Глава вторая

Красовский ласково держал меня за руки, глядя в глаза виноватым взглядом, и раскаянно шептал:

– Прости, а? Клянусь, я больше никогда не буду таким дураком.

Мне было больно это слышать. И вспоминать про то страшное лето тоже было больно. Но без него я не жила, а существовала. Хотя и сдаваться так легко не хотелось. И я холодно сказала:

– И сколько раз я от тебя это слышу?

– В последний. Это точно! – он произнес это сурово, как клятву, и я будто нехотя протянула:

– Ладно. Но учти…

Он не стал слушать, что будет дальше. Просто схватил в охапку и принялся целовать. И сразу на душе стало так легко, что захотелось петь. И я тоже обняла его, прижимаясь всем телом…

В мозг, опьяненный неистовой радостью, с трудом проникла здравая мысль: почему он такой мягкий? Он же должен быть твердым?

Открыла глаза. Так и есть, обнимаюсь с подушкой, поливая ее горючими слезами.

Сон! Опять тот же дурацкий сон!

Немного полежала, справляясь и с дыханием, и с разочарованием.

Как хорошо, что это только сон, и Леха не пришел ко мне мириться. Потому что я вполне могла бы его простить. А это уже была бы самая большая глупость в моей жизни.

Но почему так мерзко ноет сердце, если я все сделала правильно?

Или, наоборот, я все делаю неправильно? Почему все, кого я любила, меня оставили? Бабушка, мама, отец? Красовский, наконец? Мне без них очень, очень плохо. Одиноко так, будто я одна на всем белом свете.

Поплотнее завернувшись в одеяло, уселась с ногами на подоконник и стала следить за изменчивыми городскими огнями. До рассвета еще было очень далеко, но спать мне больше не хотелось. Зачем? Чтобы снова увидеть сон с участием Красовского и плакать, уверившись, что этого никогда не будет?

Он и так мне снился гораздо чаще, чем хотелось бы. Лучше б я его никогда не встречала, жила бы спокойно. А теперь после каждого такого сна сердце болит так же, как на той свадьбе, на которой он кувыркался на сеновале с на все согласной девицей.

Но это пройдет, я твердо знаю. Потому что больше надеяться мне не на что. Ведь время лечит, это факт. А то, что мне до сих пор плохо, это просто времени прошло слишком мало. Ведь что такое два с половиной года в масштабах вечности? Ничто.

Подобные рассуждения граничили с казуистикой, но нужно же было чем-то утешаться? Вот я и утешалась. И вообще, на что мне жаловаться? Вот Виктору Панову есть за что ругать судьбу, а у меня все хорошо. Почти.

Просидела на подоконнике до восьми утра. Потом приготовила кофе, бутерброды, перекусила. От недосыпа возникла коварная мысль позвонить Инке, разбудить ее ни свет ни заря, ведь звонит же она мне заполночь, хотя знает, что я сплю, и поделиться с ней перипетиями судьбы Панова. Она же весь одиннадцатый класс пыталась его очаровать!

Я уже протянула руку, чтоб взять телефон, но так и не взяла, поняв, что не смогу опуститься до банальных сплетен. Хотя поделиться с кем-нибудь этой тяжелой ношей все-таки стоило.

Не выдержав, днем позвонила маме в Лондон. Если она еще спит, то просто не возьмет трубку, она всегда отключает звук, чтоб не мешал.

Она ответила сразу. Поздравив ее с Новым годом, выслушала ответные пожелания и только тогда рассказала о Панове и его женитьбе.

– Машенька, я об этом знаю, – она сочувственно вздохнула. – Денис мне об этом говорил. Да об этом вся наша верхушка шепчется. Я тебе не звонила, потому что не хотела, чтоб ты переживала.

– Как ты думаешь, можно что-то сделать? – спросила это просто так, чтоб облегчить душу, ни на что не надеясь.

И оказалась права:

– Обычными путями – нет. Денис вообще говорит, что Панова-старшего просто подставили. Ему и связь с террористами приписали, и много всякой чепухи, никакой бы суд не помог. Так что они выбрали оптимальный вариант.

Оптимальный вариант? Я чуть зубами не заскрипела. Бедный Виктор! Вспомнился его потухший взгляд в нашу последнюю встречу, и по щекам снова покатились слезы. Стремительно распрощалась с мамой, чтоб она ни о чем не догадалась.

Нужно немедленно заняться чем-то полезным и увлекательным, чтоб в голову не лезли противные мысли о собственном бездарном существовании и вине перед Пановым.

Может, хоть в кино сходить? На последний ряд?

От этой мысли вдруг напал какой-то странный безрадостный нескончаемый смех. Пока сообразила, что это банальная истерика, чуть не задохнулась. Помог холодный душ. Верное средство для слишком впечатлительных девиц. Говорят, в таких случаях еще пощечины хорошо помогают, но бить себя по щекам не комильфо, к тому же сильно все равно не ударишь, замах не тот, а шлепать просто так – какой прок?

Придя в себя, хотела одеться и погулять, но позвонили в дверь, и я пошла открывать, недоумевая, кто бы это мог быть, ведь по домофону меня никто не спрашивал. Соседи, что ли? Синдром глубокого похмелья? Ко мне довольно часто заскакивал кто-нибудь из нежелающих посещать нашу районную поликлинику. А мои отговорки, что я только учусь и у меня впереди еще почти три курса, эти страдальцы игнорировали.

Но это оказались не соседи, а Лилия. Вот уж кого я совершенно не хотела видеть! И чего она делает у меня третьего января?

Пускать ее не хотелось, но она быстренько втерлась в квартиру и пафосно поздравила меня с Новым годом. Скороговоркой пожелала мне всего самого разного, причем ее пасмурный тон подразумевал вовсе не счастье и здоровье, а нечто даже противоположное, и принялась зудить свою нудную комариную песню:

– Маша, когда ты продашь квартиру? Нам в нашей двушке очень тесно!

Я только вздохнула. Нет, если б она разговаривала нормально, то я бы давно на это согласилась. Но она со своей тупой агрессией будила во мне зверя. И я отвечала ей в ее же духе. То есть когда сочту нужным.

Вот и сейчас она принялась объяснять мне, какая я подлая эгоистка и какая она страдалица, потому что вынуждена меня терпеть. Интересно, и когда ей удается жертвовать собой? Я к ним не хожу, ничего у них не прошу, вообще избегаю изо всех моих сил, и она же меня терпит? Интересная постановка вопроса.

– Лилия, а может, вы отсюда быстренько уйдете, а? Пока я не разозлилась окончательно и не нажаловалась на вас отцу? – официальным тоном и на «вы» обратилась я к ней. Надоела потому что.

– Да жалуйся сколько влезет! – задрала она свой длинный тонкий нос. Не поверила. А все потому, что, сколько бы она тут ни появлялась, я отцу об этом ничего не говорила. – Боюсь я тебя сильно!

– А вы не меня бойтесь, а с муженьком своим поссориться опасайтесь. Вы же теперь всего-навсего жена. Обидится он на вас и любовницу для утешения заведет. А потом и вовсе к ней смотается. Потому что любовницы априори законных жен лучше.

Она пошла багровыми пятнами.

– Ты этого не сделаешь! – проговорила сквозь стиснутые зубы.

Эк ее проняло! Чтоб не разочаровывать милую мачеху, я вынула из кармана телефон и принялась выбирать из длинного списка отцовский номер. Ее как ветром сдуло.

Едва она убралась, я резко выдохнула, пытаясь успокоиться. Какой же мерзкой мегерой я стала! Или я просто зеркало, как недавно сказала мне Инка? Типа я разговариваю с людьми точно так же, как они говорят со мной. Тем же тоном и даже теми же выражениями. И обижаться им нужно не на меня, а на себя.

В принципе, это плохо. Потому что я будущий врач и мне так себя вести нельзя. Хотя на работе я приветливая и спокойная, как танк. Раздвоение личности или высокий профессионализм?

В двенадцать позвонила Инка. Странно, для нее вроде бы рановато, она же ложится очень поздно, хотя и не работает по ночам, как некоторые типа меня.

– Привет! Не спишь?

– Нет. А ты чего не спишь? Заранее выспалась?

– Гостей полон дом! – сообщила она, понизив голос. – Спать нереально! Хотя сидели мы за столом почти до утра. Снова встречали Новый год! Припасов потому что слишком много, надо доедать, чтоб не пропали.

– Понятно, – я ей и сочувствовала, и завидовала. Вот уж кому не скучно. – Что делать собираешься? Ко мне не хочешь?

– К тебе не хочу. Я на каток хочу. С тобой. Обязательно! – категорично заявила она.

Я насторожилась. В последнее время Инка выдумала чудный тест для своих бойфрендов. Называется «проверка на верность». В роли проверки выступаю я. И ведь попробуй откажи! Столько упреков, будто я ей жизнь порчу. Что стоит одно ее артистичное вздевание рук ввысь и горестный вопль «и вот так всегда». В общем, развлекается девушка, как может. Только вот почему за мой счет?

– Опять кого-то на прочность проверять собираешься? – недовольно спросила я, уже загодя зная ответ.

– Да! – твердо заявила суматошная подружка. Услышав мой разочарованный вздох, умильно попросила: – Машуня, сама понимаешь, мы с тобой подруги по гроб жизни, ты мне дороже всех парней вместе взятых, мы с тобой никогда не расстанемся. А представь себе, познакомится мой парень с тобой после нашей с ним свадьбы и на тебя западет? Вот как ты себя чувствовать будешь, а? Ведь это его мне придется лесом отправлять, не тебя. Так что уж пусть лучше он сейчас от меня отлипнет, чем потом. Потом я страдать буду, а сейчас только позлюсь малость.

Вот ведь умеет она найти железные аргументы! Пришлось согласиться. А что делать? Я тоже Инкой дорожу, мы с ней с детского сада дружим. И не хочу я с ней парней делить. Так что уж пусть лучше с ними разбирается сейчас, так сказать, по мере их поступления.

К тому же если б они ей были дороги в самом деле, она бы им подобные испытания не устраивала. Уж скорее бы со мной рассталась. И я бы не возражала, хоть это и больно. Правда, можно и без парней дружить, не знакомясь с ними, но вот уж такая она есть. Живет по принципу «или все, или ничего».

Договорились встретиться на катке в четыре часа, потому что к восьми вечера мне нужно снова идти на дежурство. Ровно в обговоренное время я приехала на наш городской каток на эспланаде, надела коньки и пробежалась по дорожке. Лед не ахти, народу катается слишком много, поправлять не успевают. Каток же круглосуточный, по нему даже по ночам любители раскатывают.

Инку увидела издалека, но подъезжать не стала. Она каталась за ручку с высоким парнем в черной куртке. Я осторожно подобралась к ним сзади. Что-то меня в их паре смущало, но что именно, понять не могла. Дошло, когда он повернулся, демонстрируя мне курносый профиль с тяжелым квадратным подбородком, что-то громко сказал и беззаботно рассмеялся.

Я рефлекторно сжала руки в кулаки, преодолевая пылкое желание подъехать поближе и пнуть его пониже спины. Гад! Вот просто гад! У нас его жена лежит, она в аварию на машине попала, а он тут девиц охмуряет! Зная, что физические методы воспитания самые действенные, мне захотелось снять с плеча увесистую сумку и от души врезать ему по пустой головенке.

Посмотрела на довольную подружку и вздохнула. Она как мед для разного рода непорядочных типов. Может, потому, что кажется легкомысленной?

Вспомнив о Красовском, хмуро попрекнула себя: ко мне тоже липнут типы сомнительной нравственности. И в этом, кроме меня, никто не виноват.

Предаться самозабвенному самобичеванию мне не дал Инкин кавалер. Он обхватил ее за плечи, прижал к себе и принялся что-то интимно шептать на ушко. И я даже подозревала, что именно.

Решительно подъехала к ним. Мило поздоровалась и уставилась на парня, надеясь, что он меня узнает и слиняет сам, без моей помощи. Но нет, не сассоциировал. Конечно, на работе я мало того что в зеленой униформе, так еще и с маской на лице, а порой и в специальных очках.

Пришлось действовать грубо:

– Как себя ваша жена чувствует? – спросила с искренним интересом. – Ее вроде Кристина зовут? Лучше ей стало? Перевели из реанимации? – о ее самочувствии я знала больше его, но нужно же было как-то поставить этого бессовестного ловеласа на место.

Он разочарованно повел плечами. Посмотрел на вмиг затвердевшее лицо Инки и понял, что ничего ему тут не отломится.

– С ней все нормально, – прозвучало это на редкость скучно. – А вы откуда с ней знакомы? Я вас что-то не помню.

– Встречались мы с ней. И с вами тоже. А вот вы откуда мою подругу знаете? – и я вопросительно посмотрела на Инку.

У той неистовым негодованием сверкали карие глаза. Так, она уже все поняла и сейчас выскажет этому своему милому знакомцу все, что о нем думает.

Но тот соображал быстро, видимо, вследствие большого опыта. Вмиг отлепившись от клокочущей гневом Инки, с язвительным поклоном заявил:

– Ну, если все ясно, то я пошел! – и быстрехонько смылся.

Подружка зло погрозила ему вслед кулаком.

– Вот ведь сволочь! – и спросила у меня все еще возбужденным голосом: – У Кольки жена точно в больнице?

– Точно! – мрачно заверила я ее. – Она после аварии лежала у нас в реанимации, сейчас в терапию перевели. А муженек, похоже, ей уже замену подыскивает. Заскучал в одиночестве, бедняжечка.

– Сволочь! – зациклилась Инка. Я бы выразилась разнообразнее, можно подумать, больше эпитетов для подобных типов не существует. – Вот как есть сволочуга! Знала бы раньше, я б ему в нос дала, не пожалела!

– Кого бы ты не пожалела? – несколько удивилась я. Про жалость я от своей лихой подружки слышала впервые.

– Кулака бы своего не пожалела! – она посмотрела на свою руку. – Пусть бы снова все костяшки содрала, но ему бы в его гадкий нос двинула!

Это что, она у меня в драках участвует? Нет, что она это может, я знала, но почему без меня?

Высказала ей свое энергичное «фи», и в ответ получила:

– Машка, ты чего? Я когда тебя выжидать-то буду? Драки – мероприятие не запланированное, а спонтанное. И вообще, когда девушка дает в нос парню в гордом одиночестве, это она таким образом выражает свое им недовольство. А вот если она занимается тем же самым вдвоем с подругой, это уже называется нападением. И карается по всей строгости закона. Уголовным кодексом, между прочим.

Я впечатлилась.

– Какие ты слова знаешь, однако! Я тобой горжусь!

Нет, шутки шутками, но Инка точно повзрослела. В отличие от меня. Я уж было хотела сказать ей о Панове, сил больше не было страдать в одиночку, хоть выскажусь, все легче будет, но она ухватила меня за руку и потащила за собой, приговаривая:

– Раз уж мы тут, давай кататься, чего время зря терять!

Момент для откровения был упущен, и я промолчала.

Уже спеша на работу, прокручивала в голове разговор с Виктором. Все никак не могла поверить, что вот так можно поступить с молодым, полным надежд и собственных планов парнем. Но постепенно здравый смысл, а может, и усталость затушили сочувствие. Вернее, не затушили, а выявили в этой неприятной ситуации некоторую надежду.

Если эта американка так решительно настроена прибрать его к рукам, (чего я не понимаю, разный у нас все-таки менталитет; у нас женщинам так себя вести не позволяет гордость, а там, похоже, все решает голый расчет) то должна же она сделать все, чтобы молодому мужу с ней было хорошо? Может быть, она даже уступать ему будет? Он, в принципе, парень твердый и не даст прыгать на себе, как на жеребце. Так что поживем – увидим. Может быть, все еще и к лучшему.

Не то чтоб я в это сильно верила, но уж больно гнело душу осознание собственной беспомощности и острое сочувствие к ни за что пострадавшему другу.

Дойдя до своего отделения, переоделась, прошла в палату и принялась за уже привычную работу. Взгляд упал на койку, где неделю назад лежала Кристина, жена этого козла. Может, намекнуть ей на похождения муженька?

Нет, не буду. Лезть в чужую жизнь глупо, да и она сейчас не в том состоянии, чтобы волноваться. Может быть, он по жизни такой, и ее все устраивает? Может, у них договорной брак какой-нибудь? Типа ты не мешай развлекаться мне, а я не буду мешать тебе? Сейчас ведь разные странности есть.

Но утром после дежурства я все-таки заглянула к ней в терапию. В принципе, это было нормой – мы часто проведывали в других отделениях тех, кого вытаскивали с того света. Порой даже и не говорили с ними, просто проверяли карту и уходили.

У кровати Кристины стоял хирург, делавший ей операцию, и ее удалой муженек. Я с пиететом посмотрела на Петрова. Повезло же им, что он дежурил как раз в то время! Вот уж кто талант так талант. И хотя он не в терапии работал, но пришел сюда, чтоб проверить, как тут его пациентка.

Он что-то говорил серьезному Николаю, тот кивал головой типа «все понял, сделаю». И вид при этом такой достойный, надежный, прямо скала! Виталий договорил, повернулся, увидел меня и улыбнулся.

– Привет! Как дела?

Ответила стандартно:

– Нормально. А у вас?

Он как-то хмуро пожал плечами.

– Как всегда. Ну, мне пора. Маме привет передавай.

Он ушагал, а я озадаченно посмотрела ему вслед. Что это с ним? Вроде женат, должен быть всем доволен. С женой его я не встречалась, кто она, не знаю, но говорили, что она работает на скорой. На работе что-то не так? Но я бы знала. У нас все всё обо всех знают. Я не исключение, ведь не в пустыне живу.

Не буду же я говорить с огромным удовольствием сплетничающей Власте Евгеньевне, что мне это не интересно? Не поймет, да еще и обидится. Она не со зла болтает, ей чужие судьбы по-настоящему интересны. Неравнодушный человек, сейчас такие редкость. Она и вмешаться не побоится, если сочтет нужным. И той же Кристине все расскажет, не то что я.

Ну да ладно, Виталий сам со своими делами разберется, не маленький.

Подошла к Кристине. Она меня узнала и заулыбалась, сразу похорошев.

– Добрый день! Как ты себя чувствуешь? – мы перешли с ней на «ты» почти сразу, как она отошла от наркоза. Она, кстати, первая начала. Мы почти ровесницы – я не протестовала. Так гораздо проще.

– Нормально, спасибо за помощь, – и повернулась к мужу, поманив его рукой. – Коля, это та самая сестричка, что вытащила меня с того света.

Это была неправда, там нас много было, но все равно приятно.

Николай подошел, посмотрел на меня и побледнел. Ага, испугался! Видимо, жену ему огорчать все-таки не хотелось. Или просто боялся? Козлы они ведь еще и трусы, это такой неразрывный комплект. Я угрожающе посмотрела на него, и он растерялся. Решил, видимо, что я его сейчас заложу.

– Спасибо вам за жену, – голос у него звучал неестественно и хрипло. Кристина удивленно посмотрела на него, но решила, что он вспомнил то страшное время, когда было непонятно, выживет она или нет. – Я ее очень люблю.

Вот упаси Господь от такой любви! Похоже, его на всех баб хватает. И всех он любит большой и чистой любовью, без исключений.