8. Кристина. Дежавю

Под моей щекой гулко бьется его сердце. Грудь равномерно поднимается и опускается. Мне невероятно хорошо. В животе сладенько звучат отголоски наслаждения. На теле не осталось ни одной клеточки, которую бы не целовали его губы, не кусали его зубы или не мяли нежные пальцы.

Сколько времени прошло? Я не знаю. Несколько часов точно. Яркая полоска света между шторами давно потускнела.

Теплое дыхание Никиты теряется в моих волосах, пальцы медленно рисуют вдоль позвоночника абстрактные рисунки, как и мои на его груди. Вторая рука лежит на моем бедре, а оно – на его бедрах. Максимально тесный контакт.

С моего лица не сходит блаженная улыбка. Фееричный секс! Еще лучше, чем в первый раз. И не похожий на те, что были не с ним.

Где-то в подсознании маленький червячок точит, что снова безропотно отдалась этому мужчине. Легко, не задумываясь.

Попробуй – откажи ему. Прет как танк, разум отключает одним прикосновением, поцелуем, шепотом.

О том, что так неправильно, я подумаю позже. Одно знаю – жалеть не буду. Сама хотела.

А еще внутри меня, в самом маленьком уголочке души, теплится крохотная надежда, что с этим мужчиной может все получиться по-настоящему. Вторая встреча ведь не случайно произошла? Сама судьба нас столкнула.

– Ты все так же работаешь следователем? В полиции? – меняю позу так, чтобы видеть его. – Даша сказала, ты сыщик.

Никита ответил не сразу. На сытого ленивого кота похож. Расслабленный.

– Из следователей я давно ушел. Открыл свое сыскное агентство.

– И как? Интересная работа? Тебе нравится?

– Открою тебе секрет – для неинтересных случаев у меня есть подчиненные. А ты? Чем занимаешься ты, КрисТина? – Никита выделяет мое имя в два слога, совсем как тогда, в нашу первую встречу.

– Можно подумать, ты не навел обо мне справки, пока историю Даши изучал.

– Совсем чуть-чуть. Хочу от тебя самой услышать. Врачом стала?

– Стала…

– А как же твои обмороки?

Мне кажется, в его голосе проскочили ревнивые нотки. Ведь «лечить» меня в таком случае мог не только он.

Но, может быть, мне хочется слышать эту ревность.

Чертово дежавю!

Его телефон звонит! На нем даже рингтон стоит тот же!

Вот только Никита как лежал, так и лежит, не стремится искать в ворохе одежды источник разрушения нашей кратковременной идиллии. Пальцы лишь на пару секунд замирают на моих позвонках, а потом снова продолжают играть на них как на клавишах.

Звонок прекращается, а спустя мгновение играет снова. По нервам долбит, крутит, выворачивает.

– Возьми трубку. Вдруг что-то важное, – не показывая сожаления, выпутываюсь из его рук.

Мне хочется заткнуть уши и не слушать, не подслушивать. Но оно как-то само слышится.

– Да?.. Что у вас случилось? – голос Никиты вдруг становится усталым. – Дай ей трубку… Алло, доча, в чем дело? Мхм… я понял. Скоро буду.

Дочь! У него есть дочь. И жена, конечно, тоже имеется. Как я могла об этом забыть?

«Да ты специально не вспоминала, – шепчет противный голос. – Тешила себя мыслью, что он разведен».

«Кольца на пальце нет», – оправдываюсь.

«Пфф», – фыркает.

«Почему тогда Никита здесь, со мной, а не со своей семьей?»

«А ты спроси».

«Не хочу портить образ случайного любовника».

В груди образовывается едкая горечь. Призрачная надежда, что мы могли быть вместе, превращается в пыль.

Во внезапно повисшей тишине слышно, как опасно трещит корпус далеко не дешевого телефона Никиты.

– Сколько ей… твоей дочери? – глухо звучит мой голос. Не могу заставить себя посмотреть на него.

– Неполных четыре.

– Как ее зовут?

– Ксюша.

– Красивое имя.

Мы по разные стороны номера. Я сижу на кровати, поджав под себя ноги, закутавшись в одеяло. Никита задумчивым взглядом вперился в полоску тусклого света между штор.

Мы снова чужие. Очень разные.

И больше всего мне жаль маленькую девочку, у которой я на несколько часов отобрала отца. О том, что творится с его женой, стараюсь не думать. Может быть, у него вообще практика такая – изменять ей с первой встречной.

И все равно мне перед ней стыдно.

– Никита! – подскакиваю. – Тебе пора! Тебя ждут!

Мне нужно двигаться, чтобы не истязать себя чувством вины и не показывать, как мне тошно.

Мне вообще должно быть все равно. Мы чужие люди, а секс, пусть даже повторный, не означает, что мы чем-то обязаны друг другу.

– Тина, – Никита ловит мою руку, дергает на себя, – я… – сглатывает. Через грудную клетку чувствую его надсадное дыхание и быстрое сердцебиение. – Я рад был тебя увидеть.

– Я тоже! – напускаю на себя легкомысленность. Пусть думает, что меня наша случайная близость нисколько не напрягла. – Давай скорее. Уже поздно, тебя ждут.

Сама поправляю ему воротничок рубашки, смахиваю невидимые пылинки с пиджака, разглаживаю складки.

– Красавчик! – удовлетворенно осматриваю и чмокаю его в щеку. Чуть задерживаю губы на его коже, чтобы поймать момент кратковременной близости и чуть его продлить.

– Я тебе позвоню, – скупые слова растворяются у меня в волосах.

– Ага, – отстраняясь, ищу в телефоне номер такси. – Какой тут адрес?

– Я тебя довезу.

– Да ну, зачем? Я сама.

– Я довезу, – железобетонно.

– Как хочешь, – пожимаю плечами.

В этот раз номер покидаем вместе, как едва знакомые люди. И в машину садимся молча, и едем, не говоря ни слова, до центра.

– Скажи свой адрес.

– Я покажу.

Кивает, не поворачивая головы.

– Тебя дома кто-то ждет?

– Зачем тебе эта информация? – горько усмехаюсь. – Ты что, надеешься, что мы будем встречаться?

– А ты против?

Я аж подпрыгиваю на пятой точке.

– Конечно, против! – взмахиваю руками. – У тебя семья, дочь, у меня своя жизнь! То, что случилось сегодня, ошибка!

Никита плотно сжимает губы. Пальцы до побеления впиваются в оплетку руля.

– Вот здесь высади, мне в магазин нужно, – завидя супермаркет, прошу.

Останавливается в кармане. Смотрит застывшим взглядом в лобовое.

Берусь за ручку двери, чтобы открыть ее. Медлю. Я еще не надышалась его запахом! Не наелась этим мужчиной!

– Никита… Я тоже была рада тебя увидеть. Прощай.

– Стой!

Тело безоговорочно слушает команду. Непонимающе наблюдаю за Никитой. Он тянется назад, за папкой на заднем сиденье. Ищет там что-то среди бумаг.

– Вот, – протягивает мне лист.

– Что это?

– Справка для работы, что тебя вызывали…

– А-а. Спасибо, – забираю. Пальцы не чувствуют бумагу.

– Я позвоню.

– Нет! И вообще, Никита, я могу тебя попросить кое о чем?

– Конечно.

– Не звони мне, пожалуйста. Никогда! И если вдруг встретимся, сделай вид, что мы не знакомы.

Выскакиваю из машины и мчусь прочь. Как можно быстрее и как можно дальше.

Хорошо, что уже темно и обида на моем лице не читается прохожими. Избегая освещенных мест, прячусь в подворотне. Зажав кулак зубами, глушу в себе рыдания.

Я жутко завидую жене Никиты и его дочери, что его они видят и будут видеть намного чаще, чем я.

«На таких, как ты, не женятся. Такими только пользуются», – звучат в голове убийственные слова Калинина.

9. Никита. Маленькая кулинарка

Дочь, сгорбившись, сидит на кровати в своей комнате. К груди прижат любимый заяц. Лицо зареванное.

Опускаюсь перед ней на корточки.

– Привет, котенок, – заглядывая в мокрые глазки, глажу коленочки в белых колготках. – Что за Ниагарский водопад у моей красавицы?

Всхлипывает.

– Мы немного поссорились, – за моей спиной материализовывается Анжелика. – Но уже помирились, правда, Ксюшенька? – голос добренький, но я чувствую в нем некую нервозность. Лика садится на кровать, прижимает малышку к своему боку. – Девочки иногда ссорятся, но потом обязательно мирятся. Мы же с тобой уже помирились, помнишь?

О, сколько фальши чувствую в женушке.

– Нет, – Ксюха, недовольно сопя, ведет плечиком, чтобы сбросить с себя ее руку, отворачивается от Лики.

Камень в груди увеличивается до размеров булыжника. Одну девушку обидел, тут другая страдает не меньше.

Кидаю на жену грозный взгляд.

– Анжелика, подожди меня в кабинете.

– Слушайте, дорогие мои, – приторно-сладким голосом запела Лика, аж зубы заныли от ее интонации, – а пойдемте все вместе чай пить? Ксюша, мы же с тобой тортик вкусный-превкусный купили, помнишь? Пойдем папу угощать.

– Нет, – упрямо сопит дочь.

– Подожди. Меня. В кабинете, – чеканю слова, чтобы до Лики наконец дошел посыл.

– А чай?..

– Лика! – рявкаю.

Фыркнув, подскакивает с кровати, при этом гневно сверкнув в сторону дочки глазами. Уходит.

Провожаю ее тяжелым взглядом до тех пор, пока за ней не закрывается дверь.

– Ксюш, расскажешь?

Кроха шмыгает носом. В груди щемит. Слезы дочери режут на лоскутки внутренности. Глушу в себе чувство вины – я там с Тиной душу свою реанимировал, а тут моя малышка от мачехи выхватывала.

Сажусь на кроватку, перетягиваю дочь себе на колени, обнимаю ее вместе с зайцем.

– Мне было скучно, и я лешила испечь тебе толт, – жалобно тянет малышка. – А она не лазлешила.

Ксюша ни разу не назвала Лику мамой.

– Почему не разрешила?

– Сказала, что она занята, а сама по телефону с кем-то болтала.

– И ты что?

– Я сбежала на кухню, пока она не видела, – дочь, оживившись, смотрит мне в глаза и эмоционально жестикулирует растопыренными пальчиками, – и стала делать тесто. Я по телевизолу смотлела. Это не сложно! Взяла миску, положила в нее сахал, яйца, молоко налила. А мука мимо плосыпалась, я хотела ее соблать в миску, а лучки не уделжали и улонили ее на пол. Все-все замалалось, понимаешь? Ва-абще все.

– Понимаю.

И представляю, какой бедлам творился в этот момент на кухне.

– Лика плибежала, начала олать.

– Сильно орала?

– Угу, – снова шмыг, и плечики поникли.

– Но торт вы все же постряпали?

– Нет, – дочь машет волосиками. – Сначала мы ждали, когда плиедет Илина Федоловна и все убелет. Потом пошли в магазин за толтом. Пап, она злая. Она только пли тебе холошей становится, а без тебя у-у-у, – Ксюха делает угрожающую моську и скрючивает пальчики, пытаясь напугать меня. И у нее, если честно, это получается.

– Я поговорю с ней. Она больше не будет на тебя орать. Хочешь, в воскресенье вместе торт состряпаем? Ты и я?

– Плавда? – дочь задирает голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Глазенки огромные, ясные, наивные. Очень похожие открытостью и доверчивостью на те, что я целовал пару часов назад. – А ты умеешь?

– Неа. Будем импровизировать.

– Это как – импозиливать?

– Это как получится. Идет?

– Идет.

Дочь заметно успокаивается и даже улыбается. Сама сползает с моих колен, бежит к столику, где у нее лежат листы и карандаши. Любит рисовать. Вся стена в ее миленьких детских шедеврах, будто стикерами, обклеена рисунками.

– Что ты решила нарисовать? – заглядываю через плечо.

– Наш с тобой толт. Вот тут будет вишенка, тут малинка, а вот тут шоколад, – тыкает красным карандашиком на точки на кривом круге.

– Напомни мне купить необходимые ингредиенты, а то начнем стряпать и чего-нибудь не найдем.

– Ага.

10. Никита. Примирение

Целую дочь в сладкую макушку. Оставляю одну.

– Никита, – Лика топчется возле двери. Подслушивала. – У меня в воскресенье весь день занят: парикмахерская, массаж, отбеливание, маникюр, педикюр, шопинг с Мари…

– И? – иду в сторону кабинета, уверенный, что жена пойдет за мной. Так и есть. Семенит сбоку, в лицо заискивающе заглядывает.

– Я услышала, что вы с Ксюшенькой торт собрались стряпать, а я не смогу вам составить компанию.

– Мы справимся без тебя, – со льдом в голосе. Я взбешен.

– Правда? А ты не будешь за это на меня сердиться?

Закрываю за нами дверь.

И одним движением припечатываю благоверную к стене, сжав за горло и приподнимая вверх.

– Ты чо? – испуганно распахивает глаза, встает на цыпочки, обхватывает мое запястье пальцами.

– Еще раз моя дочь будет из-за тебя плакать… – с яростью дышу ей в лицо. С трудом сдерживаюсь, чтобы не сжать пальцы сильнее. – Поняла меня? Поняла? – рявкаю.

– По… поняла, – лепечет.

Разжимаю пальцы, стряхиваю руку, отходя от жены.

– Псих… – шипит в спину.

В отражении окна вижу, как разглаживает шею. Но не уходит.

Зажимаю пальцами переносицу. В груди барабан, вздохнуть глубоко не получается. На душе гадко. Неправильное у меня в семье происходит. Где-то не там я повернул.

– Никита… – на лопатки ложатся ладони. – Прости…

Я все-таки дышу. Считаю до десяти, чтобы успокоить надсадный бой сердца.

У нас семья. Пусть в ней не все гладко, но семья же. Притремся.

Наверное.

Лика, приподняв мой локоть, ныряет вперед.

– Ты такой серьезный, – улыбается, обнажая ровный ряд очень белых зубов. В глубине глаз еще плещется страх и… возбуждение. – Меня это так заводит…

Кладет ладони мне на грудь, тянется за поцелуем.

Я не хочу ее руки, губы, не хочу запах ее духов, не хочу ее рядом с собой. Совсем.

«Это потому что ты сегодня был с другой, – нашептывает внутренний голос. – Наелся Кристиной».

Нет, не наелся.

После первого раза постарался ее забыть, потому что Тася оказалась беременна. Изменять ей совесть не позволила. И сегодня с Тиной спать не планировал, но увидел, и внутри все всколыхнулось как в первый раз. О жене даже не вспомнил.

Прислушиваюсь к себе – совесть перед Ликой не мучает, как будто изменять ей – привычное дело, а вообще-то до сегодняшнего дня я был ей верным.

А может, не стоит притираться? Вот мы с Ксюхой семья. Даже Ирина Федоровна часть нашей семьи. А Анжелика – лишнее звено.

– Лика, нам надо поговорить, – снимаю с себя ее руки.

– Я тоже хотела с тобой поговорить. Это важно, – Анжелика напускает на себя серьезность.

– Ладно, ты первая.

– Я почитала форумы, советы психологов… То, что происходит с Ксюшей, объясняется кризисом трех лет…

– А что с ней происходит? – скептически приподнимаю бровь.

– Она неуправляемая!

Так. Спокойно.

Вдох, выдох.

– Во-первых, моей дочери скоро четыре года, кризис трех лет благополучно пройден. Во-вторых, я уже это говорил, малышке нужно уделять внимание: играть с ней, заниматься, разговаривать, в конце концов, а не в телефоне сутками сидеть.

– У всех детей кризис протекает по-разному, – Лика намеренно игнорирует мое «во-вторых». – У Ксюшеньки затянулся немного. Нам нужно ее отдать в детский сад. У нее и возраст подходящий, и с детьми ей будет интереснее, чем с нами.

Лика что-то еще говорит, я смотрю на ее шевелящиеся губы, глаза и…