Надо же поблагодарить, или еще что-то правильное сказать… Но тут Вера встретилась с ним взглядом и замолчала, на какое-то мгновение полностью утонув в этом взгляде из-под кокарды форменной фуражки, надвинутой снова по всем уставным правилам, серых, почти стальных глаз, немного смягченных темно-синими крапинками – так близко он стоял, что она смогла рассмотреть эти самые крапинки.
– Вера, мыться!! – раздался громкий приказ Васильева откуда-то из недр госпитальной палатки.
– Вы идите, – приятным, успокаивающим голосом сказал незнакомец, – я вас подожду.
– Подождете? – удивилась она.
– Обязательно, – кивнул он и улыбнулся задорно. – Надо же знать, что не зря таскал парнишку на руках, как родную возлюбленную.
– По-любому не зря, – ответила Вера.
И шагнула через порог, все еще неся в себе взгляд его удивительных глаз и сообразив, что так и не запомнила и не рассмотрела толком его лица. Надо же, глаза впечатались в память, а лицо в деталях нет.
Но эти и другие мысли быстро улетучились рассеянным дымком, когда одна из госпитальных сестер протянула ей хирургическую робу для переодевания. Только теперь Вера, посмотрев на себя, увидела, как сильно она изгваздалась в земле-траве, наползавшись на брюхе и на четвереньках. Хорошо хоть руки берегла, на ладони не опиралась, старалась их в кулачки сжимать, как учили при инструктаже, и больше на локтях передвигаться.
– Вера, мойся скорей! – поторапливал Виктор Аркадьевич из-за брезентовых перегородок и принялся объяснять: – Будешь ассистировать, врачи укатили в штаб, смотреть на баталию в подзорные трубы. Остались только я, три сестрички и анестезиолог. Не отпустил я его, как чувствовал, что нужен будет. Но никто же и предположить не мог такое! Так что мы с тобой вдвоем! Давай, Верунчик, бегом! Совсем твоему парню плохо!
Ну, при всей исторической достоверности, госпиталь был оборудован современной аппаратурой, инструментарием и препаратами. При проведении столь масштабного мероприятия могли случиться любые нештатные ситуации, травмы и заболевания, так что операционная была вполне современной, оснащенной оборудованием эмчеэсников. Пулевого ранения, даже при самой буйной фантазии устроителей, никто не мог ожидать, оружейный вопрос находился под особым контролем множества ответственных товарищей и инстанций. Ан, гляди ж ты, подстрелил кто-то Ванечку! И так неудачно! Хотя… разве может быть какое бы то ни было ранение удачным?
Ассистировать – это здорово! Улыбнулась Вера, входя в операционную.
Девушку Егор увидел сразу, как только она поднялась во весь рост. Точнее сказать, в тот момент он не разобрал, что это девушка, – далековато, да и одета она была в солдатское обмундирование, он просто отметил некое движение, выпадавшее из общей картины. Ну, это уже на уровне закрепленных навсегда рефлексов. А вот уже приложив бинокль к глазам, понял, что это девушка, видимо играет роль санинструктора, и увидел, как она обеспокоенно вертится вокруг своей оси, словно известный зверек сурикат из пустынной Южной Африки, охраняющий территорию.
«Заблудилась, что ли?» – усмехнулся про себя он.
Девушка резко присела, но Егору удалось рассмотреть со своего места, что она там копошится, что-то делает, и как-то непонятно и напряженно. Или это просто ему виделось, что напряженно. Ну, с его-то инстинктами и навыками не распознать и не почувствовать нечто выделяющееся из общего контекста, вообще без вариантов! Он продолжил наблюдение гораздо более заинтересованно, чем пару минут назад, все равно заняться больше пока было нечем – Егор изображал убиенного комбата. А бинокль прихватил, когда получал амуницию, держа в голове именно это долгое бездейственное лежание на земле. Кстати, ватник форменный тоже прихватил не без дальнего расчета, землица-то пока холодная, местами и вовсе не оттаявшая до конца. Он вообще парень такой предусмотрительный, можно сказать расчетливый, а на самом деле, опять-таки, это навык, ставший привычкой, доведенной до рефлексов – продумывать все до мелочей. Вот и устроился, считай, что с комфортом, не в пример другим – и телогреечку подстелил, и в бинокль наблюдал за ходом атаки и боевыми действиями, окрестности осматривал, а еще яблочко пожевывал. Вот и заметил девушку нервную. Понятное дело – заинтересовался.
Вообще, как он здесь оказался – это занятная история.
Приехал Егор в Москву на переговоры, давно запланированные и обеими сторонами ожидаемые, не без удовольствия. Ну, во-первых, потому, что договариваться он собирался с давнишним своим хорошим знакомым Костей Агаповым, можно сказать другом детства. Не самым близким, но все же скорее из разряда друзей, чем просто знакомых. Сотрудничали они уже не первый раз, потому переговоры можно было смело отнести к формальности, больше проводимой ради приятной встречи и поддержания тех самых дружеских, но вместе с тем и деловых отношений, чем к трудным бизнес-мероприятиям. А подписав бумаги, в ресторацию наладились – пообедать, отметить да поболтать неформально.
Егор пожаловался, что придется ему тут, в Москве, до следующего понедельника сидеть, а сегодня только среда, а у него в хозяйстве беспокойном дел невпроворот. Да вот надо, раз уж выбрался, заодно разбираться с поставщиками ушлыми и инвесторами неповоротливыми, дождаться документов, которыми его юристы занимаются – обычное сетование занятого человека, занимающегося реальным делом.
– Слушай, Егор! – вдруг оживился необычайно Костя. – Я завтра еду на одно интереснейшее мероприятие, давай со мной!
– Ну, просвети, – усмехнулся Егор.
И Костя рассказал ему про реконструкцию одного из сражений Великой Отечественной, и так увлекся что даже, достав планшет, показал сайт, где освещалась вся подготовительная работа и план проведения мероприятия.
– Ты ж понимаешь, – усмехнулся Костиной мальчишеской увлеченности Егор и пошутил: – Мне бы генерала изображать, я ж масштабно мыслить привык.
– Генералы все разобраны! – смешно, но Егору показалось, что даже расстроился Костя, а он вдруг завелся новой идейкой: – Но, знаешь, есть один вариант! Алексей, ну ты помнишь, я вас как-то знакомил, Трофимов, должен был играть роль одного героического комбата, абсолютно подлинный персонаж. Он в том сражении трижды поднимал свои батальоны в атаку, сначала с командного пункта, а потом и сам впереди солдат побежал, но был убит множественными выстрелами немцев. Так вот Лешка у нас заболел. Давай свяжусь с распорядителями, и назначим тебя на его место комбатом, а?
– А давай! – принял влет решение Егор.
Он всегда принимал решения быстро. Это трудно понять обычному человеку, но Егор умел быстрее прочих оценивать данные, ситуацию, свои знания в том или ином вопросе, степень своего любопытства и интереса к предмету и принимать решения – быстро и остро. И никогда не сожалел о сделанном выборе, даже если он оказывался неверным.
Но что-то Егор не упомнит таковых, неверных-то. Решения могли быть трудными или сложными в исполнении, и нести множество отягощений и полный набор ответственности, но неверными… Разве что в детстве, в подростковом возрасте, но и там ему не за что было себя корить, а уж жалеть о чем-то и подавно.
Вот так, в один момент, он и решил принять участие в интересном деле.
Борин, его начальник службы безопасности, узнав, куда шеф собрался, от возмущения чуть из себя не выпрыгнул, заодно припомнив, что Егор и так в Москве без сопровождения катается, против всяких инструкций. Но Егор его остудил немного, понимая, что серьезного разговора по возвращении все равно не избежать и что Борин в чем-то все-таки прав. Ну а его преданный «нукер» Вася слушать начальство не стал, а просто сел в самолет и прилетел. И метался тут между организаторами, но, увы, роли все уже были заняты, пришлось ему пополнить ряды наблюдателей.
Егор усмехнулся, даже головой качнул, вспомнив, почему и как оказался на этом холодном майском поле, но тут в бинокль, который он так и продолжал держать, наблюдая за девицей, увидел такое, от чего у него чуть челюсть не отвисла – она начала подниматься, да не одна, а прижав к себе якобы раненого бойца!
– Похоже, девочка в войнушку заигралась! – обалдел Бармин, продолжая наблюдать за ней, а убедившись, что девчонка всерьез собирается так и тащить на себе парня, вдруг разозлился как-то начальственно. – Идиотка, надорвется же!
И вскочил в полный рост, а потом побежал, не пригибаясь, к этой «сладкой парочке». Вот сейчас добежит и так этой мармулетке навставляет! Придумала тоже, в роль вошла, не выведешь!
Подлетев к девице с молодцом в обнимку, он ухватил сразу несколько моментов – первое, девушка покрылась испариной, побледнела, явно перенапряглась и, скорее всего, мало что сейчас поймет из того, что он скажет, даже если ее толково вразумлять. Второе, парень, буквально висевший у нее на плече, видимо все-таки плохо себя чувствовал, потому что практически не переставлял ноги и обмяк. Но его Егор не стал рассматривать, просто перехватил из рук девушки, прижал к себе, приняв весь его вес на свой правый бок, и принялся отчитывать барышню.
А она вдруг посмотрела на него удивительными глазами насыщенного синего цвета и совершенно вразумительно и довольно строго, разве только не отчитывая, ответила. Скорее от неожиданности Егор еще что-то договаривал саркастически-наставительное…
– Посмотрите на него! – потребовала строго девица.
Егор посмотрел, в момент оценил состояние пацана как критическое, заметил белую повязку под разрезанной гимнастеркой и резко переключил себя с болтовни и возмущения на необходимые действия, успев осознать, что девочка эта серьезная и точно знает, что делает, потому и спросил, как у человека, лучше владеющего ситуацией в данный момент:
– Куда нести? Помощь вызвали?
Как он и ожидал, девочка знала и куда нести, и что делать, и помощь она вызвала. Какая правильная девочка, с удовольствием думал Егор, подхватив раненого на руки и побежав к окопам.
Серьезная такая девочка, продолжал присматриваться к барышне Бармин, вон в окопчик прыгала, так ничего кроме больного и не замечала. Врачица, наверное. И симпатичная, перемазана, правда, землей, но все равно видно, что симпатичная, может и красивая даже. Одни эти глаза чего стоят! Он в своей жизни не припомнит, чтобы встречал такой цвет глаз – темно-синий, насыщенный. Хотя, может, они приобретают этот оттенок от перенапряжения или усталости. Но интересно.
Девушка убежала на операцию. Точно врачица, не иначе. Нет, ну какая все-таки хорошая девочка, а? Он и губки успел рассмотреть сочные, в меру пухлые, знаете, такие бывают, словно четко очерченные по контуру – нижняя упрямая, чуть выступает – соблазнительные, ах! А вот фигурку, увы! На ней телогрейка форменная перепачканная спереди совершенно, перетянутая ремнем, да столь же извазюканные землей армейские выцветшие галифе, да кирзачи на ногах, что там про фигуру поймешь, только рост хороший и отметил.
Словом, понятно – завелся Бармин, заинтересовался «санинструктором». Добро так заинтересовался, серьезно, по-мужски, с интригой. И уж было присел возле входа в госпитальную палатку на импровизированную лавку – два чурбака, а сверху доска – ждать конца операции, и, разумеется, девушку Веру, как он услышал и запомнил имя девушки из ее переговоров с начальством по рации. И имя у нее хорошее. Прямо все в лад, осталось только поближе познакомиться.
Вот такие интриги Егору нравились, когда он прилагает усилия, думает, как понравиться, с какой стороны зайти, как поухаживать, как узнать побольше… ну, вы понимаете. Он охотится, а не за ним.
Но посидеть расслабленно ему не дали. А как вы думали – ЧП, пулевое ранение, и он, Егор, один из возможных свидетелей. К нему на лавку подсели сразу два следователя – один военный, другой полицейский – и повели «деловой» разговор, в ходе которого Бармин понял, что они собираются ждать Веру, чтобы она показала им место, где нашла раненого.
– Не надо вам ее ждать, – тягостно вздохнул Егор, понимая, на что сейчас подпишется, а ведь так хотелось посидеть в тишине, помечтать, представляя себе Верочку в белом халатике… – Вызывайте своих криминалистов, я вам покажу.
Пришлось Бармину признаться в некоторых своих знаниях и умениях. Оба следователя оживились необычайно, и тут же припахали его к исследовательской работе, за которой они и отправились к тому злополучному холму, где обнаружился раненый Иван.
Особо стараться и блистать умениями не пришлось – земля весенняя, влажная, нежная, все следы как на чистом листе отпечатались, и картина выходила такая: за каким-то чертом этот Иван поднялся на вершину бугра, где и был сражен непонятной пулей. Упал и скатился к подножию холма, где пострадавшего обнаружила Вера. Вычислили приблизительную траекторию, откуда прилетела пуля. Вот и все поисково-исследовательские действия на данный момент.
Остается ждать, когда закончится операция и врачи напишут официальный отчет, в котором укажут, под каким углом, куда вошла в тело пуля и где именно застряла. Дальше чистая математика и милицейские, то есть, пардон, теперь уже полицейские рутинные дела – рост потерпевшего, положение, в котором он стоял, помогут вычислить траекторию полета пули. Затем понадобятся данные из сценариев и протоколов мероприятия: кто именно находился в этом квадрате, пойдет проверка на совпадение оружия, из которого могли выстрелить, – до фига, конечно, им проверять придется, но не сотни стволов все же. И вычислят по номеру ствола человека, кому он был вручен на время реконструкции. Это в лучшем случае, ну а если пуля иного калибра… это уже пусть полицейские разбираются, что тут имело место: простое головотяпство, чей-то идиотизм или преднамеренное действие.
А он, Егор, чем мог помог отечественной мил… тьфу ты, полиции, а теперь бегом назад, к госпиталю, и Василия предупредить да и пообедать бы не помешало…
К госпиталю он вернулся не один, а в сопровождении все тех же двух следователей, и так же рядком они снова уселись на инсталляционную лавку, так как им сообщила медсестрица молодая, что операция прошла успешно, раненый жив, уже зашивают, сейчас врачи выйдут.
Ну, вот и слава богу!
И правда, вскорости – следователи докурить не успели – из госпитальной палатки вышел здоровый такой, крепкий мужик лет за пятьдесят, в медицинском костюме, видимо тот самый Виктор Аркадьевич, а за ним и Верочка, тоже в зеленой медицинской робе – рубашке с короткими рукавами и брючках. Следаки повскакивали, Егор остался сидеть, стараясь незаметно рассмотреть Верочку в новом образе врача. Хорошо смотрелась она и в этом образе, по крайней мере стало понятно, что она стройненькая и ладненькая, при груди такой достойной, а подробностей, увы, и за этим балахоном не разглядеть, к тому же девушка почти сразу устало села на лавку рядом с Егором. Доктор тоже устало опустился на освободившееся место.
– Как он? – первым спросил о главном следователь полиции.
– Тяжелый, но пока жить будет, а там как бог даст, – откидываясь на палаточный брезент спиной, ответил доктор. – Вот тютелька в тютельку вы его принесли, еще бы немного, и все, конец бы парню, не вытянули.
– Это Вера Степановна его спасла, – разулыбался довольно военный следователь.
– Откуда отчество знаете? – резко, подозрительно спросил доктор.
– Следователь я, из военной прокуратуры, мы это мероприятие курируем, как сообщили о ранении, мы сразу дела подняли… – без дальнейшей детализации пояснил мужчина.
– Понятно, – снова расслабился Виктор Аркадьевич и кивнул: – Это точно, Верочка его спасла, – и, чуть наклонившись вперед, посмотрел на Егора и добавил: – И вот этот товарищ, не знаю вашего имени.
– Егор Бармин, – представился Егор и протянул руку сначала Верочке, сидевшей рядом, заглянул ей в глаза и уточнил: – Исполнял роль комбата капитана Звягинцева, героически погибшего после того, как в третий раз поднял своих солдат в атаку.
– Вера Брацкая, – представилась она в свою очередь, вложила в протянутую руку свою узкую, но сильную и теплую ладошку и ответила на его взгляд: – Исполняла роль никому не известной медсестрички-санинструктора.
Не-а! Усталость и напряжение ни при чем! Ее глаза были такого же насыщенного удивительного темно-синего цвета, какими он их увидел первый раз и запомнил. Ну надо же!
Егор аж тормознул, удержав дольше положенного ее ручку в ладони и продолжая заглядывать в глаза, но она осторожно потянула ладошку к себе, и он тут же подал руку дальше – через нее доктору.
– Виктор Аркадьевич Васильев, – представился тот.
– Очень приятно, – искренне ответствовал Бармин.
Принялись представляться следователи, потом посыпались перезревшие в их терпении вопросы к Васильеву, тому пришлось встать с большой неохотой и пригласить их в палатку госпиталя, видимо, чтобы дать официальное заключение.
– Он хороший доктор? – спросил у Верочки Егор, теперь уж совершенно спокойно, неспешно и с удовольствием рассматривая ее.
Симпатичная и очень, и даже больше чем симпатичная – сдержанная такая, истинная красота русской глубинки, ничего и намеком нет от яркой экзотичности или восточности – белая кожа, не поверите: румянец! Свой, натуральный, здоровый румянец! Прямой тонкий носик с еле заметной, только намеком, горбинкой, губки… Ну, это он уже оценил по достоинству, бровки ровными дугами, правильной овальной формы личико, светло-русые волосы, собранные в строгий пучок на затылке. Здорово!
– Лучший, – тихо ответила она после небольшой паузы.
– Что? – был грубо вырван из своих фантазий Бармин.
– Вы спросили, хороший ли он доктор, – напомнила Верочка, поджав губки в сдерживаемой, понимающей улыбке, – а я ответила: лучший. Он ужасно талантливый, я подозреваю, что гений.
– Понятно, – вернулся в реальность Егор и спросил: – А вы тоже доктор, хирург?
– Нет, – ответила Верочка, и он мог поклясться, что где-то в глубине ее синих глаз полыхнула не то боль, не то обида, но она быстро спрятала это чувство, справилась с собой и пояснила: – Я операционная медсестра.
– Понятно, – повторил он как-то совсем глупо.
– Зато старшая, – добавила Верочка…
И улыбнулась! И вот тут Бармин поплыл! От улыбки ее лицо словно осветилось внутренним светом, задором, в глазах скакнула пара чертиков, а на левой щечке обозначилась ямочка, делая девушку потрясающе притягательной, с неким флером таинственности. Охренеть!
– Наверняка вы тоже талантливый медик, – утвердил, а не спросил Егор.
– Наверняка, – удивив его искренностью и отсутствием принятого в таких случаях жеманства скромности, согласилась она. Они так и смотрели друг другу в глаза, и Веру что-то неведомое подтолкнуло вдруг на откровенность. – Всегда мечтала стать врачом. С детства. Все девочки с куклами играли в семью, в маму-папу, детей, а я всегда только в больницу. У меня был такой игрушечный медицинский чемоданчик с инструментами, и я ставила всем уколы, градусники раздавала. А когда мне было лет семь, бабушка сшила для меня белый докторский халат и шапочку, ну, тут совсем родне туго пришлось, заделалась я доктором, и каждый вечер всю семью лечила, с важным видом прием проводила и рецепты выписывала.
– Я бы хотел на это посмотреть, – улыбнулся Бармин, сразу же представив себе маленькую Верочку в белом халатике с очень серьезным личиком, и спросил, хоть и понимал, что не надо бы: – А почему врачом не стали?
У нее изменилось лицо, словно потухло. Егор ругнул себя мысленно, собрался исправить ситуацию, сказать что-то легкое, шутливое, но…
– Вера! – выглянул из-за брезентового полога палатки Васильев. – Иди к нам.
– Ну, прощайте, Егор Бармин, – поднимаясь с лавки, Верочка протянула ему руку. – Спасибо вам за помощь. Если бы не вы, Иван мог умереть. Пока бы я его еще доволокла…
О проекте
О подписке