Глава 7

Между тем его тайный интерес к миссис Сэмпл, как ни странно, продолжал расти. Когда он получил приглашение в гости к Сэмплам, то с удовольствием принял его. Их дом находился недалеко от его собственного дома на Норт-Фронт-стрит и летом утопал в зелени. От маленькой боковой веранды с южной стороны открывался прекрасный вид на реку; все окна и двери сверху были украшены полукруглыми арочками с мелкими стеклянными вставками. Интерьер дома был не таким приятным, как можно было ожидать. Ему не хватало изысканности, по крайней мере в том, что касалось мебели, но он был новым и благопристойным. О картинах не стоило и говорить. То же самое относилось к библиотеке: Библия, несколько современных романов и более или менее интересных исторических трудов, а также ветхий хлам, унаследованный от родственников. Фарфор был хорош – тонкий, с изящным рисунком. Ковры и обои контрастировали со скудной обстановкой. Лилиан Сэмпл затмевала общее впечатление, на нее было приятно смотреть, она являла собой живую картину везде, где бы ни находилась.

У Сэмплов не было детей, но миссис Сэмпл очень хотелось иметь ребенка. Она почти не общалась с людьми, не считая ее родной семьи Уиггин, нескольких других родственников и соседей, заходивших в гости. Лилиан Сэмпл, в девичестве Уиггин, имела двух братьев и сестру, которые жили в Филадельфии и тоже были семейными людьми. Они считали, что она удачно вышла замуж.

Нельзя сказать, что она когда-либо страстно любила мистера Сэмпла. Она охотно вышла за него замуж, но он не принадлежал к числу мужчин, способных пробудить страсть в женщине. Он был практичным и педантичным. В его обувном магазине продавались модные фасоны, а просторный торговый зал являл собой образец порядка. Если он вступал в разговор, то любил поговорить о производстве обуви, новых колодках и модных направлениях. Обувь, частично изготовленная по фабричным шаблонам, уже начала входить в обиход, но мистер Сэмпл пользовался и услугами обувных мастеров, которые делали обувь по заказу клиента.

Миссис Сэмпл читала, но совсем немного. Иногда она как будто впадала в задумчивость, но не глубокомыслие. Она обладала особой красотой, которая делала ее похожей на фигуру с античной вазы или древнегреческого хора. Несомненно, Каупервуд видел ее в таком свете, ибо он с самого начала не мог отвести от нее взгляд. Она вроде бы замечала его внимание, но не придавала этому никакого значения. Неизменно вежливая и довольная своей семейной жизнью, она вела тихую и степенную жизнь.

Во время первых визитов Фрэнка она почти всегда молчала. Она была любезна, но беседой гостя занимал хозяин дома. Каупервуд исподтишка любовался меняющимся выражением ее лица, и будь она повнимательнее, она должна была это заметить. К счастью, она ничего не замечала. Сэмпл учтиво беседовал с ним: Фрэнк становился обеспеченным человеком, был обходительным и располагал к себе, а Сэмпл очень хотел разбогатеть, и Фрэнк был для него примером успешности. Однажды весенним вечером они сидели на веранде и разговаривали, не затрагивая особенно важных тем, таких как проблема рабовладения, конка, биржевая паника 1857 года и развитие Запада. Мистер Сэмпл хотел как можно больше узнать о фондовой бирже. В свою очередь, Фрэнк интересовался обувным делом, которое на самом деле было ему безразлично. Все это время он незаметно наблюдал за миссис Сэмпл. Ее манеры казались ему прелестными, умиротворяющими и просто восхитительными. Она подала им чай с кексами. Спустя какое-то время они ушли в дом, чтобы не досаждали комары. Она поиграла на пианино. В десять вечера Фрэнк ушел.

Около года после этого Каупервуд-младший покупал обувь у мистера Сэмпла, а иногда просто заходил в магазин на Честнат-стрит побеседовать о текущих делах. Сэмпл интересовался его мнением о выгодности покупки акций трамвайной компании Пятой и Шестой улиц, которые после получения подряда на строительство вызывали большой ажиотаж. Каупервуд отвечал, что с учетом всех обстоятельств дело, несомненно, будет прибыльным. Он сам купил сто акций по пять долларов за штуку и предложил Сэмплу сделать то же самое. Однако сам по себе этот человек был ему безразличен; ему нравилась миссис Сэмпл, хотя он не часто встречался с ней.

Примерно через год мистер Сэмпл умер. Это была безвременная кончина, один из случайных и в определенном смысле незначительных эпизодов, тягостных и драматичных для ближайших родственников. Поздней осенью он подхватил легочную простуду, какую обычно подхватывают, промочив ноги или выбегая без пальто в ненастный день, но продолжал бывать в магазине, хотя миссис Сэмпл убеждала его остаться дома. По-своему он был решительным человеком, но сдержанным, предпочитавшим тихую настойчивость. Дела требовали его внимания, и он рассчитывал вскоре довести свое состояние до пятидесяти тысяч долларов. В результате простуда обернулась воспалением легких, и через девять дней он скончался. Обувной магазин закрылся на несколько дней, дом наполнился сочувствующими друзьями и церковнослужителями. Состоялись похороны с заупокойной службой в Кэллоухиллской пресвитерианской церкви, к которой он принадлежал. После погребения миссис Сэмпл горько плакала. Смерть мужа глубоко потрясла ее и на какое-то время повергла в уныние. Ее брат Дэвид Уиггин временно взял на себя заботу об управлении доставшимся ей обувным бизнесом. Покойный не оставил завещания, но по окончательному соглашению, включавшему продажу обувных магазинов, никто не пожелал оспорить ее право на основное имущество, и она получила более восемнадцати тысяч долларов. Она продолжала жить в доме на Фронт-стрит, и ее считали интересной и привлекательной молодой вдовой.

Все это время Каупервуд-младший, которому тогда было двадцать лет, ненавязчиво обозначал свое присутствие. Он наносил визиты во время болезни и присутствовал на похоронах. Он помог ее брату Дэвиду Уиггину избавиться от обувного бизнеса. После похорон он раз или два заглянул в гости, а потом довольно долго держался в стороне. Он появился снова через пять месяцев и с тех пор стал наносить регулярные визиты раз в неделю или в десять дней.

Трудно сказать, что он нашел во вдове Сэмпл. Возможно, ее прелестная бледная красота зачаровывала его, а ее безразличие трогало его возбудимую душу. Сам не зная почему, он страстно и настоятельно желал ее. Он не мог спокойно думать о ней и почти ни с кем не говорил о ней. Его родные знали, что он заходит к ней, но в семье Каупервудов постепенно сложилось глубокое уважение к разумности Фрэнка. Обыкновенно он был человеком добродушным, веселым и общительным, но не болтливым и, безусловно, успешным. Все знали, что он неплохо зарабатывает. Его жалованье составляло пятьдесят долларов в неделю, и он с полным основанием рассчитывал на прибавку. Несколько земельных участков на западе Филадельфии, которые он купил тремя годами ранее, заметно выросли в цене. Его капиталовложения в строительство конки, подкрепленные покупкой дополнительных пакетов по пятьдесят, сто и сто пятьдесят акций, понемногу росли, несмотря на трудные времена, – начиная от первоначальных пяти долларов за акцию до десяти, пятнадцати и двадцати пяти долларов по будущему номиналу. Он пользовался расположением в финансовых кругах и был уверен, что его ждет успешное будущее. Хорошо разобравшись с биржевыми правилами, он понял, что не хочет быть биржевым игроком. Он подумывал заняться продажей векселей, которую считал прибыльным делом и которая не подразумевала риска при наличии собственного капитала. Благодаря своей службе и отцовским связям он встречался со многими коммерсантами, банкирами и предпринимателями. Он знал, что может получить их бизнес либо долю в нем. Люди из банковских домов Дрекселя и Кларка дружелюбно относились к нему, а Джей Кук, восходящая звезда банковского дела, был его личным другом.

Между тем чем больше он навещал миссис Сэмпл, тем больше она ему нравилась. Они не вели увлекательных диалогов, но общество Фрэнка, когда он этого хотел, могло быть утешительным. Его советы в деловых вопросах были так разумны, что встретили одобрение даже со стороны ее родственников. Понемногу он стал нравиться ей, поскольку был спокойным, участливым и надежным, всегда готовым терпеливо объяснять что-либо, пока все не станет совершенно ясно. Она могла понять, что он заботится о ее делах, как о собственных, и старается сделать ее положение устойчивым и безопасным.

– Вы так добры, Фрэнк, – сказала она ему однажды вечером. – Я безмерно благодарна вам. Не знаю, как бы я обходилась без вас.

Она с детским простодушием смотрела на его красивое лицо, повернутое к ней.

– Не стоит благодарности, я делаю это с удовольствием. Мне было бы не по себе, если бы не мог помочь вам.

В его глазах не было взволнованного блеска, они озарялись особенным мягким сиянием. Она испытывала к нему теплоту и была довольна тем, что может полагаться на него.

– Я очень благодарна. С вами приятно проводить время. Если хотите, приходите в следующее воскресенье или в любой вечер. Я буду дома.

Пока Фрэнк навещал ее, стало известно, что его дядя Сенека умер на Кубе и оставил ему пятнадцать тысяч долларов. С этими деньгами его состояние составляло около двадцати пяти тысяч, и он точно знал, как распорядиться этими средствами. Вскоре после смерти мистера Сэмпла на бирже случилась очередная паника, подтвердившая, как ненадежно брокерское дело. Наступил период серьезного экономического упадка. Свободные деньги стали такой редкостью, что их как бы вообще не существовало. Капитал, напуганный неопределенностью в торговых делах и денежном обращении, отступил, попрятавшись в банки, сейфы, железные чайники и вязаные чулки. Казалось, страна катится в пропасть. На горизонте смутно маячила война с Югом или отделение южных штатов. Общее настроение было тревожным. Люди выставляли на рынок свои ценности в надежде получить деньги. Тай уволил трех своих клерков. Он максимально урезал расходы и использовал личные сбережения для защиты своего капитала. Он заложил дом, земельные владения и другую недвижимость, и во многих случаях Каупервуд-младший был его посредником, распределявшим акции по разным банкам, чтобы получить за них сколько удастся.

– Постарайтесь узнать, сможет ли банк вашего отца ссудить мне пятнадцать тысяч долларов вот за это, – однажды обратился он к Фрэнку и достал пачку акций «Филадельфия и Уилмингтон». В прошлом Фрэнк слышал, как его отец называл эти ценные бумаги превосходными.

– В сущности, это хорошие бумаги, – с сомнением произнес Каупервуд-старший, когда сын показал ему пачку акций. – Им цены бы не было в любое другое время, но с деньгами сейчас очень туго. В такие времена чрезвычайно трудно выполнять наши обязательства. Я поговорю с мистером Кугелем.

Мистер Кугель был президентом банка. Состоялась долгая беседа, за которой последовало еще более долгое ожидание. По возвращении отец сообщил, что ссуда под восемь процентов весьма сомнительна. Мистер Кугель может предоставить онкольную ссуду^[12] под десять процентов. Фрэнк вернулся к своему работодателю, который дал волю своему предпринимательскому гневу.

– Ради всего святого, в этом городе вообще нет денег? – сварливо осведомился он. – Такой процент разорителен для меня! Я этого не потерплю! Ладно, отнеси их назад и принеси мне деньги. Боже правый, это просто грабеж средь бела дня!

Фрэнк вернулся в банк.

– Мистер Тай согласен на десять процентов, – спокойно сказал он.

Тай получил депозит на пятнадцать тысяч долларов с правом возврата по первому требованию. Он сразу же перевел всю сумму в Джирардский Национальный банк, чтобы закрыть образовавшуюся там недостачу. Так шли дела.

В эти дни молодой Каупервуд с интересом наблюдал за перипетиями финансовой жизни. Его не беспокоил вопрос рабовладения, разговоры об отделении южных штатов и даже общее направление прогресса или упадка в стране, если это не касалось его непосредственных интересов. Он жаждал состояться как финансист, но теперь, когда он познакомился с изнанкой брокерского дела, у него не было уверенности, что он хочет оставаться биржевым игроком. Игра на бирже в соответствии с условиями, созданными паникой, представлялась очень опасной. Многие брокеры потерпели крах. Он видел, как они устремляются к Таю с потерянными лицами и просят аннулировать некоторые сделки. Они говорили, что находятся в опасности. Они станут банкротами, а их жены и дети окажутся выброшенными на улицу.

Некоторым образом эта паника лишь укрепила уверенность Фрэнка в том, чем он на самом деле хотел заниматься. Теперь, когда у него были свободные деньги, он мог начать собственный бизнес. Даже предложение Тая о младшем партнерстве не могло соблазнить его.

– Думаю, у вас замечательный бизнес, – объяснял он, – но я хочу начать свое дело по торговле векселями. Я не доверяю биржевой игре. Лучше иметь свой небольшой бизнес, чем торговаться на любой бирже.

– Но вы еще очень молоды, Фрэнк, – возразил мистер Тай. – У вас впереди еще много времени, чтобы начать работать на себя.

В конце концов Фрэнк по-дружески расстался с Таем и Риверсом.

– Вот толковый малый, – сокрушенно заметил Тай.

– Он своего добьется, – согласился Риверс. – Ушлый малый для своего возраста, которого я когда-либо видел.