2

Демьян, сидя посреди слабо натопленной избы, вместе со своими десятниками делил купленную еду.

– Это лошадям, – жестом показал он Первуше, какие мешки оттащить в сторону, – люди потерпят, а коням досыта кушать надо. Это в дивы для старцев, Вьюн вызвался отвезти. А это – нам… на сколько протянем. Не густо, правда…

Олексич встряхнул сильно истощавший кошель: «Хватит ли на следующий раз? Да и будет ли где купить?»

– Ну, что носы повесили!? – весело крикнул Горшеня, вскакивая с лавки. – Сыты будем с Божьей помощью.

Он начал рыться в углу среди наваленных грудой дров.

– Вот, – старый вой извлек небольшой мешочек, быстро развязал тесемки и высыпал на стол алые ягоды шиповника, – выменял у вратарей³⁸.

– Ты этим нас кормить собираешься? – усмехнулся Первуша. – Видать, тебе на морозе головушку застудило. Мы тебе что – птахи?

– Дурень, – беззлобно ругнулся Горшеня, – это не для вас. Приманка это для перепелов. Заметил я, на том берегу их целые стаи летают, не гуси, конечно, но на похлебочку хватит.

– Так силки нужно плести, – ухмылка на лице Первуши сменилась явным интересом.

– Не нужны нам силки. Сколько ты петлей наловишь? С десяток? Есть способ и получше.

Старый вой поставил на стол кувшин с очень узким и длинным горлом.

– Там что брага? – оживился и Демьян, – Понял, мы ягоды в хмельном вымочим. Перепелки наедятся, да пьяные заснут, а мы их в мешок, да в котелок. Так?

Горшеня захлебнулся хохотом, от смеха чуть не свалившись под лавку. Долго он вообще ничего не мог сказать, беззвучно тряся головой, потом со стоном все же произнес:

– Ох, боярин! Ох, насмешил! Напоить перепелов! Я до такого и не додумался бы! – и десятник опять зашелся в беззвучном смехе.

– Да будет уже тебе, Горшеня, – Демьян потряс его за локоть, – Сказывай, как надо.

Десятник отер набежавшую слезу.

– Пусто здесь, – он перевернул кувшин дном вниз, – нам хмельное ни к чему. Собирайтесь на ловы³⁹, сами все увидите.

– На ловы? – раздался голос за открывающейся дверью. В избу неспешно вошел князь Александр. – И меня с собой возьмите.

– Князь на перепелок пойдет охотиться? – поднял бровь Демьян.

– А что здесь еще делать, не девок же у колодца высматривать, там и без меня не протолкнуться?

С ними увязался и Горшенька, который теперь как хвост следовал везде за отцом. В овраге развели небольшой костер. Горшеня старший нагрел над пламенем горлышко кувшина.

– Смотрите, – позвал он остальных.

Теплое горлышко он сунул в снежный наст, оно сразу же прожгло небольшую воронку, подплавив края. Вытащив кувшин назад, старый десятник кинул на дно ямки крупную ягоду.

– Готово.

– И это все? – удивился князь.

– Палочку воткнем, чтобы место приметить, тогда и все будет. Фрол, пойди веток на заметку наломай.

– И как это перепелку поймать поможет? – не унимался Александр. – Она ж ягоду склюет, да только мы ее и видели.

– А вот и нет, – улыбнулся Горшеня. – Снег подтаял, сейчас замерзнет, в лед обратится, края скользкие станут. Птаха за ягодой полезет, прыгнет вниз, заглотнет, а назад уж не выберется. Побарахтается, побарахтается, да и замерзнет. А завтра поутру только ходи от ямки к ямке, перепелов за лапы вынимай, да в мешок складывай. Лишь бы не потеплело или метель не поднялась.

– Пока сам птицу в ловушке не увижу – не поверю, – покачал головой князь.

– Утро вечера мудренее. Фролка, где ты там? Палки давай, а сам дуй горло на костре греть, да не сильно, чтоб кувшин не лопнул.

Следующий день выдался морозным и бесснежным, как раз то, что нужно. Ловчие, скудно позавтракав, отправились на тот берег, проверять ловушки.

– Что-то твои вои мешки маловаты с собой прихватили? Как бы не пришлось два раза в город бегать, добычу богатую относить, – издевался над Демьяном князь, явно не веривший в ловчую удачу, – Эх, воевода в Чертовицы уехал не вовремя, вдруг возы придется просить. Как думаешь, Робша, без возов обойдемся?

– Ты за нас, княже, не переживай, мы свое завсегда унести сможем, – Демьян сам до конца не верил в успех затеи, но не показывал виду, уверенно шагая за своим десятским.

Вот и первая заметка. Все сгрудились вокруг вчерашней ловушки, Горшеня сунул руку и вытащил на свет тушку замерзшей птички. Раздались восхищенные возгласы. И только Первуша, ткнув в перепела пальцем, покачал головой:

– Уж больно тощий, что воробей. Здесь-то и есть нечего.

– Не хочешь – не ешь, – поспешил защитить отца Горшенька, – нам больше достанется.

– Тебя, соплю, не спрашивали, – огрызнулся Первуша.

– Ну, чего стоим? – крикнул Демьян. – Живо остальные проверять!

Ловчие разбежались по полю. То тут, то там слышалось радостное: «Есть! Еще одна!» Мешок довольно быстро наполнился мерзлыми птицами.

– Мы ловили, а Нижатка с Пронькой пусть щипают, – важно заявил Фрол, сразу огораживая себя от нудной работы.

– Ну, вы здесь заканчивайте, а мы с вашим боярином пойдем зайцев за тем оврагом посмотрим, – князю очень быстро наскучило топтаться на одном месте, и он потащил Демьяна глянуть окрестности. Довольный добычей, Олексич весело махнул своим людям рукой и поспешил за Александром.

3

Набродившись вдоволь по вороножскому берегу, и не встретив ни одного зайца, ни кабана, ни какой еще добычи, князь с боярином повернули к крепости. На заснеженном лугу никого не было, охотники ушли в город.

– Пока дойдем, уж похлебка будет готова, – мечтательно улыбнулся Демьян, представив золотистые колечки жира, разбегающиеся от запущенной в варево ложки.

Александр достал откуда-то два ржаных сухаря, один протянув Демьяну:

– На, поешь. А то до ваших перепелов пока доберемся, животы сведет.

Ломая сухой камыш, они начали спускаться к Вороножу.

– Смотри, Робша, – указал князь на середину реки, – баба пришла стирать, полынью рубит.

Тоненькая женская фигурка неумело размахивала большим топором, сильно заваливаясь вперед при каждом взмахе. Рядом чернела большая корзина.

– Не баба, а девка, – улыбнулся Демьян, – видишь, коса прыгает. Этак она долго себя и лед мучить будет. Пойду я, помогу…

– А с чего, это ты? – вдруг нахохлился князь. – В город ступай, я сам уважу.

– Князь полынью рубить станет? – усмехнулся Демьян. – Увидит кто – засмеет.

– Да кто здесь увидит, – махнул рукой Александр, любуясь смешными замахами девицы, – а хоть и увидит, не велика беда. Ступай, приказываю.

– В сечи будешь приказывать! – упрямился Олексич.

Оба явно не хотели уступать. Пихаясь и отталкивая друг друга, парни двинулись к незнакомке.

– Может, она страшна, как кикимора. Лица-то отсюда не разглядишь, – сделал князь еще одну попытку, отвадить соперника.

– Ну, так и ступай, княже, на заставу. А я так просто, помочь, – соврал Демьян.

– Ага, просто, – передразнил его Александр, – то-то у тебя глаз загорелся.

– Ничего у меня не загорелось, – отмахнулся Олексич.

Демьян знал, что нравится девкам. Высокий, сероглазый, с правильными чертами лица, он всегда ловил на себе нежные взгляды, но стоило появиться Александру, и про Олексича все забывали. И дело было не только в княжеском расшитом корзно⁴⁰ на плече, Алексашка хоть ростом был пониже Демьяна и лицом не так пригож, однако мог повести бровью, глазом подмигнуть, небрежно пошутить. Любая красавица таяла и терялась от его лукавой улыбки. Демьян так не умел, перед девицами он смущался, оправдывая свое прозвище.

Но эта незнакомка на льду почему-то манила молодого боярина, и уступать ее князю он не желал, собираясь «биться» за внимание девы до последнего.

– Как она не боится одна так далеко от городни отходить? – удивился Александр.

Ответ на его вопрос перегородил им дорогу. Огромный грязно-белый пес с желтыми подпалинами резко встал с сугроба, на котором до этого незаметно лежал. Низкий злобный рык и оскалившаяся острыми зубами пасть предупреждали неудачливых ухажеров, что дальше приближаться к любимой хозяйке им не стоит.

Увлеченная до этого борьбой со льдом и ничего вокруг не замечавшая, девица вздрогнула и резко разогнулась. Она оказалась прехорошенькой. Именно такой, какой Демьяну и хотелось, мечталось: круглое, разрумянившееся на морозе личико, озорной изгиб темных бровей, курносый носик, пухлые губки. На плечо упала толстая темно-русая коса. Одета незнакомка была в скромную потертую шубейку, голову прикрывал грубой вязки шерстяной платок, но это ничуть не портило очарования юной красавицы.

– Не бойся, – первым обратился к ней Демьян, – мы помочь хотим.

– А то ненароком по ножке себя ударишь, – перехватил внимание девицы князь, – уж больно тяжел у тебя топор, не для девичьих ручек.

– А я и не боюсь, – с вызовом улыбнулась незнакомка, от чего на правой щеке заиграла ямочка, – озорничать станете, так Дружок вам обоим горло за меня перегрызет.

Как будто в подтверждение ее слов, пес сделал резкий выпад.

– О-го-го! – невольно отпрянул князь.

– Лежать! Свои! – окрикнула защитника хозяйка. Пес тут же равнодушно отвернулся от незваных гостей, зевнул и снова лег на снег.

– Какая же злая мачеха выгнала тебя на реку в такой мороз? – Александр, теперь не опасаясь собаки, быстро шагнул вперед, оттесняя Демьяна.

– Никто меня не выгонял, я сама пришла, – на щечке опять появилась приятная ямочка. – Только лед уж больно толстый, не могу никак прорубить.

– Давай топор, мы прорубим, – вышел из-за плеча соперника Олексич.

– Топор один, а нас двое, – бросил князь недобрый взгляд на Демьяна, – только мешаться друг другу станем. Пусть один рубит, а другой в город топает. Верно, красавица? – подмигнул он девице.

Незнакомка как-то вскользь взглянула на Демьяна, и обратила очи на князя:

– Верно, – кивнула она, прижимая к груди деревянную рукоять.

– Ну, так выбирай, – улыбнулся князь, – кому рубить, кому уходить.

«Эх, сейчас она не меня…» Демьян не успел додумать свою горькую мысль, как девица быстро подошла к нему и протянула заветный топор:

– Тебе рубить, – застенчиво произнесла она, густо краснея, от чего и у самого парня кровь прилила к щекам. А глаза у девы оказались зеленые, лучистые, светлые, почти желтые у зрачка, но с темной малахитовой каймой. «Вот так очи! Ох, смотри, Демьянка, нырнешь в них и не вынырнешь», – попытался предупредить молодец сам себя.

– Ай, да Робша, отбил, таки, у меня девку! – вывел из счастливого оцепенения Олексича голос князя, под напускным весельем Александр пытался скрыть разочарование. – Ладно, пойду я, не буду мешать.

Потом быстро приблизился к Демьяну и громко, так, чтобы и девица слышала, прошептал тому на ухо:

– Если не поцелуешь, на двор ко мне не являйся!

И засмеявшись, не оглядываясь, пошел к заставе.

– Не слушай, то он так шутит, – смущенно, поспешил оправдаться Демьян. – Какую рубить – маленькую или побольше?

– Чтобы холстины полоскать было удобно, – тоже застенчиво ответила красавица.

Олексич скинул в сугроб кожух, дабы ловчей махать топором. Девица тут же подхватила одежду, заботливо стряхивая снег:

– Я подержу, а то вымерзнет, – ласково проворковала она.

Демьян подошел к тому месту, где до этого рубила дева и невольно улыбнулся, увидев кривые неглубокие зазубренки на мощной речной броне.

– Ты отойди немного в сторонку, а то осколки могут попасть, – парень широко размахнулся, высекая из вороножского льда сноп искр.

Ловко орудуя топором, Демьян к своему удовольствию успевал замечать восхищенные девичьи очи. Красавица с замиранием следила за каждым его движением. И парень старался сделать все правильно и быстро. Вскоре среди толченого льда и снега зачернела вороножская вода.

– Готово! – Демьян, небрежно стер пот со лба, приглашая красавицу принять работу.

– Благодарствую, – улыбнулась та, возвращая парню кожух, – а я бы до вечера промучилась.

– Меня Демьяном зовут, в дружине Робшей кличут, – наконец решил представиться ледоруб, – а тебя как величают?

–А меня а…, – девушка почему-то растерянно глянула на пса, как будто мысленно спрашивала у него совета – знакомиться или нет, – а меня Матреной зовут, – наконец вымолвила она, – я дочь Кисляя воротника. Может, слышал?

– Как же не слышать? Самая красивая дева в городце! Все про тебя говорят, – Демьян хотел сделать Матрене приятное, но, к удивлению, заметил, что та с обидой отвернулась, поджав губки.

– Я тебя про отца спросила, а что там на заставе болтают, так мне то и знать не надобно, – сказала она, подчеркнуто деловито хватая тяжелую корзину.

– Так ведь не врали, – Демьян поспешил забрать тяжесть из тонких ручек и сам донес кошелку до полыньи, – ты ведь и впрямь хороша, но, если тебе неприятно, так я не буду больше об том говорить.