5

Демьян стал побратимом степного батыра пять лет назад. Ногай собрал в тот год большую рать, чтобы идти на угров. Европейские земли манили беклярбека. Зорко единственным глазом хитрый правитель следил за политическими интригами восточноевропейских монархов, чтобы в удобный момент нанести удар. И этот момент настал, затравленный своими магнатами, с детства измученный клановой рознью, венгерский король Ласло IV стремительно терял власть и интерес к жизни. Половец по матери, он откочевал с куманами¹⁶ на вольные степные просторы, оставив столицу и государственные дела. Ногай решил действовать, в поход он сманил ордынского хана Туда-Менгу. Над Венгрией сгущались тучи.

Огромная многоязычная армия просочилась через Карпатские перевалы, быстро продвигаясь к Пешту. В спину венгерскому королю понеслись обвинения в предательстве, что это он якобы из мести магнатам навел ордынцев. Ласло, очнувшись, бросился собирать войска, показывая готовность защищать страну. Мадьярские кланы, временно забыв раздоры, выступили против восточной рати. Закипела великая битва.

В бою русичи держались отдельно от «поганых», прикрывая только друг друга. Так же вели себя и иные народы. Вроде бы войско единое, а глянешь, каждый сам по себе. С ненавистью и презрением кидают взгляды соседние полки: кипчаки на булгар, булгары на алан, аланы на черкесов. Да, и у самих славян не было единства: галицкие драли нос пред брянскими, брянские перед курянами. Зажмут в бою недруги, помощь может и не прийти. Всяк сам вертись.

Семнадцатилетний Демьян это знал, и все же когда увидел, совсем юного татарина, сбитого с коня в окружении врагов, не смог проехать мимо. Молодой нукер не в золоченом (как сейчас), а в самом простом доспехе отчаянно отбивался от трех всадников, круживших над ним как стая ворон. Удар клинка снес с него шишак и рассек лицо. Кровь, густо струившаяся из раны, заливала правый глаз. И все же худенький и верткий мальчишка продолжал уворачиваться от сыпавшихся на него ударов. Видевший глаз блестел лихорадочным светом.

Демьян ринулся на помощь, не раздумывая. Он не был еще опытен в бою, да и рука не так крепка как у бывалых ратников, но Олексич как будто заразился безудержной отвагой от раненого воя. Подскочив к сражавшимся, он заслонил, теряющего вместе с кровью силы, нукера и принял удары угорских мечей. Мадьяры легко разделались бы с юнцом, но тут на помощь уже ему подоспел вездесущий Горшеня. Вместе они зарубили двоих угорских воев, а третьего обратили в бегство. Подъехавший вскоре татарин забрал раненого мальчишку в седло, унося прочь от кипевшей еще сечи.

Взять Пешт ордынцам не удалось, опустошив его окрестности, восточные рати двинулись в обратный путь. Но Демьян домой с курскими полками не вернулся. На взволнованные расспросы родителей дружинники лишь разводили руками: пришли люди от какого-то Ногаева князя, сказали – князь желает видеть Демьяна. Хотели заслонить боярина, дабы не выдать поганым, да он сам вышел, чтобы кровь не проливать, и с татарами ускакал. Ждали несколько дней, пытались искать, сам княжич Александрд по стану ордынскому бродил, да так ничего и не узнал. Решили, что, видать, в живых его уж нет. Мать и сестры безудержно рыдали, отец Олекса Гаврилыч за ночь поседел. Родня советовала заупокойную по сыну заказать, но Евдокия Тимофевна запретила: «А вдруг жив Демьянушка наш?» – и упорно ходила в церковь ставить свечки за здравие.

И Демьян вернулся через два месяца живым и здоровым, и даже прибавившим в весе на мохнатом степном жеребце в сопровождении нукеров. Родители то душили сына в жарких объятьях, то накидывались бранить, что весточку не подал.

Набившейся в горницу родне и соседям Демьян смущенно в десятый раз пересказывал, что татарский отрок, спасенный им на поле боя, оказался сыном нойона Темира, родственника самого Ногая. Что мальчишка, придя в себя, попросил разыскать русского воя, отбившего его у угров. Ордынский князь был с Демьяном ласков, пригласил погостить, пока сын поправится. И Олексич все это время жил в юрте у Айдара, так звали молодого княжича. Новому побратиму татарин подарил своего лучшего жеребца, а Демьян отдал дедовский меч. За меч отец очень бранился, мол: «Ты ему жизнь спас, а он тебе коня, да и в расчете. Зачем меч было дарить, деда память?» Мать, гладя сына как маленького по густым русым волосам, заступалась: «Пусть долг за княжичем степным останется. Меча не жалей, голову жалеть надобно».

Теперь сидя в юрте на мягких овчинах и протягивая пальцы к ласковому огню, Демьян вспомнил матушкины слова и мысленно улыбнулся ее прозорливости.

Ногайцы скоро разбили стан на том месте, где еще недавно дымились русские костры. Как по волшебству возникли войлочные шатры, хотя при войске Демьян не заметил ни саней, ни волокуш.

В юрте было тепло, но не душно. От большого еще дымящегося куска мяса ножи отрезали сочные ломти, на языке приятно оседал бараний жир, чаша с дорогим греческим вином ходила по кругу. Хмель быстро расслабил тела и развязал языки. Вначале, вспоминая былое, без умолку болтали только Демьян с Айдаром, а воргольский сотник, оборотившись к костру, угрюмо молчал, но, отпив из братины в третий раз, и Радим кинулся припоминать угорский поход, в котором тоже участвовал. Постоявшим на пороге смерти, хотелось расслабиться, и не думать о плохом, о том, что вот сейчас, возможно, собратья этих степных воинов, мирно сидящих у костров, разоряют твою землю. Вино отгоняло тревогу.

Демьяна развезло, и он осмелился спросить у воргольского боярина то, что никогда не решился бы на трезвую голову:

– А ты остался ради княгини?

Радим сначала нахмурился, потом хитро прищурился и ответил вопросом на вопрос:

– А ты, видать, из-за молодой княжны?

Оба расхохотались, вопросы остались без ответов.

– Что ж ты, Демьянка, женился? Детки есть? – участливо спросил Айдар.

– Нет, холост я, – насупился теперь Олексич, почувствовав на себе, как неприятно, когда дергают за потаенное.

– Что ж так? – удивленно поднял рассеченную бровь татарин. – Неужто невеста, что за другого отдали, так по сердцу была?

– Я ее даже не помню, – буркнул Демьян.

– Так, что ж не женишься? Не гоже в таких летах холостым ходить, – Айдар, лукаво улыбаясь, покачал головой. – Вот мне моя Айсылу трех девок народила да в родах по осени померла, грустил, конечно, только без жены никак нельзя. Так бабка мне уже невесту ищет, приеду, женюсь. Пусть новая батыров нарожает. Отчего тебе родня новую невесту не сыскала?

– Видать в Ольгове девки красные перевелись, – присоединился к допросу Радим, отыгрываясь за рыльскую княгиню.

– Так к нам в степь приезжай, я бабке скажу, – продолжал наступать побратим, – она и тебе найдет.

– Не перевелись у нас девки, просто так получилось, – вздохнул Демьян и отхлебнул побольше из братины. – Нашли мне другую, свадьбу назначили, а она расхворалась. Ждали, что поправится, не хотели родителей ее печалить, им и так тяжко было. И вроде она на поправку пошла, на крыльцо уж выходить стала, думали, Бог милует, а прошлым летом все ж померла.

– Эх, Демьянка, да разве-ж на больных женятся, они и родить не смогут. Чего ждать-то было? – удивился Айдар.

Демьян пожалел, что чаша уже в руках у Радима, и нельзя хлебнуть еще.

– По сердцу она мне была, мать не слушал. Матушка тоже твердила – другую взять. А по этой весне уж третью мне сыскали, сватов хотели засылать, да тут все завертелось, не до свадьбы было.

– Женись, Демьянка, женись, это доброе дело, – они с воргольским сотником подмигнули друг другу и задорно захохотали.

– Ну, хватит надо мной потешаться, – проворчал Олексич, – что и поговорить больше не о чем?

– Поговорить есть о чем, – посерьезнел Айдар. – Недоброе дело ваши князья затеяли.

Лица курских бояр сразу помрачнели.

– Недоброе, – повторил татарин. – Зачем к Тула-Бука¹⁷ с поклоном ездили?

– А куда же еще за правдой идти? – жестко ответил воргольский сотник.

– К нему за правдой? – Айдар усмехнулся. – Он добра не помнит, злобен да завистлив. Привечает вас, пока нужно Ногаю досадить, а замирятся, так ваши головы ему и выдаст. Меж двух жерновов вы оказались.

– А твой царь не таков? – прикрыл правый глаз Радим.

– Мой преданность чтит, да и силы у него побольше будет. Ханы в Сарае приходят и уходят, а Ногай всегда здесь, под боком у вас. Сейчас у них с Тула-Бука ссора из-за ляшского похода. Может, слышали?

– Как не слышать, темник твой царя в ловушку заманил, чуть все войско не замерзло, – Радим смело глянул на татарина.

– Глупость его и упрямство в ловушку заманили, а Ногай здесь ни при чем! – вскипел Айдар. – Хан наш говорил ему, что южными степями домой нужно возвращаться, где снега поменьше и мороз не так суров, а Тула-Бука ваш уперся напрямик идти, путь сократить хотел.

– Или боялся, что Ногай его в свои земли для расправы заманивает, – не уступал Радим.

– И чего добился? Заплутали, обморозились, полон¹⁸ загубили и сами чуть не померли, а Ногай виноват.

Демьян не вмешивался в спор. Он знал хорошо эту историю, и в глубине души был согласен с Айдаром, но и выступать открыто против своего курского земляка не хотел. Куряне в походе на Краков не участвовали, но наслышаны были. Войскам Ногая сопутствовала удача, они захватили большой полон и с богатой добычей вернулись домой. А вот над Телебугой висел злой рок, он не сумел взять Сандомир, ограничившись разграблением окрестностей. На обратном пути его войско попало в снежную бурю, сбилось с дороги и чуть не погибло, все пленники замерзли, добычу пришлось бросить. Телебуга в неудачах обвинил Ногая, мол, это он неправильно путь подсказал. Темник огрызался, что это хан его плохо слушал и сам сбился с дороги. Раздором между былыми союзниками и решили воспользоваться курские князья, обратившись за покровительством к Телебуге. И тот их радостно принял, понимая, как сбесится Ногай.

Олексич считал, что надо всегда думать своей головой, и в бедах сарайского царя ни к чему виновного искать на стороне.

– Ладно, что спорить о пустом, изменить уж ничего нельзя, – махнул рукой воргольский сотник. – Спасибо за хлеб соль, пойду я к своим спать.

Он встал, вопросительно глядя на Демьяна.

– Я еще посижу, сон пока не идет, – ответил на его взгляд Олексич, ему хотелось переговорить с Айдаром с глазу на глаз.

Радим ушел.

– Горяч боярин, – вслед ему сказал татарский княжич.

– Послушай, Айдар, – Демьян замялся, – я и так теперь пред тобой в долгу, да у меня еще одна просьба есть.

– Говори, – расслабленно потягиваясь, промурлыкал побратим.

– Родители у меня в Ольгове остались да сестры. Младшей Дуняше и осьми нет, а старшая Улюшка уж на выданье, невеста совсем. Боюсь я за них. Сможешь, защити.

– Сделаю, что смогу, – вздохнул Айдар.

«Как сумею», – вспомнился Демьяну ответ князя Александра, друзья не могли дать твердого ответа. И от этого становилось зябко у жаркого костра.

– Они уж там два дня хозяйничают, пока вернусь, еще два дня пройдет. Отец во всем Ахмата слушает, а тот мести жаждет, – но видя, как побелело лицо Демьяна, Айдар поспешил добавить. – Да и я слово пред отцом имею, не пропадем.

Повисла тишина. Оба сидели, погрузив взгляды в беззаботное пламя.

– Ты, Демьянка, бросай своих непутевых князей, переходи ко мне, – неожиданно добавил Айдар. – Видел, у меня много русичей служит, никого не обижаю.

– Не могу, где князь, там и я, не по чести бросать, – ответил Демьян.

– Знал, что так скажешь, а долга у тебя предо мной нет. Видишь все это? – Айдар обвел рукой богатую походную юрту, и погладил, лежавший рядом, позолоченный шлем. – Все это благодаря тебе.

Демьян непонимающе моргнул.

Айдар понизил голос.

– Я ведь сын наложницы, рабыни. Мать булгарка. Отец ее толи купил, толи в полоне выбрал. Привечал, подарки дарил. Меня родила, а вскоре померла. Да тут про сына рабыни все и позабыли, законные сыновья есть. А таких, как я у него много по степи бегает. Темир до женской красоты охоч. Меня нянька – рабыня из-под Чернигова воспитала. От того я по вашему баю.

– А я все думал, откуда ты речь нашу так хорошо знаешь, – подивился Демьян.

– Да, вот теперь земляков няньки в дружину набрал. Время пришло воином становиться, а у меня ни коня, ни доспеха нет. Сижу плачу, а к отцу пойти попросить не могу. Он мимо проходит, так даже взгляд на меня не кидает, вроде, как и нет меня. Нянька и подсказала: «Ты к бабке, матери господина, сходи. Может, пожалует». Я набрался храбрости и пошел. Она меня приняла очень холодно, разглядывала да все молчала. Потом сказала: «Ступай». Я и побрел, слезами давиться. А наутро к юрте старый нукер привел хорошего коня, а на седле броня приторочена и сабля. «Госпожа велела передать, что ты на сына ее похож», – и ушел. И решил я в бою себя показать, чтобы отец заметил храбрость мою. Лез везде, в самую гущу. Так ты на меня и набрел. А как привезли меня израненного, Темиру стали наперебой рассказывать, как его нукер против угров отбивался. А он и спросил: «А кто этот благословенный Тенгри¹⁹ отец, что дал жизнь такому доблестному нукеру?» «Ты, господин». Вот тогда он меня и приметил. Теперь сам видишь. По-другому все.

Побратимы снова замолчали.

– А княжна тебе и вправду приглянулась, – вдруг подмигнул Айдар Демьяну.

– Опять ты за свое, – надулся Олексич, – мала еще, чтобы такому переростку как я нравиться, да и невеста она князя моего. Мне чужого не надобно.

– А что ж злишься? – хмыкнул побратим.

– Ничего я не злюсь, спать уж пора.