале свои чудесные шелковистые волосы. Она подумала о молодом Каупервуде, но ей сразу вспомнился покойный мистер Сэмпл, и она устыдилась, представив пересуды на свой счет.

– Почему вы так часто приходите ко мне? – спросила она, когда Фрэнк пришел на следующий вечер.

– О, разве вы не знаете? – двусмысленно откликнулся он.

– Нет.

– Уверены, что не знаете?

– Я знаю, что вам нравился мистер Сэмпл, и всегда думала, что нравлюсь вам, будучи его женой. Но его больше нет.

– А вы здесь, – заметил он.

– Я?

– Да. Вы мне нравитесь. Мне нравится быть с вами. Разве вы этого не чувствуете?

– Право, я не думала об этом. Ведь вы так молоды, я на пять лет старше вас.

– Безусловно, если судить по возрасту, – ответил он. – Но в других отношениях я лет на пятнадцать старше вас. В некотором смысле я больше знаю о жизни, чем вы когда-либо сможете узнать. Разве не так? – мягко, но убедительно добавил он.

– Что ж, это верно. Зато я знаю много вещей, неведомых вам. – Она тихо засмеялась, показав чудесные зубы.

Уже вечерело. Они сидели на веранде и смотрели на реку.

– Да, но это лишь потому, что вы женщина. Мужчина не может надеяться на понимание женской точки зрения, но я говорю о практических делах. В этом смысле вы моложе меня.

– И что с того?

– Ничего. Вы спросили, почему я прихожу к вам. Вот почему… отчасти.

Фрэнк замолчал и уставился на текущую воду.

Лилиан посмотрела на него. Его красивая фигура, постепенно наливавшаяся силой, теперь обрела зрелые очертания. Большие, ясные глаза ничем не выдавали его и придавали лицу почти детское выражение. Его щеки были румяными, руки некрупными, но мускулистыми и сильными. Ее хрупкое, нежное тело даже на таком расстоянии впитывало его энергию.

– Полагаю, вам не стоит так часто приходить ко мне. Люди могут плохо подумать об этом. – Она попыталась принять спокойный, сдержанный вид, который первоначально сохраняла в общении с ним.

– Люди… – проворчал он. – Не беспокойтесь о них. Люди думают то, чего вы от них хотите. И не надо так отчужденно держаться со мной.

– Почему?

– Потому что вы мне нравитесь.

– Но так не должно быть. Это неправильно. Я не могу выйти замуж за вас, вы слишком молоды.

– Не говорите так! – властно произнес он. – Это сущие пустяки. Я хочу жениться на вас, и вы знаете об этом. Вопрос в том, когда это будет.

– Что за глупость! – воскликнула она. – В жизни не слыхала ничего подобного! Этого не может быть, Фрэнк, просто не может!

– Почему нет? – спросил он.

– Потому что… ну, потому что я старше. Люди этого не поймут. И потом, я еще недостаточно свободна.

– Достаточно или нет, какая разница? – раздраженно откликнулся он. – Это единственная ваша черта, которая мне не нравится: вы слишком беспокоитесь, что подумают другие люди. Они не часть вашей жизни и не имеют отношения к моей жизни. Думайте в первую очередь о себе. Вы должны жить своей жизнью. Неужели вы позволите чьим-то мнениям преградить путь к тому, что вы хотите сделать?

– Но я не хочу, – улыбнулась она.

Фрэнк встал, подошел к ней и заглянул в глаза.

– Что? – Ее вопрос прозвучал нервно и озадаченно.

Он продолжал глядеть на нее.

– Что? – повторила она, смутившись еще больше.

Он наклонился, собираясь взять ее за руки, но она встала.

– Вы не должны так приближаться ко мне, – твердо заявила она. – Сейчас я уйду в дом и больше не позволю вам приходить ко мне. Это ужасно! Вы ведете себя очень глупо, вы не должны интересоваться мною.

Она выказала немалую решительность, и он отступил, но лишь на какое-то время. Он приходил снова и снова. Однажды вечером, когда они были в комнатах из-за комаров, она повторила, что он должен прекратить свои визиты, что его ухаживания видны окружающим и что она будет опозорена, он заключил ее в объятия, несмотря на ее бурный протест.

– Послушайте, я же говорила! – возмутилась она. – Что за глупость! Вы не должны целовать меня! Как вы смеете! О-о-о!

Она вырвалась и бегом поднялась в свою комнату. Каупервуд стремительно последовал за ней. Когда она потянула дверь на себя, он силой распахнул ее и снова оказался рядом. Потом он приподнял ее и подхватил на руки.

– О, как вы могли! – воскликнула она. – Я больше никогда не буду разговаривать с вами. Я запрещу вам приходить сюда, если вы сию же минуту не отпустите меня. Ну же, отпустите!

– Я отпущу вас, милая, – сказал он, – сейчас отпущу, – и он поцеловал ее.

Он был чрезвычайно взволнован и возбужден. Она протестовала и рвалась, он, крепко держа ее в своих руках, спустился по лестнице в гостиную и сел в большое кресло, по-прежнему сжимая ее в своих объятиях.

– Ох! – вздохнула она и бессильно припала к его плечу, когда он отказался отпустить ее. Потом она улыбнулась, увидев, как серьезно его лицо.

– Если я выйду за вас, как я это объясню? – слабым голосом спросила она. – Вашему отцу, вашей матери?

– Вам не понадобится ничего объяснять; я сам это сделаю. И не волнуйтесь за моих родителей, они не будут возражать.

– Но мои родственники… – Она вздрогнула.

– Не беспокойтесь о них. Я женюсь на вас, а не на ваших родственниках. У нас есть собственные средства.

Лилиан продолжала протестовать, но он только целовал ее. В его ласках был неумолимый напор. Мистер Сэмпл никогда не проявлял такой пылкости. Каупервуд пробудил в ней новые, доселе неведомые чувства. Она боялась и стыдилась их.

– Вы выйдете за меня через месяц? – радостно спросил он, когда она умолкла.

– Вы же знаете, что я не могу! – взволнованно воскликнула она. – Что за мысль!

– Мы все равно поженимся. – Он подумал, какой привлекательной она станет в другой обстановке. Ни она, ни его семья не умели жить с блеском.

– Нет-нет, не через месяц. Нужно немного подождать. Я выйду за вас, когда вы убедитесь, что я действительно нужна вам.

Каупервуд крепко прижал ее к себе.

– Я покажу тебе, – прошептал он.

– Пожалуйста, перестаньте! Вы делаете мне больно.

– Через два месяца?

– Конечно нет.

– Через три?

– Ну, может быть.

– Никаких «может быть». Мы поженимся, и точка.

– Но ты же еще мальчик.

– Не волнуйся за меня. Ты узнаешь, что я большой мальчик!

Он как будто распахнул перед ней новый мир, она поняла, что до сих пор никогда не жила по-настоящему. Этот человек воплощал в себе нечто такое, о чем ее муж не мог и мечтать. Он был по-юношески сильным и необоримым.

– Хорошо, тогда через три месяца, – прошептала она, пока он нежно обнимал ее.

Глава 9

Каупервуд открыл свой бизнес по вексельной торговле в небольшом офисе в доме № 64 на Третьей Южной улице и вскоре с удовольствием обнаружил, что известные деловые клиенты, с которыми он завел связи раньше, хорошо помнили его. Он отправлялся в банкирский дом или фирму, где, как полагал, была нужда в наличных средствах, и предлагал операции с ценными бумагами под шесть процентов комиссионных, а затем продавал эти бумаги с небольшой комиссией тому, кто хотел сделать надежное капиталовложение. Иногда отец или знакомые помогали ему советами. По сделкам он получал от четырех до пяти процентов прибыли. За первый год его выручка составила более шести тысяч долларов с учетом всех издержек. Это было немного, но он укреплял свой капитал другим способом, который, по его мнению, должен был принести большую прибыль в будущем.

До того как на Фронт-стрит была проложена первая, еще довольно медленная линия конки, улицы Филадельфии были запружены безрессорными омнибусами, грохочущими по булыжным мостовым. Теперь, благодаря идее Джона Стивенсона из Нью-Йорка, появились рельсовые пути, и кроме линии на Пятой и Шестой улицах (конка отправлялась по одной улице и возвращались по другой), которая блестяще окупилась с самого начала, началось проектирование и укладка многих других линий. Город стремился заменить омнибусы конкой так же энергично, как раньше стремился заменить водные каналы железными дорогами. Разумеется, были и противники, как всегда происходит в подобных случаях. Начали кричать о грядущей монополии; громче всех стонали недовольные владельцы и кучера омнибусов.

Каупервуд безоговорочно верил в будущее городской железной дороги. Для поддержания этого убеждения он рискнул купить акции новых трамвайных компаний. Он хотел по возможности оставаться в этом бизнесе, хотя это было затруднительно: он был еще слишком молод при его зарождении, а его финансовые связи были еще недостаточно крепки, чтобы оказывать существенное влияние. Недавно стартовавшая линия на Пятой и Шестой улицах приносила шестьсот долларов в день. Проект для Западной Филадельфии (Уолнат-стрит и Честнат-стрит) шел полным ходом, как и линии для Второй и Третьей улиц, Рейс-стрит и Вайн-стрит, Спрюс-стрит и Пайн-стрит, Грин-стрит и Коут-стрит, Десятой и Одиннадцатой улиц и так далее. Проект финансировался могущественными капиталистами, имевшими влиятельные связи в Законодательном собрании штата и способными получать подряды на строительство, несмотря на бурные общественные протесты. Обвинения в коррупции висели в воздухе. Утверждалось, что улицы – ценное общественное достояние, поэтому компании должны платить дорожный налог в тысячу долларов за милю. Но каким-то образом удавалось получать безвозмездные ссуды, и люди, прознавшие о прибылях от линии Пятой и Шестой улиц, были готовы вкладывать деньги. Каупервуд был одним из них, и когда проектировалась линия Второй и Третьей улиц, он вложился в нее, а также в линию вокруг Уолнат-стрит и Честнат-стрит. У него появились смутные мечты о том, что однажды он сам будет управлять конной линией, но пока что не представлял, как этого можно добиться, ибо на его собственный бизнес еще не пролился золотой дождь.

Посреди этих забот он женился на миссис Сэмпл. Свадьба была скромной, поскольку он не хотел шумихи, а его невеста нервничала и опасалась общественного мнения. Родственники не вполне одобряли их бракосочетание. Родители считали невесту слишком старой и полагали, что Фрэнк с его блестящими перспективами мог бы найти лучшую партию. Сестра Анна считала миссис Сэмпл расчетливой приживалкой, но, разумеется, это было неправдой. Братья Джозеф и Эдвард живо интересовались этим событием, но толком не понимали, какого мнения держаться, ибо миссис Сэмпл обладала кое-каким состоянием и казалась им хорошенькой.