Вера устроилась в областную больницу операционной сестрой. Они переселили бабушку в их с мамой квартиру, бабушкину жилплощадь сдали, а Вера набрала себе подработки, и после смены ездила по квартирам пациентов и ставила капельницы. И тащила на себе все хозяйство, и устраивала маму в какие только можно лечебные центры и программы, пользуясь своими служебными связями и положением, пробила для нее через Минздрав инвалидную коляску.

Диагноз неутешительный. Никакие реабилитационные мероприятия и процедуры не помогали. Требовалось несколько дорогостоящих операций, как у нас в стране, так и за рубежом.

Год прошел. И Вера поехала в Москву отчисляться из института. Страшнее решения об отчислении в ее жизни была только та авария – девушка словно себе приговор подписала на пожизненное заключение. Она говорить не могла, когда декан, увидев ее в коридоре, взял за руку, привел к себе в кабинет, усадил и потребовал:

– Рассказывай! – и, не услышав ответа, возмутился: – Ты не можешь, права не имеешь вот так взять и бросить институт! У тебя дар, талант, ты лучшая ученица на курсе, а разбрасываешься этим, ради чего?!

И первый раз с момента аварии Верочка заплакала и принялась рассказывать, захлебываясь слезами, словно тонула в трясине безвыходности и потерянной окончательно мечты. Нет у нее теперь своей жизни.

Василий Николаевич подсел рядом, не успокаивал, совал в руку бумажные салфетки одну за другой, сам слезы пару раз вытер и ждал, когда Верочка выплачется.

Поплакали. Потом проговорили больше часа.

Он очень помог Верочке – договорился с одним уникальным доктором, нашим, российским, о том, чтобы тот прооперировал Евгению Максимовну при минимальной оплате. Но даже минимальная эта сумма оказалась неподъемной!

Вера было сунулась за компенсацией, которую присудили выплатить виновникам аварии, – да какое там! Присудить-то им присудили, да кто ж даст! Вот бегают приставы за папанями тех двоих, да сейчас, как же! – у тех кабинеты, охрана и вообще они важные чиновники областного значения!

К черту! Тратить силы, время, здоровье на них – пусть удавятся! Бог их рассудит.

Продали бабушкину квартиру. Пришлось Верочке уволиться и отвезти маму через полстраны в клинику к тому знаменитому доктору. Да, далеко не все лучшие специалисты работают в Москве. Но то, что они к нему попали, это такая удача, это просто подарок небес и замечательного человека, декана ее факультета!

Около двух месяцев мама проходила лечение, а Верочка находилась с ней. Евгении Максимовне провели несколько операций, весьма удачных, и теперь настал самый важный и тяжелый момент – долгий реабилитационный период с ежедневными процедурами, специальными занятиями и тренировками. А это море терпения, преодоления себя каждый день, и специалисты на дому и в центре, в который, кстати, добраться надо колясочнику-то!

И это деньги, деньги, деньги…

Теперь уж ни продавать, ни сдавать было нечего. Вера пересмотрела программу маминых реабилитационных планов, пошла на специальные курсы прямо в больнице, где работала, отучилась и большую часть занятий взяла на себя. И не позволяла себе жалости, когда видела, как мамочке больно, как она устала и иногда отчаивается – обнимались, плакали, жалели друг друга – и продолжали упражнения. Так и жили.

И динамика положительная стала более и более заметной. И в этот момент приехала как-то навестить родителей Милка, Верина где-то даже подруга, ну, это ровно настолько, насколько Мила понимала дружбу.

Вера с Милкой были одноклассницами и соседками по дому. Точнее, семья Милы жила по соседству с бабушкой, а так как Вера проводила довольно много времени у бабули, с Милкой они считались подружками. Ну, не ругаются, учатся в одном классе, значит, подружки. Как-то так.

На самом деле Милку звали Милена. Ее мама решила, что у девочки должно быть уникальное, редкое имя, чтобы она выделялась и обязательно стала счастливой. В результате этих благих намерений ребенка с детского сада кроме как коровьей кличкой Милка по-другому и не называли. Проигнорировали красоту имени пролетарские дети, а девочка не смогла себя так поставить, чтобы не проигнорировали. Впрочем, во-первых, Милку мало интересовали окружающие и их мнения, а во-вторых, это нисколько не помешало ей более-менее удачно пристроиться в жизни, ну, по крайней мере, не бедствовать и кое-чего достичь. Уж получше большинства бывших одноклассников, это точно.

Их дружба особо не закрепилась, потому что, во-первых, Вера ушла после девятого класса в колледж, а последние годы в школе самые важные для закрепления дружбы. Ну и, во-вторых, и, пожалуй, в главных, у Милки понятие дружбы было весьма своеобразное и, как правило, сводилось к тому, что удобно и выгодно лично ей. Но она молодец, никогда не скрывала такого расчетливого подхода к отношениям с людьми, никогда не пыталась приукрасить эту свою позицию житейскую, придать ей некую красивую обертку, не подставляла и не мошенничала с людьми. Использовала в открытую.

Милка уехала в Москву за два года до Веры, которая тогда еще училась в колледже, сразу после школы, поступила в институт культуры, закончила его, став специалистом по проведению развлекательных программ, каких-то шоу, что-то в этом роде. Одним словом, все, что мы видим на концертах, во всяких шоу-программах, а также закрытые и не очень мероприятия богатых и известных – вот устраивать и организовывать такое и было специальностью Милки.

Окончив институт, она осталась в Москве, что естественно с ее-то энергией и амбициями, не назад же возвращаться. При этом за время учебы девушка успела поработать на многих «площадках», как они это на профессиональном сленге называют, и обзавелась деловыми знакомствами и связями. Вот в том, что Милка пробьется в самые высшие круги и карьеру сделает, Вера не сомневалась ни минуты – умела подруга не только расчетливой быть, но и общаться с людьми, становиться им полезной, словом, имела массу нужных черт характера.

Она уже находилась пусть не в середине, но точно в одной третьей пути наверх, когда встретился ей некий «попутчик» Влад. Мужик тридцати пяти лет, удачливый богатый бизнесмен, имевший множество знакомств среди медийного бомонда и политиков, некоторые из которых кое-чем, а то и многим ему были обязаны. Разумеется, женат и имеет двоих детей. Встретились они с Милкой на одном из великосветских мероприятий, и, что называется, нашли друг друга.

Надо заметить, что никакой тяги к проституции для достижения своих больших целей у Милы не имелось. Девочка она хоть и расчетливая, но, самое главное, умная и прекрасно понимала, да и примеров навидалась в той среде, где работала, что этот путь временного, и, как правило, быстро проходящего успеха. И уж если торговать телом, то делать это разумно, рассчитав все возможные выгоды. Влад оказался именно тем мужчиной, который на этом этапе ее жизни мог очень сильно помочь в продвижении ее карьеры, знакомя с нужными людьми, а попутно еще и материально улучшить уровень ее жизни.

Через неделю Милена уже жила в огромной квартире, снятой для нее, а через два месяца ездила на новенькой, не то чтобы дорогой, но таки и не дешевой машинке.

Большую часть московской биографии подруги Вера знала, так как они хоть редко, но встречались, когда она училась в Москве, а о новых изменениях в своей жизни Милка рассказала ей, когда они встретились в кафе, куда она пригласила Веру посидеть после работы.

– Я вот что подумала, – перешла к делу после вступительной части Милка, – переезжай-ка ты, Вера, ко мне в Москву.

– Мил, ты же знаешь… – начала было Вера, но Милка ее перебила:

– Ты тоже знаешь, что благотворительность – не мое кредо, – совсем по-деловому заговорила она. – Влад снял мне квартиру у своих друзей, которые уехали на несколько лет работать в Европу. Квартира удобная, престижная, в центре, но очень большая. Он оплачивает мне уборщицу, но довольно скромно, он вообще деньги считать умеет и прижимист бывает, так что она только убирает, и ничего больше не делает, это совсем других денег стоит. А я и весь этот быт… ну ты знаешь, это не мое. Но в беспорядке тоже жить не могу, да и Влад любит комфорт и уют. Вот о тебе и подумала в первую очередь.

– Предлагаешь к тебе уборщицей устроиться? – усмехнулась Верочка.

Грустно усмехнулась. А потому как если за действительно хорошие деньги, и побольше того, что она сейчас зарабатывает, то и уборщицей пошла бы! Плакала бы втихаря по ночам от отчаянья и безнадеги, но пошла бы!

– Нет, конечно, – даже удивилась такому вопросу Милка. – Я предлагаю тебе поселиться со мной, за квартиру ты, естественно, платить не будешь, все оплачивает Влад, но и бесплатно проживать тоже, сама понимаешь, не получится. Ты возьмешь на себя все хозяйство. Ну, там, что купить надо, постирать-погладить, за вещами моими следить и так далее. Обсудим в деталях, если согласишься. Я все понимаю про Евгению Максимовну и Василису Мироновну, поэтому и делаю тебе это предложение. Я кое-что выяснила через знакомых. Если ты устроишься работать в московской клинике, то зарабатывать будешь в несколько раз больше, чем сейчас. А я тебе помогу, Влада подключу, если надо.

– Ничего себе, – поразилась такому предложению Вера и уточнила прямым текстом: – Мил, тебе на фиг это надо? Твой Влад и квартиру снял, чтобы ему никто не мешал проводить время с любовницей, на кой черт вам там квартирантка?

– Да не будешь ты нам мешать, – отмахнулась Милка, – там такая планировка, что ни ты нас не увидишь, не услышишь, ни мы тебя за редкими исключениями, о которых мы договоримся заранее. А насчет зарплаты, так я точно тебе говорю. Теть Жене теперь не требуется сиделка и такой уход, как раньше, справятся они и одни с Василисой Мироновной. А ты зато нормально зарабатывать станешь и обеспечишь их уж получше, чем сейчас.

– Ну, вообще-то у нас большой прогресс, – улыбнулась радостно Вера, – мама встает, стоит по нескольку минут.

– А я о чем, – быстро перебила Мила, она вообще не любила слушать о чужих проблемах и вникать в них. – Справятся они вдвоем?

– Думаю, справятся, – ответила Вера, прикинув в уме, кого сможет нанять им в помощь.

Но давать согласие подруге не спешила. Обдумывала предложение, с мамой и бабушкой вечером все обсудили на кухне.

– Езжай, Верочка! – воодушевилась Евгения Максимовна идеей и перечислила пункты «за»: – Пенсию по инвалидности мне платят, мама пенсию получает, я скоро ходить начну и уже поговорила с девочками, они мне учеников подкинут.

– Каких учеников? – поразилась необычайно Вера.

– Да я тебе рассказывать пока не хотела, – призналась мама. – Я уж третий месяц английский язык восстанавливаю, ты же помнишь, что я языком владела. Вот все думала, как тебе помочь, и решила заняться репетиторством на дому. А что, чувствую я себя сносно, пару учеников спокойно смогу принять…

– Мама! – перебила возмущенно Вера. – Какие ученики? Тебе восстанавливаться надо, заниматься! Да и справляюсь я, не бедствуем мы, на все хватает.

– Вот что, Вера, – строгим, наставительным тоном остановила ее возмущение мама. – Просто так сидеть дома инвалидом я все равно не стану. Ходить начну в ближайшее время, занятий не оставлю, но я молодая женщина и хоронить себя без дела в четырех стенах не намерена. Для начала займусь репетиторством, попробую, а там посмотрим, как пойдет. А ты непременно езжай в Москву, может придумаешь, как закончить институт, с Василием Николаевичем поговори, может подскажет, как это сделать. А мне тут мама поможет.

– Я помогу! – бодро отозвалась бабушка и, глядя на удивленное лицо внучки, добавила: – Мы справимся, Веруша, обещаю никаких хворей!

Но прежде чем дать согласие Милке, Вера, хоть уже все решила, поставила подруге свое условие:

– Мил, я соглашусь при определенных условиях. Ни ты, ни твой Вадим не будете воспринимать меня как приживалку, как обслуживающий персонал и как человека, по гроб жизни вам чем-то обязанного. Если ты хочешь, чтобы я вела хозяйство, то никаких приказов и наставлений ты давать не станешь. Ну, пожалуй, кроме начального этапа, пока мы будем разбираться, что и как заведено у тебя в доме. Но как только я освоюсь и возьму все в свои руки, вариант барыня-служанка не возникнет. Тебе придется объяснить это своему Вадиму.

– Да я ничего другого не ожидала и не думала тебя прислугой нанимать! – отмахнулась Мила. – Ты, Вер, никогда, ни при каких условиях не будешь обслуживающим персоналом, даже если полы мыть станешь или ноги богатым мужикам. У тебя врожденное достоинство, как у дворян прошлого. Всегда этому завидовала, – вздохнула Милка и пожаловалась: – Из меня все плебс прет, приходится с ним бороться и контролировать. А ты у нас королева всегда была, осанка, подбородок вверх, и вроде никакой надменности и пренебрежения к людям, а повыше, повыше стоишь и на расстоянии. Как у тебя это получается? – Вдохнула расстроенно, а выдохнула уже по-деловому.

И они принялись обсуждать детали их совместного проживания. Как говорится, договариваться на берегу.

Первое, что отметила Вера, войдя в квартиру, это то, что она странной планировки, второе – действительно большая. У хозяев апартаментов было двое детей, старшая девочка и сын, с большой разницей в возрасте. Квартира делилась широкой прихожей на правую и левую части, левая, в которой и поселилась Вера, принадлежала старшей дочери. Левая часть получалась отдельным жильем и состояла из двух комнат: спальной и не очень большой гостиной, оборудованной для подростково-молодежной компании друзей девочки. То есть там имелась небольшая барная стойка, удобные кресла-диваны трансформеры, которые можно убрать, освобождая место для танцев, и, естественно, телевизор и музыкальный центр. А рядом душевая комната и туалет. Длинный коридор вел в центральную часть, где располагалась большая кухня-столовая, за ней главная гостиная, напротив нее хозяйская спальная, рядом детская и в торце помещения большие ванная и туалетные комнаты.

Левая, девичья, часть отделялась от остальной квартиры дверью. Так что Милка оказалась права – помешать друг другу они не могли – дом старый, звукоизоляция достойная. К тому же в барном закутке гостиной, предназначенной Вере, имелся маленький холодильник, электрический чайник, встроенная электрическая плита на две конфорки и раковина с краном. Считай, полная автономия.

Влад оказался таким тертым ушлым мужиком тридцати пяти лет, немного заплывшим жирком, рыхловатым от малоподвижного образа жизни и любви к ресторанному гурманству с достойным вином. Первые месяцы между ним и Верой возникло несколько напряженных моментов, но они довольно скоро пришли к взаимопониманию и выстроили свои отношения, которых, надо признать, практически-то и не было, на ровной, уважительно отстраненной основе.

Первым делом, приехав в Москву, Вера записалась на прием к своему декану. Василий Николаевич встретил ее очень радушно, чаем угостил, расспросил, как продвигается реабилитация мамы, какие достижения, а узнав, что Вера вернулась в Москву, оживился пуще прежнего.

– Это очень хорошо, Вера! – обрадовался он. – Надо прикинуть, может, мы что-то сможем сделать, чтобы ты закончила институт!

Вера поделилась планами насчет работы в хорошей клинике и надеждами на зарплату, и даже спросила, не подскажет ли он, куда лучше попробовать устроиться.

– Не надо тебе в клинику, – подумав, сказал Василий Николаевич. – Зарплаты там и в самом деле достойные, но конкуренция высокая. Там же от проведенных операций и процедур деньги начисляют, поэтому тебя к ним допускать будут редко и то к малобюджетным, свои кадры есть, да и не берутся они за все подряд. А в больших профильных клиниках для узкоспециализированных операций тоже постоянные кадры имеются. А тебе практика нужна и желательно по всему возможному спектру травм и заболеваний. – И тут декан оживился: – А знаешь, я тебя к своему приятелю в Склиф определю, в экстренную хирургию! То, что надо! Ты имеешь право ассистировать при необходимости, а он тебя многому научит, и практики там завались, устанешь учиться!

Вот так с легкой руки Василия Николаевича Вера и пришла в Склиф к Виктору Аркадьевичу, который сразу отправил ее в отдел кадров, с которым уже все обсудил и договорился, а потом уж…

– Будьте добры на собеседование, посмотрим, что там Васька в вас такого особенного узрел!

Собеседование не состоялось. Или можно считать, что состоялось? Когда Верочка спустилась на первый этаж и уже собиралась войти в ординаторскую, по громкой связи объявили о доставке пострадавших, дверь распахнулась, и, отодвинув ее в сторону, один за другим торопливо вышли медики.

Вера потянулась за ними, посмотреть, что происходит у стойки приемного и как тут работают.

– Что стоишь? – на ходу крикнул ей Васильев. – Помогай принимать, большая авария на МКАДе. – А кому-то в сторону: – Валя, дай ей робу!

Через три минуты, которые заняло переодевание, Вера уже была в общем котле приема и распределения раненых и пострадавших.

– Диагностируй! – кричал ей Васильев, слушал ее вердикт и снова строго требовал: – Какие оперативные действия?

Когда всех приняли и распределили по операционным, процедурным и палатам экстренной помощи, а Вера переоделась в свою одежду, ее нашел Васильев и удивился:

– А что ты здесь?

– Переодеваюсь, – расстроилась такому ужасному вопросу Верочка, решив, что не подошла она им и сейчас ей откажут в месте.

– Уже пять минут назад должна у завотделением сидеть и график дежурств получать! – строго отчитал он.

– Вы меня берете? – обалдело уставилась на него девушка.

– Я еще из ума не выжил упустить такого специалиста, – усмехнулся ее растерянности Васильев, как-то по-отечески положил руку ей на плечо и пообещал: – А насчет того, как тебе институт закончить, подумаем. Василий сказал, ты талант. А пока я тебя подучу.

Вот уже почти два года она в Москве. Мама все уверенней ходит, уже и на улицу выходить начала и все-таки взяла двоих учеников, больше ей не по силам пока, и то для них с бабушкой подспорье. Институт так и остался несбыточной мечтой, которая все меркнет и меркнет тающим миражом, по мере того как течет незаметно-стремительно время. Смонтировать и состыковать хоть как-то необходимость зарабатывать и очное обучение ни у Веры, ни у замечательного человека Василия Николаевича никак и не получается. Через несколько месяцев ей двадцать восемь лет стукнет, и что дальше с учебой?..

Шестой, самый сложный курс. Вера его уже наизусть знает, штудируя в свободное время учебники и чьи-то старые конспекты лекций, которые дал ей Василий Николаевич! Но сдать экзамены экстерном ей не разрешил ректорат.