Левой рукой он охватывал её плечи, прижимая к себе, так что она плечом упиралась в его грудь, а правой всё поглаживал, мягко мял её грудь, нежно зажимая между пальцами напрягшийся сосок. Женя вздохнула, и он, не отрывая рук, наклонился и поцеловал другую грудь, тронул сосок языком. Женя дернулась, высвобождая руки. Он понял и сдвинул халат с её плеч, дал ему упасть на пол. Женя обвила руками его шею, запрокинула голову. Он поцеловал её в горло, в ямку между ключицами. Женя часто дышала, хватая воздух полуоткрытым ртом, а он всё не мог оторваться от её груди, целуя своды полушарий, ложбинку между ними, соски. Снова выпрямился, целуя ключицы, горло, приник ко рту Жени. Прижимал её к себе… И вдруг опомнился.

– Тебе холодно, да? Я сейчас…

– Нет, Эркин, что ты… – голос Жени вздрагивал, прерывался.

Но он уже подхватил её халатик, набросил ей на плечи.

– Прости, Женя, я совсем голову теряю, не помню ничего… – бормотал он, суетливо стаскивая с кровати ковёр.

Женя рассмеялась и отодвинула его от кровати.

– Ну, что ты, Эркин. Сейчас я всё сделаю.

Он топтался рядом, потом подобрал свою тенниску, повертел в руках, не соображая, куда её сунуть. Женя решительно отобрала её.

– Ложись, я сейчас, – и вышла.

Эркин присел на край разобранной подготовленной постели, потёр лицо ладонями. Что же это с ним такое? «Сам другой, и всё другое». Вот это оно и есть? Он не додумал, потому что вошла Женя. И снова горячая волна ударила его так, что даже слёзы на глазах выступили. Как от боли. Женя быстро ходила по комнате, выходила, возвращалась, а он молча следил за ней, бессильно уронив на колени руки. Потом зачем-то полез в карманы, нащупал там какие-то бумажки. А, это же деньги! Совсем забыл о них. Эркин заставил себя встать, подойти к комоду и выложить деньги, расправить смятые бумажки, сложить их в шкатулку, высыпать мелочь в вазочку. А когда обернулся, Женя, уже в ночной рубашке, сидела на кровати, расчёсывая волосы. Эркин медленно подошёл к ней и сел рядом.

– Женя…

– Что, милый? – она быстро отложила гребёнку, встряхнула головой, рассыпая волосы.

– Женя, знаешь, я… я вспомнил сейчас, послушай. Только… я это только петь могу. Вот…

 
Когда в раздоре с миром и судьбой,
Припомнив годы, полные невзгод,
Тревожу я бесплодною мольбой
Глухой и равнодушный небосвод
 

Он пел еле слышно, почти шёпотом, глядя перед собой расширенными глазами.

 
И, жалуясь на горестный удел,
Готов меняться жребием своим
С тем, кто в искусстве больше преуспел,
Богат надеждой и людьми любим, —
 
 
Тогда, внезапно вспомнив о тебе,
Я малодушье жалкое кляну,
И жаворонком, вопреки судьбе,
Моя душа несется в вышину.
 
 
С твоей любовью, с памятью о ней
Всех королей на свете я сильней.
 

Закончив, Эркин посмотрел на Женю.

– Вот, я, может, не всё понимаю, но это про меня, точно. Не сейчас, а раньше. До Свободы. Сейчас что, а тогда… Я выжил, потому что тебя помнил, правда, Женя. Ты… ты веришь мне?

Женя молча, чувствуя, что скажет что-то обязательно не то, обняла его и поцеловала в щёку. Он, как-то всхлипнув, ткнулся лицом в её волосы.

– Женя, – и как когда-то по слогам: – Ми-ла-йа… Джен-нийа…

Она гладила его плечи, спину. Не горячила его, не распаляла себя, нет, он же всё это знает, почувствовал бы, нет, это другое, совсем другое. И опять… опять эта же горячая волна, туман перед глазами, и только Женя… Всё тает, расплывается, и только руки Жени на его теле, только глаза Жени, и тело Жени под его руками, а больше ничего нет, и не надо ему ничего… не надо… не надо…

…Они лежали рядом под мягким тёплым одеялом, и такая же тёплая мягкая темнота окружала их. А когда ж это он лампу погасил? Не помнит. Ничего не помнит. Только то, что ему было хорошо, и сейчас хорошо. Женя спит, обхватив его обеими руками и положив голову на его плечо. Надо встать, уйти к себе, в кладовку. Ему нельзя привыкать спать здесь, нельзя. Он не может вспомнить почему, просто знает. Но не то что встать, шевельнуться нельзя: разбудит Женю. А ей надо выспаться. Завтра у неё две работы. Двойная смена. Это тяжело – двойная смена, он помнит… Надо встать и уйти, пусть Женя спит, отдыхает. Но глаза сами закрываются, и он опять уплывает в сон, мягкий и тёплый, пахнущий Женей… Нет, Жене надо выспаться. Ну же, давай, аккуратненько. Только бы не разбудить её.

Эркин мягко вывернулся из рук Жени и соскользнул с кровати. И застыл, прислушиваясь. Нет, спит. Где-то тут его штаны должны быть. И шлёпанцы. Да, вроде он их бросил на пол, рядом… да вот же они. А тенниску… Тенниску Женя куда-то положила. Ладно, а то ещё громыхнет чем, разбудит.

Прижимая к груди штаны и шлёпанцы, Эркин бесшумно выбрался из комнаты в кухню и прикрыл за собой дверь. Здесь вроде посветлее… и похолоднее. По-прежнему на ощупь он вошёл в кладовку, вытащил и развернул постель. Обтереться бы надо, но ладно. А то зазвякает, забулькает – точно разбудит. Обойдётся-переколотится. Эркин лёг, завернулся в одеяло. Поёрзал щекой по подушке. Чего-то шрам чешется. Ладно. Хорошо было, а ничего не помнит. Завтра… пятница завтра. А там суббота и воскресенье. Завтра к бельмастому за досками… на четыре ступеньки две доски взять? Обрезки останутся, ну, придумаю, куда их, а хоть на лучину. Деньги взять надо. Из тех, летних ещё. Ну, не больше пятёрки доска. А если больше… взять двадцатку, тогда точно хватит… Но он уже спал, не успев додумать.

Алабама

Графство Дурбан

Спрингфилд

Лабиринт из зелёных кустов, подстриженных на высоту человеческого роста, тянулся вдоль всего Каскада, образуя маленькие беседки. В каждой стол и четыре скамьи, соединённые в квадрат. Всё закреплено намертво. Множество птиц, заглушающих любой не слишком громкий разговор, расторопные безупречно вышколенные официанты, всё видавшие и предпочитающие обо всём молчать. Место конфиденциальных бесед и ещё многого другого.

Фредди сидел в дальней кабинке на самом конце Каскада и пил пиво. Его здесь знали, но показали это только тем, что сразу, как только он сел, подбежали, поставили перед ним жестянку его обычного пива и исчезли. Было без пяти пять. В пять ноль две пришли парни. Все трое. Вернее, четверо. С ними был тот метис, Крис, так его вроде, но в кабинку Крис не зашёл, а сразу как-то исчез из виду. Ушёл по своим делам или встал на стрёме где-то рядом? Не существенно.

Фредди молча кивнул парням, и они сели напротив, теснясь втроём на скамье, рассчитанной максимум на двоих. И старший – Роберт – заговорил сам быстрым тихим шёпотом.

– У нас всё в порядке, сэр. Выходим свободно, когда хотим.

Фредди кивнул.

– Когда экзамен?

– Значит, так, сэр. Завтра нас ещё смотрят, потом день на подготовку, потом экзамен.

– В субботу?

– Д-да.

– Да, сэр, – кивнул Метьюз. – Нам так и сказали. В субботу. А в понедельник выдадут документы.

– Там у них, – вступил Найджел, – ещё учатся. Переквалификация, – с трудом выговорил он непривычное слово. – У них тоже экзамены. В пятницу и субботу. А в понедельник всем дипломы выдавать будут. И им… и нам.

– С десяти утра в конференц-зале, – улыбнулся Роберт. – Мы запомнили уже даже.

– Вы… – Найджел осторожно улыбнулся. – Вы придёте, сэр?

– Приду, – сразу кивнул Фредди и так же сразу решил, что если приедет Джонни, то тоже придёт, никуда не денется.

Парни заулыбались, даже сели посвободнее, не так зажато.

– Я здесь каждый день в это время, не в этой кабинке, так в другой. Если всё в порядке, проходите мимо. Я должен знать, как у вас, – они кивнули. – Если случилось что, или, – Фредди усмехнулся, – рассказать что-то захотите, подсаживайтесь.

– Обязательно всем приходить, сэр? – спросил Роберт.

– Как хотите. Экзамен сложный?

– В два захода, сэр. Мы должны рассказать, что знаем, на разные вопросы ответить, а потом показать, как делаем.

«Серьёзно тут, однако, – хмыкнул про себя Фредди, – и теория, и практика».

– Справитесь?

– Остальные все сдали, сэр.

Фредди невольно присвистнул, и они стали наперебой объяснять:

– Они, ну, остальные парни, кто работает здесь, тоже сдавали.

– На санитара экзамена не было.

– А на массажиста у них у всех дипломы.

– Они… вольнонаёмные, сэр.

– Да, на зарплате.

– Только не на контракте, а у русских по-другому как-то называется.

– А кто хочет, ещё учится.

– Да, сэр, им всем разрешили грамоте учиться.

– Русские этого не запрещают.

– А закончат, тоже экзамены и будут этими…

– Не санитар, а повыше.

– Медбратьями, вот, сэр.

Фредди кивнул. Ишь как разобрало парней. Действительно… серьёзно поставлено. С размахом. И без булды и туфты.

И тут далёкий еле слышный свист сорвал парней с места. Удивительно ловким бесшумным движением они вывернулись из-за стола и выстроились у лиственной стены. Тупое покорное выражение на лицах, ставшие сразу нескладными мешковатыми фигуры. Не будь у Фредди нынешнего выпаса с перегоном, не связал бы он тот свист, больше похожий на птичий голос, и поведение парней. Но Эркин с Андреем многому научили. И сейчас он слегка подвинулся, освобождая полы пиджака и руки.

Мимо кабинки прошли трое. Фредди их знал. Подлые твари, любят добивать лежащего. Больше сигналов не было, значит, надо выводить парней. Игру они ему подсказали.

– Раз всё поняли и запомнили… идите.

– Да, сэр.

– Как скажете, сэр.

И опять та же поразительная ловкость, с которой они вылетели из кабины и исчезли в лабиринте. Фредди не смог не оценить их сообразительность и быстроту реакции. Значит, тот парень – Крис – всё-таки был на стрёме. Ловки. А он сам – лопух. Лабиринт не место для таких встреч. Надо будет завтра зайти в госпиталь. А вот при ком здесь эта тройка шустрит?

– Привет.

Фредди молча кивнул, разрешая Мику присесть.

– Ждёшь кого? Или так… пивком балуешься? – Мик, как всегда, спрашивал, не ожидая ответов. – Это твои парни, Фредди? Зачем тебе черномазые? Ну, как знаешь, твоё дело.

Мик картинно пожал плечами и убрался. Рыба-прилипала. С кем он здесь? Да, ковбой, расслабился ты на перегоне, потерял хватку, а как от Ротбуса избавился, так вообще… голову потерял. Ну ладно. Сейчас посмотрим.

Фредди допил пиво и встал. Возникший у входа в кабину официант приветливо улыбнулся и коротким жестом показал налево, вниз по Каскаду. Даже приглашают?! Ну-ну… Он небрежно сунул официанту деньги и пошёл вдоль кабинок, вежливо любуясь гирляндой фонтанчиков. Кому он нужен, сам окликнет.

– Фредди…

Не меняя шага, он повернул голову и увидел. Ты смотри… Колченогий! Колченогого надо уважить. Фредди улыбнулся и подошёл к кабинке. Сидящая напротив Колченогого троица шарахнулась, освобождая место. Фредди спокойно сел.

– Рад тебя видеть, Фредди.

– Взаимно, Рип.

Фредди специально назвал старое прозвище, и Колченогий улыбнулся чуть теплее.

– Немного наших заваруху пережили. Ты, я смотрю, в порядке.

– Не жалуюсь.

– В заработке не нуждаешься?

– С мелочёвкой не связываюсь.

– Я тебе и мелочёвку?! Ты что, Фредди?! – Колченогий изобразил обиду. – Для мелочёвки мелочь и нужна.

Тройка шестёрок угодливо захихикала. Колченогий скучающе посмотрел мимо них на стенку, и они, толкаясь, вылетели из кабинки. И исчезли.

– Ты заводишь своё дело, Фредди?

«Вот оно что, – мысленно усмехнулся Фредди, – за свой бизнес боится. Ладно, успокою».

– Много расходов, а доходы сомнительны.

– Да, – кивнул Колченогий, – я уже жалею, что связался с этой шушерой. Жрут, пьют и боятся русских. Ни одного дела не провернёшь. Если браться с размахом.

– Русские так рьяно шуруют?

– Не очень, но эта шваль собственной тени боится. Ты с этими черномазыми сильно завязан?

– Они тебе нужны, Рип?

– Их видели в русском госпитале. Если русские сочтут тебя, – Рип ухмыльнулся, – расовым эксплуататором, то кранты. Из Уорринга выкупали, но кого взяли русские, то всё.

– Неподкупные? – Фредди недоверчиво улыбнулся. – Ты поверил в неподкупность, Рип?

– Их цены мне не по карману, Фредди. Ты о Крысе слышал? – Фредди кивнул. – Но весь архив Крысы у них. Эта падаль не уничтожала карты выкупленных.

– Это же входило в оплату! – Фредди крепко выругался.

– Это ещё пустяки. Крыса вёл дальнейший учёт. На каждого. И всё теперь у русских.

– Это точно? Или одни слова, а мы уже в панике.

– Ты помнишь Айка? Он выкупился вслед за тобой.

– Не спился ещё?

– В заваруху протрезвел и решил немного поработать. Он только задёргался, и…

– И, Рип?

– И ему показали его карту с подшитыми бумагами и пообещали, что при первом трепыхании он пойдёт по совокупности.

– Весело! – Фредди присвистнул. – И что он?

– Открыл на последние придорожную едальню для шоферов и аккуратно платит налоги. И обслуживает всех. Не глядя на цвет.

– Я думал, он глупее.

– Когда трезвый, он соображает.

– Что ж, – Фредди задумчиво покачал головой. – Тоже выход. Спасибо за предупреждение, Рип. Будет за мной.

– Попробуешь сейчас, Фредди?

– Что нужно?

– Вокруг Бифпита запели по-лагерному. Мне нужен парень, который поёт про Хаархан.

– Ошалел, Рип? Их всех кончили. Это даже воробьи знают.

– Чириканье не запротоколируешь, Фредди. А человека… Я стар, чтобы менять бизнес, и мне нужна страховка. Поищи, а за мной не станет. Он белый, цветных в лагерях не было. Отдам, сколько ты назовёшь и столько же сверху.

– Тебе так нужно прикрытие от русских?

– От Паука, Фредди. Русские не лезут в наши игры. Пока. А Паука держат только русские. Они у него на хвосте. Если у меня будет лагерник, Паук отвалит. От меня. Я играю честно, Фредди.

– Вижу, – кивнул Фредди. – Паук стал так опасен?

– Он лезет к нам, а на хвосте тащит русских. Если притащит…

– Затихнуть – не проблема.

– Для тебя, Фредди. У тебя надёжная крыша и есть чистые деньги. Мне сложнее, но за лагерника… Сможешь купить большое имение здесь или ранчо в Аризоне и накласть на всё прошлое.

– Идея неплохая, – хмыкнул Фредди. – Надо подумать.

– Самое сложное в нашем бизнесе – это вовремя смыться, – философским тоном заметил Колченогий. – Ты ловкий парень, Фредди, у тебя может получиться.

– Зачем Паук лезет к нам?

– Русские ему оборвали нити. Ему нужны люди.

– И чем думает платить?

– Денег у него нет. Он даёт камни. И металл.

– Пусть вставит себе из него зубы, – ухмыльнулся Фредди. – Связываться со звоном дураков нет.

– Дураков всегда хватает, на то они и дураки. Ты умный парень, Фредди, но здесь игра похитрее, – Колченогий перешёл на поучающий тон. – Он хочет повернуть назад. Понимаешь? Чтобы всё как до заварухи.

– Он что, совсем из ума выжил? Дерьмо коли вышло, так обратно не всунешь.

Колченогий с искренним удовольствием рассмеялся.

– Пока за это платят, отчего же не попробовать. А ты думаешь, невыгодно?

Фредди пожал плечами.

– Проверять неохота.

Колченогий кивнул.

– Ладно. До Рождества времени навалом, успею посчитать.

Фредди понимающе улыбнулся: если Колченогий спрашивает, значит, уже решил.

– Твоя проблема, Рип.

– Паук без паутины мухам не опасен, Фредди. Это его проблема, а не моя.

Они переглянулись, и Фредди встал, а Колченогий сосредоточенно занялся своим стаканом. У каждого свои дела, и каждый других в упор не замечает.

Фредди прошёл вдоль Каскада к нижним прудам и вышел в город. Что ж, Джонни будет интересно узнать про Паука. Немного, но приятно. Так, а к парням лучше всего завернуть в обед. Он у них рано, вместо ленча. Эндрю тоже всё время путал, видно, у русских так заведено. Но если сказать на проходной… нет, для часового он идёт к Юри. А там перехватит кого из санитаров и вызовет парней. А если не удастся, то прямо к доктору и уже оттуда по селектору. Юри не откажет в таком пустяке. Толковый мужик…

…– Заштопаны вы вполне профессионально.

Доктор мыл руки, пока он быстро одевался, и обернулся, только когда он вышел из-за ширмы.

– Это я и так знал.

– Верю. Меня интересует дырка под левой лопаткой. Я не нашёл выходного. Вынули или сидит?

– Вынули-вынули. Под нож, – он усмехнулся, – я не лягу.

– Нож, Фред, мне не нужен. Я пользуюсь скальпелем.

– Не нахожу разницу принципиальной, – он застегнул пиджак. – Но… как вы смотрите на ужин в ресторане?

– Вы считаете, Фред, разницу между столами также непринципиальной? – Аристов привычным движением опустил рукава халата.

– Вы не ответили на мой вопрос, Юри.

Аристов рассмеялся.

– Положительно. Но не раньше восьми.

Он кивнул.

– В восемь в баре «Амбассадора». Знаете, где?

– Найду…

…Фредди шёл по улице, незаметно, но тщательно оглядываясь по сторонам. Хотя Колченогий не баловался таким, но кто знает… Раз старик Говард лезет в нашу Систему… надо вываливаться. Раз есть возможность… Ладно, с этим успеется. А ужин вышел неплохим. Очень даже и весьма. Есть что вспомнить и рассказать Джонни. Доктор пришёл в штатском, явно местного фабричного производства, а не заказном, но весьма приличном костюме и оказался остроумным и занимательным собеседником. И неплохим знатоком. В «Амбассадор» ходят поесть. И немного выпить. Разговор шёл неожиданно легко. И говорил доктор по-английски без малейшего напряжения. Войны не касались, будто её и не было. А если серьёзно… Нет, ничего серьёзного за ужином не было. Разве что…

…– Вы уверены, что у парней всё будет в порядке?

– Да, Фред. Здоровье у них отменное, я говорил. С экзаменом, я тоже думаю, не будет проблем. В принципе, у них у всех одинаковая квалификация, – Аристов усмехнулся. – Одна школа. Различия чисто индивидуальны. Как вам пришло в голову затеять это дело?

– Наши друзья попросили помочь парням.

И мгновенный очень внимательный взгляд.

– Что ж, не самый худший вариант.

Он почувствовал себя задетым.

– А как устроились другие, ушедшие от вас? А, Юри?

– Не знаю, – доктор улыбнулся, но глаза стали невесёлыми. – Договорились, что на Новый год приедут показаться. Расскажут – буду знать.

На Новый год? А как же все разговоры, что русские на Рождество уйдут?! Вот это уже важно! Но не покажем, что заметили оговорку и продолжим.

– Хорошо, а те, что остались? Они всем довольны?

– Недовольные уходят, Фред. Им очень трудно… врастать в жизнь. Труднее, чем другим бывшим рабам. Ощущение собственной ущербности… – Аристов оборвал себя. – Не стоит об этом. Я не хотел вас обидеть, Фред, нисколько. Просто… – Аристов запнулся, подбирая слово.

– Заводитесь, – понимающе кивнул он.

– Да, пожалуй, так, спасибо. Знаете, Фред, когда я думаю о своём бессилии… нет, не о парнях. Что в моих силах, я сделаю. Я бессилен… бессилен покарать тех, кто это делал. Я ведь довольно много знаю о них, о том… как их… сделали. Здесь работали специалисты. Я не знаю, насколько вы осведомлены, простите, в детали входить не буду. Но меня интересуют врачи. Врачи из питомников. Кто-то же это сделал, разработал, подобрал медикаменты, разработал методику… – Аристов словно задохнулся.

– Вы… хотите возмездия? – осторожно спросил он.

– Нет, – ответ прозвучал резко. – Я не хочу, нет, мне нужно. Нужна методика, рецептура. Чтобы найти… противоядие, пожалуй, так, – Аристов заговорил медленнее, с паузами из-за подбора слов. – Чтобы попытаться… вернуть им отнятое.

– Это возможно? – вырвалось у него.