Приехав в Черкассы, мы прямо с вокзала направились на комбинат в отдел кадров. Я сказала, что приехала с ребенком и мне нужно жилье. Начальник кадров, мужчина средних лет, полноватый, очень недоброжелательно отнесся к тому, что я приехала с маленьким ребенком, да еще и с нянькой. Он мне сказал, что у него нет места в общежитии для троих и посоветовал найти жилье в частном секторе. Мне надо было объяснить, что мне не с кем было оставить ребенка, а это не нянька, а моя бабушка, но я как-то постеснялась и пошла искать жилье. Мне подсказали, где лучше поискать. Недалеко от комбината был небольшой район, застроенный одноэтажными домами. Там в одном из домов я нашла небольшую отдельную комнатку. В ней стояла кровать, на которой мы могли спать с дочкой, а для бабушки хозяйка принесла раскладушку. Вопрос с жильем решился, теперь надо было решать вопрос с питанием. Хозяйка разрешила готовить, продукты можно было купить в магазине. Пока все это устраивалось, день подошел к концу и надо было укладываться спать. Бабушка долго укладывалась на раскладушке, наверно ей было там неудобно. Я долго не могла уснуть, но потом меня сморил сон. Среди ночи меня разбудил громкий звук. Я вскочила и увидела, что бабушка упала с раскладушки и сидит на полу. Она захотела в туалет, попыталась встать, но ноги не держали, она упала и повалила раскладушку. Кое как мы опять улеглись спать. Я сказала бабушке, чтобы она меня будила, если ей надо будет встать, и я ей помогу.

На следующее утро, мне надо было поехать на комбинат к студентам. Мы позавтракали, и я попросила бабушку присмотреть за Дашенькой. Я встретилась со своей группой, осмотрела рабочие места, на которых они работали, выяснила, все необходимые вопросы и решила на обратной дороге домой заехать в центр в магазины. Я села в троллейбус. На остановке, где мы снимали квартиру, я посмотрела в окно и тут увидела, что моя бабушка с Дашенькой за ручку переходят через улицу и идут в совершенно противоположном направлении от дома, где мы снимали жилье. Хорошо, что я увидела их, хорошо, что троллейбус еще стоял на остановке. Я выскочила и побежала за ними. Догнала.

– Бабушка, ты куда идешь? Ты ведь не знаешь города, и вы могли заблудиться, – схватила я бабушку за рукав кофты и остановила.

– Это чудо, что я вас увидела из окна.

– Да, мы вот решили погулять с Дашенькой. Здесь скверик недалеко. Она попросилась.

Туда, куда они шли не было никакого скверика, и я поняла, что у бабушки в голове Черкассы перепутались со Львовом. Мы вернулись в дом, и я строго наказала бабушке никуда без меня не уходить со двора. Прошло несколько дней. Бабушка каждую ночь мучилась на раскладушке, туалет был во дворе и мне надо было постоянно сопровождать ее туда и переживать, как бы там она не провалилась, потому что это был обычный дворовой туалет с дыркой в полу. Уходя на комбинат, я каждый раз переживала, чтобы они опять не пошли гулять без меня. В общем – это было сплошное мучение для всех нас. В конечном итоге я пошла на почту и заказала переговоры с Зенеком. После разговора мы решили, что будет лучше, если я привезу дочку и бабушку назад во Львов. Дашенька будет ходить в ясельки, а бабушке будет удобнее в привычной обстановке и на своей кровати. Я сообщила в отделе кадров, что мне надо пару дней, чтобы отвезти дочку и бабушку назад домой, взяла билеты на ночной поезд, послала Зенеку телеграмму и на следующее утро мы уже были дома. Через два дня я вернулась в Черкассы, мне дали место в общежитии и оставшиеся дни командировки прошли в обычном рабочем ритме. Я время от времени звонила домой с переговорного пункта. Дома телефона не было и разговор приходилось заказывать заранее. Дома все было в порядке. Дашенька здорова и Зенек водит ее в ясельки, затем бежит на работу, а вечером после работы успевает забрать. У бабушки тоже все хорошо, она даже помогает Зенеку по хозяйству. Душа моя была спокойна. Я поняла, что это была глупая затея тащить их с собой в незнакомый город. Я как-то не подумала, что годы идут и моя бабушка уже не в том состоянии, чтобы совершать такие поездки. Я все еще помнила то наше путешествие, когда я, пятилетняя Алена, и бабушка 17 лет назад вместе ездили в Улманово, а потом в Житомир. Это было очень интересное путешествие. Бабушка было еще полна сил и поддерживала меня. А теперь помощь уже нужна ей. Поездка в Черкассы это уже сложно для нее. Ей лучше быть дома. Это было хорошим уроком меня. Больше в такие поездки я бабушку не брала.

2.5 Дочка болеет

Шли дни за днями. Дочка подрастала. Зубки у нее начали расти очень рано и этим удивили нашу детскую врач, ходить она начала после девяти месяцев, а вот говорить она долго не начинала. Я уже начала беспокоиться, но меня успокоили, что все будет в свое время. Отклонений в развитии не было никаких, а у каждого ребенка этот процесс проходит по-разному. Это произошло ближе к осени. Мне надо было пойти в магазин, который был недалеко от дома. Дашеньку я несла на руках. Тут мимо пробегала кошка, она увидела и показывая пальчиком сказала: «мама смотри кошка». Я от неожиданности остановилась.

– Ой ты моя умница! А ну скажи еще что-нибудь, – попросила я.

Она, что-то еще начала лепетать. И не было более сладких звуков для моих ушей, как этот лепет моей дочурки. С той поры она заговорила, чисто произносила звуки и говорила целыми фразами. Видно, ей нужно было время, чтобы накопить необходимый запас. Каждый день приносил какие-то новые изменения. Было приятно наблюдать как растет и развивается новый человечек. Но кроме этих радостных моментов были и огорчения. Как у любого ребенка время от времени Дашенька начинала болеть. Это тогда меня просто выбивало из колеи. Надо было идти на работу, а тут дочка болеет. Я, конечно, могла брать больничные, но кто тогда будет проводить занятия в моих группах. У каждого преподавателя свое расписание. Хорошо, что я могла свободно распоряжаться своим временем, у меня были занятия по расписанию – это было обязательно, а остальное время отводилось на методическую работу, подготовку нового материала к занятиям и в это время мне было необязательно быть на кафедре. Это меня спасало. Я могла ухаживать за дочкой, а работать дома, когда укладывала ее спать. У меня было несколько групп студентов вечерников и когда я шла на работу, муж оставался с дочкой.

Дашеньке было около двух лет, это было почти перед самым новым годом, мы как обычно с ней гуляли, она очень любила эти прогулки. Но в этот раз она была какая-то вялая. Ночью она не могла спать, ворочалась и плакала. Сначала мы не могли понять, что случилось, Мы ее спрашивали, а она показывала на ушки и говорила, что там ей болит. Мы приложили согревающий компресс, боль утихла, и она заснула. Всю ночь мы не спали. А утром я повела ее в детскую поликлинику. Врач посмотрела и направила нас к специалисту «ухо-горло-нос». Специалист определила, что у нее воспаление среднего уха. Выписала лечение, а в конце приема посоветовала мне купить прополис, развести его на спирту и по две капельки капать в каждое ушко. Сказала, что после этого мы навсегда забудем о болезни ушек. Я ее послушала, нашла прополис и стала регулярно капать это средство в ушки. Ушки у нее перестали болеть, но через какое-то время дочка начала их чесать. А тут вдобавок у нее начались бесконечные насморки и ей приходилось дышать через рот. Я опять пошла в поликлинику и там определили, что у нее увеличены аденоиды и их надо удалить, а то могут быть плохие последствия. Нас направили в детскую больницу в Брюховичи, где делали подобные операции. Оказалось, что операцию желательно делать не раньше трехлетнего возраста. Дашеньки три года исполнялось через месяц. Операцию отложили, но так как мы уже потратили время и приехали, врач решил осмотреть девочку. Меня спросили, как часто она болеет и что беспокоит. Я сказала, что у нее часто бывают простудные заболевания, болели уши, но с тех пор, как я начала закапывать прополис, уши не болят, но она их сильно чешет. Врач осмотрел ее уши и сказал, что там в среднем ухе образовалась такая корочка похожая на шагреневую кожу, ее надо как можно быстрее удалить и больше не капать прополис. Они увели Дашеньку, а через какое-то время ее привели назад. Личико было все заплаканное, не так от боли, как от страха. Врач сказал, что все закончилось хорошо, корочку удалили. Была большая опасность поранить перепонку и хорошо, что мы пришли вовремя. Я была благодарна судьбе и с тех пор стала осторожнее относиться ко всем советам, даже врачебным.

Через месяц мы опять поехали в больницу и на этот раз Дашеньку оставили. Перед операцией они должны были ее обследовать, взять анализы, и это должно было занять пару дней. С тяжелым сердцем я оставляла дочку в больнице. Но она была у меня молодец. Она легко привыкала к новой обстановке и никогда не плакала, даже тогда, когда совсем малышкой пошла в ясельки. На следующий день я поехала навестить дочку и узнала, что операцию назначили через два дня. Мне разрешили приехать вечером после операции и остаться ночевать с дочкой. Если все будет хорошо, ее сразу же и выпишут на следующий день. В ночь перед операцией я долго не могла уснуть, очень беспокоилась за дочку и всю ночь мне снились кошмары. День я как-то отработала и, отпросившись на весь следующий день, вечером отправилась в больницу. Операция прошла благополучно. Дашенька спала, и я не стала ее будить. Сидела рядом с ее кроваткой и смотрела на свою малышку. Тут пришла медсестра, надо было померить температуру и сделать укол. Дашеньку разбудили. Она увидела меня и очень обрадовалась. Я подождала, пока медсестра сделает все манипуляции, а потом взяла дочку на руки. Она мне начала жаловаться, что ей было больно и страшно и она плакала. Я как могла ее успокаивала и сказала, что никуда не уйду и всю ночь буду с ней рядом. В палате была еще одна женщина с девочкой и несколько свободных детских кроваток. Мне разрешили лечь на одну из них рядом с дочкой. Я сидела рядом с дочкой, и она держалась за мою руку, словно боялась, что я могу уйти и опять оставить ее одну. Когда она крепко уснула, я начала укладываться спать тоже, но кроватка была детских размеров и мне было очень неудобно, да и сон был очень поверхностный, я просыпалась от малейшего вздоха своей девочки. Промучившись, я была рада наступлению утра. Дашенька спала хорошо, и температура спала до нормальной. После утреннего обхода врача, нам сказали, что все в порядке и мы сможем сегодня уйти домой. Документы на выписку принесли и еще до обеда мы вышли из больницы. Остановка автобуса до Львова была совсем рядом с больницей. Я очень боялась простудить дочку и укутала ее шарфом, оставив только глаза. Автобусом мы доехали до конечной остановки, которая была в районе Краковского базара. Оттуда надо было ехать со многими пересадками на трамвае и троллейбусе до нашей улицы и я, решив не рисковать, пыталась поймать такси. Машины проезжали мимо не останавливаясь, я очень беспокоилась за дочку, на улице было морозно, и я приказала ей не высовывать нос из шарфа. Тут сзади меня подрулило такси. Как сказал водитель, он увидел, что стоит женщина с ребенком и обе машут руками в надежде поймать такси. Оказывается, моя дочурка помогала мне и тоже пыталась остановить машину. Через полчаса мы были дома, в тепле.

Глава 3

Будни семейной жизни

3.1 Работа на кафедре. Гибель Степана

Я продолжала работать на своей новой кафедре пиломатериалов, осваивая новые предметы и обязанности. Меня выбрали парторгом кафедры, и я с молодым задором и энтузиазмом выполняла все общественные обязанности, которые возлагала на меня партийная организация института. В то время я еще наивно верила в коммунистическую партию, в идеалы коммунизма и Советский Союз. Заведующий кафедрой, Теодозий Андреевич был требовательным начальником и считал, что нет мелочей в нашей работе, а я, вероятно из-за недостатка опыта, упускала эти мелочи. Я как-то больше уделяла внимания основному, и поэтому часто получала замечания в свой адрес. Но благодаря этому я училась новому видению проблемы и приобретала ценный опыт. На этой кафедре работать было намного интереснее и коллектив из взрослых мужчин создавал рабочую обстановку. Ушли в сторону дрязги, сплетни, наговоры, которые были на кафедре графики. Теперь все это воспринималось как страшный сон.

Из женщин, кроме меня, на кафедре работала Оля, наша секретарь. Потом позже к нам пришла Людмила Никифоровна Горбачева. Она работала старшим преподавателем на кафедре пиломатериалов в Воронежском Лесотехническом институте. По семейным обстоятельствам ей надо было уехать из города. А тут объявили конкурс на старшего преподавателя на нашу кафедру. У нас в это время на кафедре проходил стажировку один молодой человек, чей-то протеже, и это под его кандидатуру объявили конкурс. Но конкурс есть конкурс. Горбачева подала документы и выиграла. Когда мы на кафедре обсуждали эти кандидатуры, я высказала предположение, что у Людмилы Никифоровны больше шансов получить эту должность. Так оно и случилось. Я была рада, что наш женский коллектив увеличился. Мы с Людмилой не стали близкими подругами, мы с ней были разные во всем. Она была другая, какая-то более раскрепощенная, чем я. Но все это не мешало нам и у нас с ней были неплохие доверительные отношения. Она была на два года старше меня, воспитывала дочку Машу, которая была на три года старше моей Дашеньки. С мужем Людмила разошлась еще в Воронеже. Он был из интеллегентной семьи, работал врачом, но в семье был деспотом, часто давал волю рукам. Людмиле это надоело, и она с ним развелась. А так как он не угомонился и после развода, ей пришлось уехать из города. Квартиру она получила путем обмена квартиры в Воронеже на квартиру во Львове. Квартира была без удобств, то есть в туалет надо было идти по общему внутреннему балкону, ванны не было. Вход был с общего балкона прямо в темную кухню и дальше в комнату с двумя большими окнами. Подобную квартиру я уже описывала ранее. Таких квартир во Львове было много, которые получались путем разделения больших квартир на несколько маленьких. Но было одно преимущество, квартира находилась близко к центру города Людмила любила носить украшения и всегда была обвешена всякими цепочками, бусами и браслетами на запястьях рук. Но к работе она относилась серьезно и дочке уделяла внимание, водила ее на художественную гимнастику, учила игре на пианино. По ее примеру я тоже отдала Дашеньку на гимнастику, а потом мы купили пианино, и Дашенька стала брать уроки. Музыкальная студия была в клубе завода Львовсельмаш, совсем рядом с детским садиком, куда ходила дочка. Это было удобно. Когда я не могла вырваться с работы, учительница музыки брала Дашеньку на урок прямо из садика.

Так в повседневных заботах дома и на работе проходили дни за днями. В один из дней, придя на работу я узнала страшную новость. Я только что вошла в нашу кафедральную комнату и направилась к своему столу. Тут меня окликнула Оля, наш секретарь.

– Элеонора Ивановна, хочу Вам сообщить, что Степана Ванивского сегодня нашли мертвым в гараже, недалеко от дома.

Я остолбенела от этой новости. Я не могла поверить услышанному: «Степан умер»

– Оля, а откуда ты знаешь Степана и как это случилось?

– Мой муж двоюродный брат Степана. Помните дядю Степана, который живет на Галицкой площади. Вы однажды были у них, когда Степу провожали первый раз в армию. Моя свекровь рассказывала про Вас.

Я вспомнила то утро и маленького мальчика. Оказывается, прошли годы, мальчик вырос, и Оля вышла за него замуж. Как тесен этот мир. Оля рассказала мне очень страшную историю. Оказывается, у Степана были какие-то денежные дела с какой-то группой молодых людей, в которой главным был мастер спорта по боксу. Она мне даже назвала фамилию этого спортсмена, но я ее не запомнила. Утром Степан шел на работу. Он работал уже почему-то на автобусном заводе, хотя до этого работал в Лесоустроительном управлении. Как рассказывают очевидцы, около него остановилась машина. Его пригласили сесть. Видно, он знал этих людей и сел к ним в машину. Они уехали. Вечером он не вернулся домой с работы. А на следующее утро, кто-то проходил мимо гаражей и увидел, как из одного поднимается столбик дыма. Испугались пожара, сломали замок, открыли, а там лежит мертвый человек. Это был Степан. Потом милиция прояснила картину случившегося. Степана завезли в гараж и пытали его. У него были перебиты все кости на руках и ногах, а потом его полуживого бросили в гараже, включили паяльник, на паяльник набросили промасленную телогрейку, которая начала дымить, и Степан задохнулся. Оля сказала мне, что похороны состоятся через два дня и дала мне его адрес.

Дома я рассказала о случившемся бабушке и Зенеку. Бабушка пожалела Степана, она его еще хорошо помнила, а Зенек пытался отсоветовать мне идти на похороны.

– Вот видишь, вышла бы ты за Степана замуж и сейчас была бы вдовой. А так у тебя есть я, живой муж. – попытался он пошутить.

Я как-то рассказывала Зенеку про Степана, про мое несостоявшееся замужество и даже еще до сих пор хранила все его письма у себя в шкатулке. Зенек может и ревновал меня, но внешне это никак не проявлялось, и я ему была благодарна за это. Однажды я даже их познакомила, и Степан был у нас в гостях.

Странная эта штука судьба. После той случайной встречи в институте, когда Степан хотел возобновить наши отношения, а я ему ответила отказом, я его долго не видела и ничего не знала о нем. А тут, когда я уже работала на фабрике, я стояла на остановке в ожидании трамвая, подошел трамвай и из него вышел Степа. Такая неожиданная встреча! Город большой и вероятность встречи в это время и в этом месте очень ничтожная! Выглядел Степан очень плохо. Я спросила, что случилось. Оказывается, он лежал в больнице и ему делали пересадку костного мозга. После того случая облучения на дежурстве в армии, его организм давал сбои и ему приходилось время от времени ложиться в больницу для поддержания здоровья. На этот раз было совсем плохо. Но врачи обещали, что после пересадки костного мозга здоровье его улучшится. Он только пару дней как выписался из больницы и решил навестить сестру Славу, которая жила в районе Зеленой. Мы еще немного поговорили и разошлись. А через некоторое время мы с ним случайно встретились на нашей Львовской барахолке. Вероятность этой встречи тоже была ничтожная. Но судьба нас опять зачем-то свела. Он был не один. С ним была молодая женщина. Она там что-то примеряла, а он, увидев меня, подошел ко мне и начал расспрашивать про мою жизнь. В это время я уже не работала на фабрике, а училась в аспирантуре. Пока мы разговаривали, эта женщина куда-то исчезла. Он бросился ее искать, но она видно приревновала его и ушла. Он махнул рукой и видно, что он как-то не очень-то и волновался об этом. Вскользь заметил, что она никуда не денется. Выглядел он намного лучше, чем тогда на остановке. Видно лечение помогло. Он мне поведал, что после облучения врачи пророчили ему бесплодие, и он для себя решил, что если у него получится и женщина забеременеет, то он тогда на ней и женится. Так вот эта женщина и есть та, которая теперь носит его ребенка, и они уже подали заявление в ЗАГС. Я поздравила его и пожелала ему счастливой жизни. На этом мы с ним попрощались и всю обратную дорогу я прокручивала в голове этот наш разговор. Чувствовала ли я что-то к Степану в душе? Сожалела ли я, что мы так и не оказались вместе? Простила ли я его? Наверно простила!